Стервы - Джиллиан Ларкин

— Она у меня последняя, так что выбирать не приходится.

— Значит, вам очень-очень хочется курить.

— Я готова докурить эту, если, конечно, вы не предложите мне что-нибудь получше.

Он помог ей подняться с пола.

— Надеюсь, вам больше нравятся без фильтра.

Они пробрались по узенькому проходу к двери в соседний вагон. Здесь Клара чуть задержалась, чтобы из-за тесноты им пришлось прижаться друг к другу. Разгадав ее маневр, Д-20 ослепительно ей улыбнулся, и ямочка на его подбородке вдруг напомнила Кларе о другом юноше.

О нем. О парне, который остался в Нью-Йорке. В которого она так горячо (и так трагически) влюбилась. И от которого она…

— Рад, что у нас совпали взгляды: только такие сигареты и стоит курить, — прошептал ей на ухо Д-20, протягивая руку к ее блузке. Клара перехватила эту руку, как раз когда поезд сильно качнуло. Молодого человека отбросило назад.

— Мне следовало сразу понять, что вы из тех девушек, кто любит жесткую игру, — съязвил он, снова приближаясь к ней.

Клару передернуло от отвращения. Там, на Манхэттене, она никогда не отказалась бы пофлиртовать с симпатичным незнакомцем. Но это было тогда. Теперь ей необходимо отдохнуть от прежней жизни. От парней, этих отвратительных, бездушных существ, которые умели вознести ее сердечко на вершину блаженства, а потом безжалостно его растоптать. Теперь Д-20 уже казался ей отталкивающим. Она ведь даже не знает его. Или это себя она не знает?

— Полагаю, я не из тех девушек, о которых вы подумали, — сказала она, выскользнула из его рук и ушла.

***

Клара остановилась посреди вестибюля с двумя чемоданами и отвисшей челюстью. В особняке Кармоди она бывала только в раннем детстве и просто не могла себе представить, что он настолько похож на настоящий дворец. Здесь поместился бы весь тот жилой дом в Гринич-Виллидж, где она снимала комнатку, да еще осталось бы свободное место.

Ожидая, когда тетушка выйдет ее встретить, Клара бродила вдоль стен, разглядывая скучную череду портретов, в конце которой висело громадное зеркало в позолоченной раме. Мельком она уловила свое отражение и отшатнулась: лицо напоминало чистый холст — ни теней на веках, ни яркой помады на губах, ни накладных ресниц. Она не выспалась, и веки вокруг серо-голубых глаз припухли, а под ними залегли фиолетовые мешки. Волосы цвета светлого меда висели сейчас тусклыми тощими прядками, сливаясь с цветом лица: оно было покрыто не той, что надо, бледностью — не фарфоровой, как на картинах Боттичелли, а землистой, нездоровой. До сих пор Клара не осознавала, как тяжело отразился на ней минувший месяц.

В горле заклокотало от нарастающего гнева, и она поспешно отвела глаза от зеркала. Ее бывший дружок — если он заслуживает даже такого названия — сидит сейчас, скорее всего, в ресторане гостиницы «Уолдорф»[14], потягивает виски, смеется, а о Кларе даже не вспоминает. А она стоит вот здесь, изгнанная из Нью-Йорка, с мешками под глазами, и до сих пор не может его забыть. Это надо прекращать. Сию минуту.

— Клара, милочка, это ты? — Тетушка стояла на верхней площадке величественной лестницы. Господи, что это она надела? Такое впечатление, что тетю проглотило какое-то чудище, сплошь покрытое темной гофрированной бортовочной тканью.

— Здравствуй, тетушка Би, — проговорила Клара самым умильным голоском. — Как я рада тебя видеть!

Тетушка Би спустилась по ступенькам и сдержанно обняла племянницу. Отстранившись, внимательно всмотрелась в лицо Клары.

— Ну, милочка, тебя и не узнать совсем. Какой ты стала… женщиной!

— Я всего на год старше Глории.

— А вот ведь как интересно получилось — замуж-то она выходит первой, — откликнулась на это тетушка. Клара не сомневалась: эта колкость была рассчитана на то, чтобы досадить ей. — Ты, должно быть, утомилась после дальней дороги. Клодина, горничная Глории, распакует твой багаж и…

— Нет! Я сама распакую! — Это Клара почти выкрикнула. Она не могла решить, что хуже: если горничная обнаружит бутылку джина или если найдет диафрагму[15]. Правда, к помощи последней она вроде бы не собиралась прибегать. — Я хотела сказать, что мне хочется распаковать вещи самой, — добавила она уже тише.

— Как хочешь. — Тетушка недоверчиво вздернула бровь. Клара догадывалась, что родители рассказали тетушке Би о ней почти все, но до конца уверена в этом не была. — Давай выпьем по чашечке чаю, пока не вернется Глория. Это даст нам чудесную возможность познакомиться заново.

И тетушка провела ее по бесконечному коридору в гостиную, отделанную панелями из красного дерева. На столе были искусно расставлены заварочный чайник, кофейник, вазочки с пирожными и разнообразными миниатюрными сэндвичами, чашечки и блюдца. Служанка ожидала распоряжений. Тетушка, дядя и кузина были нуворишами[16], это-то Кларе было известно. А нувориши, в отличие от тех, кто разбогател уже давным-давно, имели склонность выставлять все (и себя в том числе) напоказ.

Тетушка жестом показала, чтобы Клара села рядом с нею.

— Сегодня вечером я даю скромный обед в честь жениха Глории.

— Ах да, я так рада, что наконец увижу его, — сказала Клара. — Конечно, только потому, что я приехала помогать в подготовке их свадьбы.

Улыбка тетушки Би погасла.

— Со мной нет нужды притворяться, девочка. Нам обеим совершенно ясно, что я сделала величайшее одолжение, согласившись принять тебя здесь.

Клара поперхнулась своим кофе.

— Ты говоришь так, будто я приблудная собачонка…

— При данном положении вещей, милочка, ты ненамного лучше собачонки. — Тетушка Би понизила голос и почти что прорычала: — Мне все известно о том, что произошло в Нью-Йорке. Абсолютно все.

Клара ощутила, как внутри у нее все похолодело. То, что на самом деле произошло в Нью-Йорке, было совершенной тайной для всех, кроме ее соседок по квартирке. Даже родители не знали. Выпивка, джаз, знакомства с мужчинами, тюремная камера — об этом знали все вокруг. Но вот Задира… ладно, подружки никогда никому об этом не расскажут. Они дали торжественную клятву. А тетушка, несомненно, блефует.

— Тетушка Би, я, право, не знаю, о чем это ты говоришь.

— Не нужно хитрить со мной, Клара. Мне все известно о том, что тебя арестовали и ты провела ночь в нью-йоркской городской тюрьме.

— А-а, вот вы о чем. — Клара вздохнула с облегчением. Не то чтобы она как-то гордилась проведенным в тюрьме временем, но тетушка Би, по крайней мере, не была посвящена в самую страшную тайну.

— Это дело серьезное, — продолжала тетушка, взмахнув рукой. — Глория — моя Глория — ничего не знает о том, что ты целый год грешила. И я твердо намерена и дальше держать ее в неведении.

— Я тоже, тетушка Би, — заявила Клара. — Я твердо намерена оставить этот «год греха» в прошлом.

— Меня ты так легко не проведешь. Хромого только могила исправит.

— Вы хотите сказать: «горбатого»?

— Я хочу сказать то, что сказала! — Тетушка с резким звоном опустила чашку на блюдце.

— Но ведь я и вправду изменилась. Например, ты только посмотри, как я одета, — возразила Клара, указывая на розовенькую блузку, застегнутую до самой шеи.

Тетушка откашлялась.

— Я искренне надеюсь, что поведение у тебя не такое легкое, как эта дешевая блузочка. Если же окажется, что я ошибаюсь, то с чистой совестью посажу тебя на первый же поезд из Чикаго.

— То есть назад, к родителям? — неуверенно спросила Клара.

— То есть, — сказала тетушка Би после хорошо выдержанной паузы, — в женскую исправительную школу штата Иллинойс. Школу-интернат для таких пропащих, как ты.

— Но ты, наверное, шутишь, тетушка! — воскликнула Клара, приложив руки к груди.

— Я уже получила все указания от твоих родителей. Они перевели тамошней директрисе необходимую сумму, что обеспечивает тебе место там в любой момент на протяжении года. Вот до какой степени я не шучу. — Тетушка подбирала каждое слово так тщательно, словно выбирала насыпанные на серебряное блюдо конфеты. — Подобной участи ты, разумеется, можешь избежать, если поможешь сделать так, чтобы Глория Кармоди без малейших осложнений стала Глорией Грей. Это тебе понятно?

— Да, мэм. — Клара так и не поняла толком, что подразумевала тетушка: разве помолвка не совершена, как полагается? И правда ли, что родители заплатили авансом за то, чтобы отправить ее в исправительную школу, даже не сказав ничего ей самой? Как они могли так поступить? Клара хотела было расспросить тетушку поподробнее, но тут почувствовала, как ее начинает мутить. Кофе, виски, выкуренные сигареты, съеденные в поезде бутерброды — все это перемешалось в желудке, и если она не исчезнет отсюда в ближайшие 8,2 секунды, оно окажется на роскошном персидском ковре, покрывающем пол в гостиной.