Академик Ландау; Как мы жили - Кора Ландау-Дробанцева

— Уже перевалило за сто часов.

— Очень большая угроза закупорки вен. Немедленно убрать капельницы, зашить вены, питание и воду вводить через носовой зонд. Рецептуру питания я напишу; все измельчать до консистенции жидкой сметаны, пропуская через пищевой комбайн, шприцем нагнетать в тонкий резиновый носовой зонд.

При более тщательном изучении больного профессор Кунц сказал: "Жизнь больного несовместима с полученными травмами. Он умрет, он обречен, протянет еще сутки, не больше. Задерживаться мне нет смысла, я оставил своих больных, которым я нужнее". На следующий день Зденек Кунц улетел, но свой кратковременный визит в Москву, к Ландау, он нанес в такой критический момент и дал очень ценные советы!

Сразу после введения воды в желудок заработали почки, пошла моча и унесла азотные шлаки, грозившие потушить едва теплившуюся жизнь Дау. "Моча пошла", — так отвечали дежурные физики по телефону из больницы № 50. А за стенами больницы, в Москве, в студенческих общежитиях, где кипела молодая жизнь, юный парень на свидании с любимой тоже сообщал: "Знаешь, у Ландау уже пошла моча".

Рассвет нового дня я встретила, сидя у телефона, надеясь, что Дау придет в сознание, и этот черный аппарат сообщит мне радостную весть. Утром накормила сына завтраком, он ушел на работу, ему было 15 лет. В тот год, когда сын заканчивал восьмой класс, в школе был введен одиннадцатый год обучения. Я сразу решила, что для моего сына это неприемлемо, он перестал учить уроки с 6-го класса, оставляя портфель за дверью в передней, меняя утром книги по расписанию.

— Гарик, ты не учишь уроки, но почему у тебя отличные отметки?

— Мама, а зачем учить то, что учитель говорит в классе?

Только по литературе — устойчивая тройка, но этой тройке предшествовал звонок по телефону. Дау снял трубку.

— Я говорю с отцом Игоря Ландау?

— Да.

— Я хочу поставить вас в известность, что вам необходимо обратить внимание на ужасный почерк вашего сына.

— Ну что вы, я видел, как он пишет, и ничего не нахожу. Вы бы посмотрели, как пишу я!

— И потом, ваш сын плохо пишет сочинения. Если средний ученик пишет сочинения в два листа, то ваш сын на любую тему пишет только полстраницы.

— А зачем нужно разливать лишнюю воды по страницам тетради? А как с грамотностью у моего сына?

— Пишет он грамотно.

— Благодарю за ваш звонок. Я доволен успеваемостью сына. Советую вам, не придавайте большого значения каллиграфии, в наш век это не так уж важно.

Сам Дау в последнем классе школы написал сочинение на тему "Образ Татьяны в поэме Пушкина "Евгений Онегин": "Татьяна Ларина была очень скучная особа". В сочинении только шесть слов, получил, конечно, единицу, однако это не помешало ему как физику!

Комнаты сына и Дау были рядом, на втором этаже нашей квартиры. Дау занимался только дома. От личного кабинета в институте он отказался: "Заседать я не умею, а лежать там негде". Семинары он проводил в конференц-зале. О науке разговаривал с физиками, студентами и посетителями дома, в фойе института или прохаживаясь по длинным институтским коридорам, а в теплые времена года прохаживаясь по территории института.

— Коруш, я пошел в институт почесать язык.

Это значило, что его кто-то ждет, он будет разговаривать о науке или будет кого-нибудь консультировать. Занимался же настоящей наукой он только в одиночестве, лежа на тахте, окруженный подушками. Созрел как ученый, что называется, в собственном соку. В те годы общение с иностранными учеными было не в моде, а физиков его класса у нас в стране не было. Он почти всегда находился в состоянии творческого напряжения, истощая себя всепоглощающей силой гениального мышления, поражая своим изможденным видом, забывая поесть, теряя сон. Только огненные глаза горели жаждой жизни, жаждой познания, жаждой творчества!

Когда родился сын, я оставила работу. У меня на руках было два младенца. Сын рос, обещая стать взрослым, ну а Даунька был вечным младенцем. С ним забот было куда больше. Его теловычитание заставляло тщательно следить за питанием. Обед ровно в три часа. С помощью телефона разыскиваю его по институту.

— Дау, ты почему не идешь обедать? Уже половина четвертого.

— Корочка, ты что-то путаешь, я уже обедал.

— Так, интересно, где и что?

— Что — забыл, а обедал, конечно, дома.

— Очень интересно, но ты зайди домой, проверим.

Через несколько минут влетает в кухню: "Как вкусно пахнет! Оказывается, ты права, я действительно голоден". Как-то в начале лета 1955 года сын на даче заболел. Приготовив завтрак для Дау, я поднялась к нему наверх, он принимал ванну.

— Даунька, с дачи звонил врач. Гарик опять заболел, и я срочно туда еду. Ты скоро спустишься завтракать? На столе в кухне все горячее. Смотри, не задерживайся.

— Через пару минут буду внизу.

— Даунька, запомни, на моей половине стола я все приготовила тебе для обеда, там и подробная инструкция, в какой последовательности, что и как все это есть.

— Ты там так долго собираешься быть?

— Не знаю, в каком состоянии Гарик. Если не вернусь к ужину, найдешь все в холодильнике.

Из ванны Дау вынул звонок из института. Его ждали иностранцы. Конечно, он забыл заглянуть в кухню, а в 16.00 у него была лекция в МГУ. Освободившись от иностранцев, он, не заходя домой, сел в ожидавшую его машину. В 18.00, возвращаясь из университета, в машине он почувствовал себя плохо: "Понимаешь, Коруша, мне вдруг стало дурно. Я испугался, и тебя как назло нет. Подумал, если ты еще не вернулась, лягу в постель и вызову врача. Перепугался ужасно! Когда приехал, заглянул в кухню, тебя нет. Но я увидел еду на столе и вспомнил, что у меня с утра не было, что называется, маковой росинки во рту!".

Гарику уже три года. Поднимаюсь к нему в комнату наверх, стараюсь идти очень тихо, чтобы не услышал Дау, с воспитательной целью, сделать сыну замечание, но Дау уже тут как тут: "Коруша, почему ты вмешиваешься в личную жизнь ребенка? Ты ему хочешь испортить детство? Почему ты прежде всего, перед тем как войти в комнату, не постучала, не спросила разрешения войти? Гарик, приучи маму к культурному обращению, запирай свою комнату на ключ, смотри, как легко запирается, раз — и закрыто. Теперь открой — видишь, как легко. Пусть мама не мешает тебе играть". В результате, в 12 часов ночи окно в комнате Гарика освещено. Я сижу у его двери на полу и плачу. Гарик спит на полу одетый. Слышу, пришел Дау:

— Коруша, почему Гарик не спит? Я видел в его комнате свет.

— А ты иди сюда, наверх, загляни в замочную скважину.

— И давно он так спит?

— Очень.

— А что делать?

— Пойди к Шальникову и попроси помощи. Я боюсь сильно стучать и кричать, можно перепугать ребенка.