Неугасимый огонь - Биверли Бирн

Сразу же после захода солнца, едва Бенджамин успел произнести аминь, по единственной дороге Мухегорды застучали лошадиные копыта. Всадников было одиннадцать. К седлам были привязаны мушкеты, а в руках они держали хлысты. Хлысты были длинными и очень прочными – над ними трудились большие умельцы, и когда хлысты рассекали воздух, это был звук смерти. При виде этих страшных-страшных грабителей жители деревни бросились прятаться кто куда, но всадники уже пустили в ход свои хлысты. В мгновение окна ими были обезглавлены двое: женщина и маленький мальчик. Старик, у которого Бенджамин снимал угол, закричав, бросился к мертвому ребенку. За ним бросился наездник, размахивая смертельным оружием. Сыромятная плеть срезала старику ноги выше колен, словно они были из воска. Земля не успевала принять в себя лившуюся кровь. Запах крови, вопли людей, детский плач раззадоривал лошадей, которые, встав на дыбы, затаптывали жителей деревни. Это был вихрь смерти.

Карлос и Хоселито наблюдали за происходящим сверху.

– А ведь я знал, что что-то произойдет, – шептал Карлос.

– Фанта, посмотрев мою ладонь перед тем, как мы уезжали из Севильи, сказала мне, что поездка закончится бедой…

– Фанта только и знает, что врать. Она всегда выдумывает.

– Ты такой же легковерный, как и эти чужаки, – от страха Хоселито весь дрожал. – Заткнись лучше! Пока нас никто не обнаружил, здесь мы в безопасности.

На Мухергорду опустилась тьма, но деревня вдруг осветилась. В одной из хижин вспыхнул пожар: горели тюфяки, деревянная мебель и прочая домашняя утварь. Пламя, бушевавшее в хижине, через двери и окна вырвалось наружу и продолжало свой безумный танец, охватывая близлежащие дома. Спасаясь от огня люди выбегали прямо под копыта лошадей и становились легкой добычей бандитов. Языки пламени лизали тела тех, кто не мог уже подняться. В воздухе стал ощущаться запах горелой плоти.

Верховодил этой кровожадной бандой, очевидно, рыжеволосый и рыжебородый всадник с непокрытой головой. У него была самая крупная из всех белая, без единого пятнышка лошадь. Пламя пожара бросало отсветы на его бороду и волосы, казалось, будто сами они горели. Он гарцевал на своем скакуне и потерявшие рассудок кампезинос метались между копытами его коня и бушевавшим огнем.

– Я голоден, – хрипло кричал он. – Я хочу сырого мяса.

Услышав этот призывный клич, Карлос побледнел. У него пересохло в горле и он едва мог говорить.

– Хоселито, это Эль Амбреро?

– Да.

– Dios mio.[4] А правда, что он ест человечину?

Хоселито пожал плечами:

– Говорят.

Банда Эль Амбреро была самой опасной в окрестности. Предводитель банды начинал свои налеты с призыва: «Я голодный», поэтому он получил кличку Эль Амбреро, то есть Голодный.

Кровавая бойня не утихала. Зловещий Эль Амбреро не унимался: его взгляд упал на женщину и моментальным взмахом хлыста он рассек ей одежду, а вторым – отрезал обе ее груди. Крики и вопли людей приобрели еще более ужасную окраску. Теперь в них слышались животный страх и предсмертная агония.

На эту картину человеческих страданий смотреть без содрогания было невозможно. Карлос и Хоселито лишились дара речи, они дико таращили глаза и уже были не в состоянии воспринимать то, что происходило внизу, как реальность. Но это было еще не все… И когда рыжеволосый демон спрыгнул с коня, чтобы подобрать отрезанные груди, а затем стал вгрызаться в них зубами, перед глазами Карлоса поплыл туман, из его груди вырвались рыдания, и, схватившись за голову руками, он опустился на дно пещеры. Его охватила жуть. Хоселито же еще смотреть был в состоянии. Он видел как Эль Амбреро, закинув голову, хохотал. Кровь стекала у него изо рта вниз по бороде, окрашивая ее в темно-красный цвет.

Когда начался этот кошмар, Бенджамин и Софи находились в хижине на краю деревни. Пожар до них еще не добрался. Бенджамин понимал, что нужно бежать, но дверь из хижины выходила прямо на улицу, а там бесчинствовали бандиты. Прижав к своей груди Софи, чтобы она ничего не видела, он стоял у окна не в силах отвести взор от леденящей душу сцены. Бенджамин чувствовал, как дрожит тельце Софи.

Выпученные глаза Эль Амбреро блуждали по толпе и остановились на грудном ребенке, которого мать прижимала к себе. Мгновение спустя несчастное дитя было разорвано на куски. Бенджамин задохнулся от подступившей к горлу тошноты, его всего затрясло. Его руки безвольно опустились вниз и, высвободившись, Софи стала смотреть в окно на разыгрывающуюся дьявольскую сцену.

– Софи, – простонал он. – Софи, иди ко мне, не смотри на это.

Он обнял девочку и прижал к себе с большой нежностью. Она больше не плакала и даже не дрожала. Напротив, теперь она была неподвижна и холодна, как кусочек льда.

– Боже мой, Боже мой, что я наделал, – шептал старик.

Это было признание своей вины и мольба о пощаде.

На улице по-прежнему стоял крик, теперь началось надругательство над женщинами. И этим видом насилия бандиты владели в совершенстве. Они не позволяли себе удовольствия обладания женщиной до тех пор, пока их жертва оказывала сопротивление. И лишь доведя ее до состояния, когда сама мысль о сопротивлении была невозможна, тешили свою плоть.

Бенджамин заставил себя повернуться лицом к ужасающей реальности. Нет, никакой ангел не спустится с небес для того, чтобы забрать их отсюда. Если Софи суждено было спастись, то только он обязан вытащить ее из этого пекла. Надо заставить себя выйти из хижины, решил старик. Именно сейчас, когда бандиты ничего не замечают. Да, это был единственный шанс для них. Он взял Софи на руки, завернул ее в плащ и чуть ближе подошел к двери. Дальнюю стенку хижины уже лизали языки пламени. Прижимаясь спиной к стене, уповая на то, что ее тень хоть чуть-чуть скроет их, Бенджамин покинул хижину.

Карлос с трудом пришел в себя. Деревня горела, и он в отблесках пламени увидел мужчину с ребенком на руках, который пытался выбраться из деревни.

– Хоселито, посмотри вон туда, налево, – обратился он к партнеру. – Видишь?

– Да. Старик с девочкой. Им выбраться не удастся. – Его слова были начисто лишены эмоций.

Здесь они были в полной безопасности. Но еды раздобыть им еще не удалось, а живот Хоселито давал о себе знать.

Выйдя из дома, Бенджамин остановился, раздумывая, что делать дальше. Софи неподвижно, как неживая лежала у него на руках. Скорее всего, девочка была без сознания. У него не было возможности сейчас ею заниматься. Ему страстно хотелось убежать, раствориться, исчезнуть из этой проклятой Мухегорды. Бежать от всего этого куда глаза глядят. Было безумием надеяться на то, что им удастся выбраться из деревни незамеченными. О себе Бенджамин уже не думал. У него на руках был ребенок, любимая его внучка, и он должен был что-то предпринимать.