Мужчина и женщина. Цена одной ошибки - Роберт Енгибарян

По отношению к Ирине Иван Ильич чувствовал себя бесконечно виноватым. Как человек, как личность она несравнимо превосходила легкомысленную, порой лживую Лауру, но они люди разных поколений и, что особенно важно, представляют различные социальные группы. Ирина начитанна, воспитана в интеллигентной среде, играет на пианино, неплохо разбирается в музыке, литературе, живописи. Может, из-за своей женской ненужности и опустошенности она старалась забыться с помощью алкоголя? Может, в ней проявилась так часто встречающаяся в русских людях склонность утопить свое горе в вине? Возможно, и так, но он, Иван Ильич, профессор, интеллигент, своей похотью, своим эгоизмом, даже животно-телесным эгоизмом, толкнул жену на одиночество и душевные страдания. А может, сейчас за закрытыми дверьми Ирина лежит мертвой? «О Боже, не накажи меня так строго, я слаб, я совершил грех, думал только о себе и забыл о ближнем! Ирина, моя Ирина ни в чем не виновата, только слабая и безвольная, но честная и порядочная».

– Ирина, дорогая, – закричал он вдруг, – открой дверь, прошу, умоляю!

– Успокойся, – послышались легкие шаги Ирины. Хриплым сонным голосом она спросила:

– Ты что, Вань, истерику устраиваешь? Сейчас помоюсь и выйду.

Иван Ильич бурно обнял ее, не обращая внимание на сильный запах идущего от нее винного перегара, осыпал поцелуями ее опухшее лицо:

– Милая, любимая, у нас будет новая светлая жизнь, вот увидишь, я обещаю.

– Что с тобой, Ваня? Ты что, выпил? Не похоже на тебя.

Последний воскресный день уходящего лета. Завтра начнутся занятия в институте. Первым делом надо принять на работу новую лаборантку вместо ушедшей в декретный отпуск Лауры. Она пока оформилась на год, но объявила, что через год, а может и два, выйдет на работу. Лаборантский труд довольно заметный в деятельности кафедры, особенно в процессе организации и оформления расписаний, составления исходящих документов. Поэтому эта должность долго оставаться свободной не может. Сейчас на это место срочно надо подыскать подходящую кандидатуру. «Последние деньги, что потратил на даче и передал Лауре для подготовки свадьбы, меня совсем посадили на мель, – с горечью констатировал Иван Ильич. – Надо опять работать сверх нагрузки или увеличить число абитуриентов, ведь других источников зарабатывания денег у меня нет. К сожалению, к приемным экзаменам я доступ не имею, там можно было бы что-то заработать. Но с внедрением этого дурацкого ЕГЭ денежные потоки от высшей школы перешли в руки сотрудников Министерства образования федерального и регионального уровня, школьных учителей, других технических работников, имеющих отношение к организации ЕГЭ. Идиоты, забили последний гвоздь в гроб образовательной системы России. Выпускники школ не знают, кто такие Петр I, Ленин, Наполеон и на каком континенте находятся Франция или Америка. Художественные произведения студенты, да и преподаватели почти не читают. Растет поколение плохо информированных и духовно бедных людей».

Звонок в дверь прервал нерадостные мысли Ивана Ильича. Пришла дочь Эмилия с внучками, десяти и восьми лет.

– Пап, – быстро начала она, – а где мама? Еще у себя? Хорошо, ладно. Возьмите детей к себе, я очень тороплюсь. Если смогу, заберу их сегодня. Если нет, они останутся у вас, тогда я утром сразу от вас отведу их в школу. Накормите их, они голодные. Если что, позвоните на сотовый, – и исчезла.

Дети, привыкшие к такому распорядку воскресного дня, быстро скинули с себя школьные ранцы и переоделись в домашнюю одежду. Через пять минут старшая внучка смотрела свою любимую программу по телевизору, а младшая в кабинете Ивана Ильича, сидя в его кресле, рисовала. С опухшим, угрюмым лицом из своей комнаты вышла Ирина.

– Вань, – не смотря в его сторону, виноватым голосом обратилась она к нему, – сходи в супермаркет, купи два цыпленка и рис, хочу сварить для детей бульон с рисом и поджарить цыпленка с картошкой, еще, пожалуйста, купи фруктов и сыр разных сортов. Возьми еще две бутылки белого вина, лучше «Шардоне», как-никак сегодня воскресный день.

Иван Ильич надел джинсы, куртку и вышел на улицу. Погода была не солнечная, но теплая. Людей и машин было меньше обычного, что напомнило ему о Москве советских времен, тихой и удобной для прогулок, посещения музеев и кино. Жаль, азиатизация мира заметно коснулась и Москвы. Из страны уехали российские немцы и евреи, успешные русские и средняя техническая интеллигенция, ставшие лишними на своей родине. Вместо них столицу осваивают огромные потоки людей чужой культуры и внешности, очень удобных на первых порах для низкооплачиваемой работы. Скоро в стране останутся только чиновники и силовики, нефтяники и газовики, и еще обслуживающий их среднего уровня медперсонал и учителя. Печально. «Ввходные и праздничные дни, – размышлял Иван Ильич, шагая в сторону супермаркета, – самые тяжелые для меня, не знаю, чем себя занять. В остальные дни работа поглощает все мое время. Ведь другие живут так же, и как будто ничего, на жизнь не жалуются, как я. Получается, что с уходом лукавой Лауры у меня ничего личного не осталось. Понимаю, что нарушаю привычные представления морали, но мне тоскливо, даже очень тоскливо. Неужели я как мужчина никому уже не нужен? Впереди старость, одиночество и скука. Всю жизнь я был примером для своего окружения. В школе был первым отличником, окончил ее с золотой медалью, в институте отличником и именным стипендиатом. Мои товарищи гуляли, веселились, встречались с девушками, расходились, находили других. Я трудился, писал отличные курсовые и рефераты, ждал и верил, что найду единственную любовь. На старших курсах мне было стыдно признаваться друзьям, что я еще девственник, обманывал их небылицами. Поступил в аспирантуру и через два года защитил кандидатскую диссертацию. Но не имел ни близких друзей, ни подруг. Заведующий кафедрой, добрый интеллигентный профессор пригласил меня к себе домой, потом на дачу и фактически инициировал мою женитьбу на своей дочери Ирине. Она была хоть и не первой красавицей, но очень обаятельной. Высокая, стройная, с открытым интеллигентным лицом, веселым и легким нравом. Ирина понравилась мне сразу, и через несколько недель я уже не мог представить мою жизнь без нее. Я думал, что не смогу влюбиться, но Ирину полюбил искренне и самозабвенно. Впервые я узнал женщину и был счастлив. Родились дети, но лет через 15–20 я понял: чего-то мне не хватает. По-видимому, в первую очередь огорчало однообразие московской жизни. Когда дети были еще маленькие, я организовывал рыбалку или лыжные походы, а потом перестал – слишком много хлопот. Гостей на дачу мы раньше часто приглашали, но это отнимало много времени и энергии, да было и не особенно интересно. Одни и те же люди, одни и те же разговоры, иногда кто-то из моих друзей еще и напивался. Приходилось его оставлять на ночлег, беспокоиться, как он утром доберется на работу. Великая радость – оставаться наедине со своими книгами. Это пришло ко мне после 45 лет. Но когда я уединялся в своем кабинете, Ирина безумно тосковала. Я понимал, что каждый этап жизни ставит перед человеком новые задачи, новое восприятие мира и человеческих отношений. Самое главное, когда человек и его окружение меняются гармонично, их мироощущение продолжает, хотя бы в главном, совпадать. Но к великому сожалению, люди развиваются и меняются по-разному, даже родные и самые близкие. Много хороших друзей молодости я потерял именно потому, что наше развитие и жизненные интересы пошли разными путями. Встречаешься со старым другом, и оказывается, что, кроме воспоминаний, между вами ничего общего. Жаль, что так случилось и в нашем с Ириной случае. Я усердно работал, писал книги. У меня были международные конференции, командировки, симпозиумы, встречи. А она ограничилась только домом и детьми, при этом все время требовала от меня каким-то образом поменять ее жизнь. Может, я просто из той категории людей, которые не могут быть счастливыми и дать счастье другим. На моих глазах Ирина постепенно стала другим человеком – невеселым, раздражительным, замкнутым. Если о чем-то и разговаривали, то только о детях. Что сломалось в нас, чего не хватало для счастья – я трудно представляю и сейчас, хотя в общих чертах ответ у меня есть. А может, я просто не понимаю, что я счастлив. А может, это и есть счастье. И как могла ничем не выдающаяся, худенькая Лаура так возбудить во мне страстного ненасытного самца? Может, сознание, что я сожительствую с девушкой на тридцать с лишним лет моложе меня, моложе моей дочери, что я нарушаю общепринятую мораль, придало мне новые импульсы для удовольствия и наслаждения. Не двигало ли меня тайное влечение первородного греха, наподобие вкушающей запретный плод Евы, изгнанной из рая. Ведь если вдруг обнаружится тайная сторона моей жизни, общество может меня изгнать из условного моего рая, я потеряю уважение своего окружения, буду вынужден уйти с работы, разрушится семья. Преувеличиваю. Возможно, с молоденькими девушками вступают в интимные отношения тысячи, миллионы взрослых успешных мужчин, и ничего, им это сходит с рук. Однако есть одно правило, и его надо блюсти. Исключить скандалы, шум, недовольство другой стороны, не допустить возникновения таких причин».