Полное каре - Чингиз Абдуллаев

Дронго прошел дальше. У окна беседовали двое мужчин. Хватило одного взгляда, чтобы понять, кто это такие. Выделялся Айдар Досынбеков. На нем безукоризненно сидел смокинг, несмотря на его коротковатые ноги. Мешки под глазами выдавали его возраст, ему было уже далеко за пятьдесят. Красивые волосы были аккуратно уложены. На безымянном пальце левой руки красовался крупный перстень с большим бриллиантом. С ним разговаривал Ниязи Кафаров, прилетевший из Баку. Он был выше среднего роста, с одутловатым, словно опухшим, лицом с немного выпученными глазами. Уже редеющие седые волосы были коротко подстрижены. У него болела шея после долгого перелета из Баку, и он постоянно вертел головой, словно разминаясь перед ответственной игрой. Еще двое мужчин стояли чуть в стороне, очевидно готовые подойти к собеседникам в случае необходимости.

Один из них был Антонио Ковелли, личный секретарь Айдара Досынбекова. Высокий, худощавый итальянец с красивым, очень запоминающимся лицом, неуловимо похожий на молодого Алена Делона. Второй был помощником Кафарова, он прилетел с ним из Баку. Он никогда не отходил от своего босса, ибо был даже не помощником, а скорее телохранителем. Тельман Аскеров работал со своим боссом уже несколько лет. К достоинствам Тельмана можно было отнести его спортивные достижения, среди которых была и бронзовая медаль чемпионата Европы по борьбе. Кроме того, он немного говорил по-немецки, так как провел в Германии больше трех лет, до того как устроиться на работу к Ниязи Кафарову. Несколько экзотическое имя Тельман появилось в Азербайджане с конца тридцатых годов: детей называли им в честь лидера немецких коммунистов. Только у Эрнста Тельмана это была фамилия, а в СССР она стала именем. С тех пор в Азербайджане и осталось имя Тельман. С той лишь небольшой разницей, что у немцев ударение делалось на первом слоге, а у азербайджанцев на последнем.

Кафаров разговаривал со своим собеседником, осторожно оглядывая зал, словно опасаясь появления здесь посторонних лиц. Дронго сдержанно улыбнулся. Любого крупного чиновника можно сразу узнать по этому настороженному взгляду. Он словно опасается внезапного удара, который может получить в любой момент. На самом деле такие люди уже давно ничего не боялись. Их страшило только одно – немилость президента, из-за которой они могли лишиться своего поста, а соответственно и денег, связей, положения в обществе, то есть потерять все, что они имели. Лишение должности часто означало не просто карьерный крах. Почти сразу следовало закрытие всех предприятий и частных фирм, имеющих отношение к этому чиновнику, начинались серьезные налоговые и таможенные проверки. Все прежние друзья на всякий случай предпочитали не брать телефон, когда им звонил такой бывший чиновник; лишенный правительственной связи, он словно оказывался в вакууме. Одним словом, лишение должности означало разорение и крах всего созданного с таким трудом благополучия. Хуже того, правоохранительные органы, словно сорвавшиеся с цепи псы, начинали донимать ранее неприкосновенного чиновника своими проверками и придирками, стараясь отщипнуть от его богатства и свой законный кусочек. И пока чиновник не разорялся окончательно, его добивали изо всех сил.

Дронго огляделся. Бибилаури беседовал с высоким мужчиной, очевидно, одним из организаторов игры. Внешне незнакомец был похож на итальянца или француза. Интересно, где находится Чеботарь. Едва Дронго подумал об этом, как увидел невысокого мужчину, стоявшего у одного из столиков. В руках у мужчины был высокий бокал, которым он очень умело закрывал свое лицо, разглядывая всех остальных. Седые волосы ежиком, очень внимательные глаза, густые брови, круглая голова плотно сидела на широких плечах, у одного из самых известных игроков явно была очень короткая шея. Или ее вообще не было.

Петр Чеботарь внимательно следил за входом, словно отмечая всех появлявшихся. Минут на пятнадцать опоздал Шульман, вошедший в зал в компании нескольких человек, очевидно своих соотчественников. Они говорили по-английски и по-французски. Обратившись к Шульману, кто-то называл его по имени. Шульман был высокого роста, почти как Дронго. У него был вытянутый нос, большие, словно расплющенные и прижатые к голове уши, острый подбородок. Короткая бородка, усы. Волосы были гладко зачесаны назад. Ему было лет сорок пять, не больше.

Последним, уже в половине восьмого, в зал ресторана вошел тучный мужчина лет сорока. У него были лохматые светлые волосы, длинные ресницы, нос пуговкой. Взглянув на него, вы сразу могли предположить, что это славянин – украинец или русский. Тарас Маланчук принадлежал к той часто встречающейся категории бывших советских людей, которых не могли «испортить» ни хорошо сшитый смокинг и наличие миллионов на своих счетах в банке, ни даже владение иностранными языками. Смокинг сидел на нем очень плохо, бабочка съехала куда-то в сторону, брюки постоянно приходилось подтягивать, даже несмотря на подтяжки. А вместо лаковой обуви, полагающейся в таких случаях, на нем были итальянские туфли типа «инспектор», что никак не вязалось с его смокингом. Появился он один, без помощников. Очевидно, Маланчук предпочитал путешествовать в одиночку.

Дронго увидел, как подобрался Чеботарь при появлении Маланчука, как убрал свой бокал, внимательно наблюдая за этим игроком. Стараясь оставаться незамеченным, Дронго обошел зал, приближаясь к Чеботарю сзади. Он успел подойти совсем близко, собираясь что-то спросить, но Чеботарь, даже не поворачивая головы, опередил его, негромко спросив:

– Вы хотите познакомиться или будете за мной тоже следить?

– У вас хорошо развито боковое зрение, – сказал с восхищением Дронго, – я думал, что вы даже не смотрите в мою сторону.

– Такая профессия. Нужно видеть все, что происходит по сторонам. Шея у меня короткая, приходится работать глазами, – усмехнулся Чеботарь, по-прежнему не поворачивая головы.

Дронго встал рядом с ним.

– Говорят, что у Пеле было такое зрение, – вспомнил он, улыбнувшись, – и это позволяло великому футболисту видеть все поле.

– Не слышал, – улыбнулся в свою очередь Чеботарь, – но сравнение лестное. Вы, очевидно, тот самый знаменитый эксперт, о котором я много слышал. Уже успели обойти зал. Интересно, какие у вас впечатления? Можете поделиться?

– Судя по всему, Омар Халид человек эмоциональный и вспыльчивый. Херцберг, наоборот, спокойный и выдержанный. Такие два разных полюса. Айдар Досынбеков, наш главный соперник, – мужчина, безусловно, умный, внимательный, хорошо просчитывающий ситуацию. Его собеседник – Ниязи Кафаров, – весьма амбициозный, сильный, умелый игрок. Хотя, если блефовать уверенно и долго, он может не выдержать, скажется нервное напряжение, которое он постоянно испытывает на его нынешней службе.

– Очень интересно, – наконец повернул голову Чеботарь. – А остальные?

– Романишин стоит несколько в стороне. Я не знаю, кто его спутницы, но в таком молодом возрасте должны быть и другие интересы, кроме карточной игры. Если он так в ней увяз, то это довольно опасно и для его психики, и для его окружения.

– Что вы скажете о нашем нанимателе?

– Мне не нравится слово «наниматель». Но он, очевидно, получил слишком сильный удар два года назад, если так неистово хочет отомстить.

– Он потерял тогда полтора миллиона евро. Выиграл четыре и должен был забрать весь выигрыш. Поставил пять с половиной, имея три дамы, и был уверен, что побьет Айдара. А у того оказались три короля. Можете себе представить, какой это был удар, ведь еще один король был на руках у самого Бибилаури. Он был уверен, что здесь что-то нечисто, и оказался прав. В прошлом году Айдар Досынбеков снова выиграл, и я понял, что ему помогает Ионас.

– Но сейчас Ионаса нет?

– Уверен, что нет. Но есть кто-то другой.

– Шульман или Маланчук?

– Пока не знаю. Думаю, что Шульман, но не уверен. Нужно проверить. У нас есть еще полтора часа до игры.

– Вы раньше их не видели?

– Если бы видел, то кое-что знал бы о них. У меня фотографическая память, иначе я бы не мог запоминать две колоды карт.

– Действительно. Я забыл о вашей специализации, – иронично согласился Дронго, – тогда будем следить за обоими. А помощники игроков могут оказать им какую-нибудь помощь?

– Нет. Это практически невозможно. Иначе каждый игрок сажал бы рядом с собой такого специалиста, как я. Когда можешь просчитать все карты, играть просто неинтересно. Почти точно знаешь, у кого и какие карты могут быть. Поэтому никого из посторонних в зал не пускают. Чтобы вас пустили в игровой зал, нужно быть членом клуба казино Монте-Карло. Легче стать космонавтом. А таким, как я, – лучше вообще не светиться. Обратите внимание, что Маланчук пришел один. Это дурной знак. Либо он так уверен в своем превосходстве, либо он просто наивный дурачок, решивший попытать счастья в игре с такими «зубрами». Я буду внимательно следить за обоими.