Возгорится пламя - Афанасий Коптелов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, а учитель? Что же он?
— Я не заметил, куда он исчез в тот день… Иногда встречаемся на улице. Поповское влияние не выветрилось. Это не вдруг. И не так-то легко. Поп, как положено, преподает «закон божий». Но учитель есть учитель. Как бы там ни было, а от него останется в деревне след.
— Знаешь, Володя, — Надежда прислонилась щекой к его плечу, — я тоскую по школе. Часто вспоминаю нашу питерскую воскресно-вечернюю… С какой бы я радостью…
— Считай, что у тебя уже есть ученик.
— Да… Но мне бы к детям. Сейчас бы…
Пламя угасло. Они набрали сухих хворостинок и, положив в костер, сели плечом к плечу.
— Когда-нибудь сварим здесь обед? — спросила Надежда.
— Обязательно сварим. Утиный суп! Я научился.
— А приедет в гости Марья Александровна… твоя мама, — поправила себя Надя. — И мы все, — две мамы и мы с тобой, — сюда…
Владимир обнял ее. Она, не договорив, положила голову ему на плечо.
Они долго молчали. И не слышали ни шума леса, ни птичьих голосов.
5
В воскресенье 10 мая они сидели в маленькой горнице за письменным столом, друг против друга.
По-разному поскрипывали их перья: одно — быстро и порывисто, чтобы успеть за молниеносной мыслью, другое — медленно, плавно и по-учительски ровно. Они писали прошения исправнику о том, что им необходимы удостоверения или выписки из их «статейных списков», где указано время и место рождения, а также отмечено самое необходимое для венчания — «холост», «девица».
Владимир уже сложил свое прошение вчетверо, а Надежда не написала и половины.
— Закончишь — запечатаешь, — сказал он, взял лист почтовой бумаги. — Сейчас — маме.
— И я напишу. Обещала — в день приезда, а вот уже трое суток, как мы здесь. Даже неловко.
— Не волнуйся, Надюша. Почты-то все равно не было.
Слегка склонив голову к левому плечу, Владимир писал:
«Приехали ко мне наконец, дорогая мамочка, и гости… Я нашел, что Надежда Константиновна высмотрит неудовлетворительно — придется ей здесь заняться получше своим здоровьем».
Крупская, закончив прошение, тоже принялась за письмо:
«Дорогая Марья Александровна! Добрались мы до Шушенского, и я исполняю свое обещание — написать, как выглядит Володя. По-моему, он ужасно поздоровел, и вид у него блестящий сравнительно с тем, какой был в Питере… Увлекается он страшно охотой, да и все тут вообще завзятые охотники, так что скоро и я, надо думать, буду высматривать всяких уток, чирков и т. п. зверей».
За пером Владимира бежали слова:
«Ужасно грустно только, что ничего хорошего о Мите не привезено!»
Он перевернул листок, и Надя, взглянув на него, продолжала чуть быстрее:
«Володя остался очень неудовлетворен моими рассказами о всех вас, нашел, что этого очень мало, а я рассказала все, что знала».
Помня, что Мария Александровна порывается приехать к ним, они, не сговариваясь, повели речь об этом. Надя написала:
«Дорога в Шушу совсем неутомительна, в особенности, если нет надобности сидеть в Красноярске, а еще сулятся, что с июня месяца пароход будет до Шуши. Тогда будет и совсем хорошо. Так что если вам удастся выбраться сюда, то ехать будет ничего себе. А в Шуше очень хорошо, на мой взгляд, лес, река близко».
И Владимир тоже не забыл рассказать о дороге:
«От Минусинска до Шуши 55 верст. Рейсы здешние пароходы совершают неправильно: расписания нет, но вообще раз установится навигация, — вероятно, будут ходить более или менее правильно и без экстраординарных проволочек. Очень и очень бы хотелось, чтобы тебе удалось сюда приехать, — только бы поскорее выпустили Митю».
На секунду оторвавшись от письма, Владимир подпер щеку рукой, задумался. От Москвы до Красноярска — десять дней да тут еще — дня четыре. Мать может успеть к свадьбе!
И опять склонясь над листом, продолжал писать:
«Да, Анюта спрашивала меня, кого я приглашаю на свадьбу: приглашаю всех вас, только не знаю уж, не по телеграфу ли лучше послать приглашение!! Н.К., как ты знаешь, поставили трагикомическое условие: если не вступит немедленно (sic!) в брак, то назад в Уфу. …мы уже начинаем «хлопоты»… чтобы успеть обвенчаться до поста (до петровок): позволительно же все-таки надеяться, что строгое начальство найдет это достаточно «немедленным»…»
Пока он отыскивал конверт да надписывал адрес, Надежда вывела последнюю строчку: «Ну, целую всех, Марку Тимофеевичу и Дмитрию Ильичу мой поклон», — и вложила письмо в тот же конверт.
6
Однажды во время завтрака Надя напомнила:
— Володя, я жду, когда ты дашь мне свои «Рынки»[1].
— Когда отдохнешь.
— Правильно, — подхватила Елизавета Васильевна. — Вы лучше идите-ка в лес. Погуляйте. Тебе, Надюша, надо поправиться.
— Вы все — об одном и том же. Как сговорились. Да я чувствую себя великолепно. И никакой мне отдых не нужен.
— Выпей вот еще. — Мать хотела пододвинуть свой стакан молока дочери, но Владимир удержал ее руку:
— Зачем же свой? — Он вышел в кухню к Варламовне и вернулся с полной кринкой. — Вот добавочное.
Надя, смеясь, прикрыла ладонью пустой стакан:
— Себе наливай. И маме еще…
— Нет, нет. — Он пытался приподнять ее руку. — Начнем с тебя.
— Если дашь рукопись.
— Хорошо. Но ты будешь только читать. А переписывать — позднее. Когда по-настоящему отдохнешь. Договорились? Вот и отлично.
Они перешли в соседнюю горницу, и Елизавета Васильевна закрыла дверь. Владимир за своим письменным столом склонился над книгой Веббов, перевод которой нужно было закончить к августу.
Надежда, получив первую главу «Рынков», села на стул у открытого окна. Начала читать неторопливо, как бы подчеркивая наиболее значительные места. Но уже на второй странице остановилась и, поворачиваясь к столу, скрипнула стулом.
— Володя! — заговорила вполголоса. — Извини, что отрываю…
— Пожалуйста, пожалуйста, Надюша. Придирайся к каждой странице, к каждой строчке, к слову…
— Может, я ошибаюсь. Но мне показалось… Вот у тебя написано: «При натуральном хозяйстве общество состояло из массы однородных хозяйственных единиц…» Дальше в скобках: «(патриархальных крестьянских семей и феодальных поместий)»… А почему бы не вспомнить о пресловутой общине? Ты же всегда о ней…
— Пожалуй, ты права. Дай-ка сюда.
Взяв листок, он между строчек добавил три слова: «примитивных сельских общин».
— Продолжай с той же строгостью.
— А ты представь себе, что я — самая рядовая читательница и со всей этой премудростью знакомлюсь впервые. Да я и в действительности…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
