Война и мир Ивана Грозного - Александр Тюрин

Борьба с перманентной внешней угрозой облагораживала русскую власть, укрепляла связь государства с населением.

Однако Русь Речная все же проигрывает схватку со Степью задолго до знаменитого монголо-татарского нашествия. Прерывается балтийско-черноморский путь и балтийско-каспийские пути, бывшие экономической основой этого государства. Население мало-помалу тянется по речным бассейнам с черноземного и плодородного юго-запада на бедные суглинки и субпесчанники северо-востока Русской равнины. Немаловажным фактором, стимулирующим отток населения в северо-восточное Залесье, являются насилия княжеской дружины и постоянные княжеские усобицы. Русские князья не стесняются привлекать для решения своих споров половецкие орды, а уж половцы воюют, как умеют, грабя и захватывая рабов. В этом они – стахановцы.

Немногочисленное население (едва ли больше миллиона) размазывалось по обширнейшим территориям, это создавало еще одну традиционную проблему Русской земли. Малая плотность населения будет тормозить развитие страны вплоть до появления индустриальных транспортных технологий.

Фактор протяженности и трудности коммуникаций (реки замерзают зимой, дороги превращаются в топь весной и осенью) ослаблял, а то и просто разрывал организационные связи, затруднял концентрацию трудовых усилий, мешал формированию общерусского рынка. У местных властей возникало естественное желание – пойти по наиболее легкому пути и добиться локальной управляемости за счет разрушению единого государства.

Этот древнерусский сепаратизм первой волны имел более негативные последствия, чем феодальная раздробленность на западе Европы. За счет больших пространств и постоянной вовлеченности грабительской Степи мы получили не западную феодальную пирамиду с отношениями оммажа-вассалитета, а систему взаимного истребления.

Поскольку Русская земля считалась коллективно-долевой собственностью клана Рюриковичей, то каждый Рюрикович мог претендовать на престол другого Рюриковича, для чего входил в коалиции с третьими Рюриковичами, привлекал внешние силы, от кипчаков до поляков, и пытался умаслить торговую верхушку в интересующем его городе, потому что она контролировала народное собрание (вече).

В XII веке некоторые города уже настолько окрепли, что сами нередко подбирали себе князей, словно менеджеров, и вели себя, как властители, по отношению к подчиненным городам, так называемым пригородам. (Например, Владимир был пригородом Суздаля, а Москва пригородом Владимира). Приговор веча в старшем городе было законом для всех его пригородов. «На чем старшие сдумают, на том и пригороды станут». Младшие города старались освободиться от власти старших городов и обзавестись собственным князем, своим, так сказать, топ-менеджером, который олицетворял бы их самостоятельность.

Например, Владимир-на-Клязьме боролся за свою независимость от старшего города Ростова, происходило это в виде отстаивания «своих» князей, Михаила и Всеволода Юрьевичей. Пригороды выходили из-под власти старших городов при помощи князей, которым также не хотелось подчиняться князьям старших городов.

Не только князья, но и дружина были в массе своей потомками давних и не очень давних пришельцев из-за моря, руси и варягов. Их усадьбы были наполнены рабами.

Потомками варяжских гостей были и купцы, из которых составлялась верхушка русских городов. Варяжские купцы покупали у князей и дружинников рабов, которые, увы, нередко относились к подвластному славянскому населению.

Впрочем, кипчакские завоевания XI–XII вв. сделали одно доброе дело для становления единой русской народности. Кочевники, перекрыв южный конец балто-черноморской «трубы», остановили экспорт славянских рабов, которым до того занималась варяго-русская торгово-военная знать и, в особенности, киевские князья. Отныне этим будут заниматься сами кочевники.

Вместо прежнего коллективного сбора дани дружинники стали получать от князей земли, которых обрабатывали рабы, долговые рабы-закупы или зависимые крестьяне-смерды. Особенно рабство было распространено в Поднепровье и Новгороде. После поражения Суздаля в войне против новгородцев в 1169, пленных суздальцев продавали в Новгороде по 2 ногаты за человека – это был четырехдневный заработок новгородского батрака. Баран, к примеру, стоил 6 ногат.

Тип крупного землевладения с использованием рабского труда был тогда распространен и во многих странах, и в соседней Польше, и в Западной Европе, где на франкскую знать работали бесправные сервы, ничем не отличающиеся от римских рабов-колонов.

От руотси-русских князей и варяжской дружины произойдет боярство, родовая аристократия, с которой придется схлестнутся московским самодержцам в период становления централизованного государства.

На северо-востоке, куда стало уходить поднепровское население задолго до монголов, начал потихоньку формироваться другой тип государственности, представленный в XII веке Андреем Боголюбским.

Таким образом, Русская земля была расколота не только «по горизонтали», на удельные княжества, но и «по вертикали», на верхушку варяго-русского (балтийского) происхождения и славянское простонародье. Это «царство свободы» было нестабильным, далеким от гомеостаза и любое масштабное внешнее воздействие могло легко его разломать.

Русь Лесная. Владимиро-суздальская

В XIII веке климатический оптимум стал заканчиваться. Сперва в Азии прохладный и засушливый климат пришел на смену теплому и влажному (подобные изменения в свое время погубили римскую империю). Кочевые орды должны были погибнуть или родить вождя. И они родили гениального изобретателя организационного оружия – Чингизхана, который умел становиться сильнее за счет силы врага.

Не так далеко, в средней Азии, рушились под монгольским тараном великие государства, а наши «вольные» князья, наши города и пригороды еще свободно терзали друг друга.

Уже были раздавлены, в прямом и переносном смысле, дружины четырех русских князей на Калке (монголы праздновали победу, положив пиршественный помост прямо на пленных русов), но степень взаимодействия русских княжеств с каждым годом только падала.

Уже монголы концентрируют силы на Волге и Дону, а русские князья тратят время, как щенята, в беспечной возне. При этом князья имеют достаточную информацию о концентрации монголов у юго-восточного порога Руси, ведь толпы булгарских беженцев с Волги наводняют Владимир и Рязань.

После Андрея Боголюбского не один русский князь не рисковал заниматься объединением страны – здоровье дороже. Пространственная протяженность и неудобные транспортные коммуникации давали свободным князьям и вольным городам всегда отговориться от столь хлопотного мероприятия, как созыв единого войска. Впрочем, воинство, кое-как сбитое из дружин разных князей, гарантированно погибло бы в серьезном сражении, как при Калке. Дружины ведь создавались не ради «положить живот свой за други своя», а ради феодальных войнушек и выбивания дани с подвластного славянского населения.

До зимы 1237/1238 годов Русь обладала всеми «приятностями свободы», причем в больших размерах, чем современный ей Запад. Но вольное житье варяго-русов закончилось под татарскими саблями.

Русь Речная была обречена – благодаря княжеско-боярским и городским вольностям. А любое войско монголов фрактально отображало общемонгольскую организацию и порядок. Монголо-татары одну за другим перемалывали отборные русские дружины, с помощью передовой осадной техники (китайское ноу-хау) легко брали русские города, беспроблемно перемещались по замерзшим рекам, пользуясь услугами местных проводников (некие «бродники» помогали врагам уже на Калке).

Русская свобода показал себя анекдотическим образом даже в период Батыева нашествия. И тогда князья, как заведенные, продолжали усобицы. Например, князь новгородский и киевский Ярослав Владимирович (брат убитого монголами великого князя Юрия) совершил грабительский поход на Смоленск. Город Владимир и его великий князь не пришли на помощь Рязани, а господин великий Новгород не оказал помощи даже своему пригороду Торжку.

За три-четыре года, после нашествия Батыя, русская элита успела даже подзабыть монгольский погром. Но татаро-монголы вернулись, как обещали, вновь преподали урок при помощи Неврюевой рати (1252) и опустили занавес над первой Русью.

В Московской земле погибло 2/3 всех селений, в долине Оки – 9/10. Истребление в степных и лесостепных районах было еще страшнее. О состоянии Поднепровья западные путешественники Плано Карпини и Гильром Рубрук оставили страшные свидетельства. «Когда мы ехали через их землю, мы находили бесчисленные головы и кости мертвых людей, лежавшие в поле». В Киеве до прихода монголов было 50 тысяч обитателей, а в начале XIV века лишь несколько сотен. Еще на протяжении ста лет остатки поднепровского населения будут уходить отсюда на запад и северо-восток, потому что к монгольскому погрому с 1240-х гг. добавятся набеги язычников-литовцев. Из-за произшедшего геноцида поднепровские земли потеряют культурную и племенную преемственность с домонгольским периодом. Уцелевшие поляне унесут киевские былины на берега Онеги и Белого моря.