Королевство Восемью Восемь - Петроний Аматуни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А вот такой друг у меня есть! — обрадовался Аинька. — Он самый лучший из всех, и зовут его Василько!
— А чем же он самый лучший?
— Н-не знаю… Разве это необходимо… знать?
— Точно ответить не могу.
— Вот видишь, А как сообщить ему?
— Попросим телеграфный автомат…
— Давай.
7
— А где он живет, этот Василько? — деловито спросил Телеграф.
— Не знаю я его адреса, — расстроился Аинька.
— Ты просто расскажи, где он живет, а я уже сам превращу твой рассказ в почтовый адрес.
— Ты такой умный?
— Почему бы и нет? Я даже почтовый индекс смогу тебе назвать! — совсем расходился Телеграф, радуясь, что встретил достойного ценителя своего искусства.
Аинька подробно рассказал, подождал немного, а когда Телеграф произнес: «Готово!» — ехидно спросил:
— А почтовый индекс?.. Забыл?
— 344000, - немедленно ответил Телеграф и, насладившись произведенным впечатлением, продолжал более деловитым тоном: — Говори текст телеграммы…
— Пиши, — стал диктовать Аинька. — «Дорогой мой славный хороший Василько… Прими от меня, твоего верного, хорошего, славного друга…»
— Ты что, писатель? — остановил его Телеграф.
— Почему?
— Писатели получают гонорар за каждое слово, и можно понять их стремление к подробностям и длиннотам. Но тут за каждое слово надо платить самому, и даже люди словоохотливые стараются быть краткими!
— Но у меня нет… денег, — растерялся Аинька.
— Тем более… Я не прошу у тебя платы, но надо иметь совесть и не сочинять длинную служебную телеграмму… Ясно?
Тут призадумались все трое. Умные люди — а мы должны у них учиться! — утверждают, что самое трудное в мире искусство — это умение излагать свои мысли кратко, однако и не в ущерб ясности.
Можете себе представить, как сложно оказалось в данном случае. В конце концов сошлись на том, что надо воспользоваться общепринятым искусством сокращения слов, — Только в начале укажи: «Тек. сок.», то есть «текст сокращен», — настоял Аинька.
— Ладно, указал. Диктуй.
— «Домой ду Вася, — начал Аинька, а Гуль притих, чтобы не мешать, — наобрасе победу еду в рай пд фи мемоз спрота гу он тоже ду», — и добавил:
— А подпись в конце поставь полностью: «Аинька».
— Хорошо.
— У меня все.
Тут я должен объяснить читателю, что Аинька диктовал почти без пауз, и Телеграф расчленил текст сам, как ему, вероятно, послышалось или захотелось.
— Ну, вот, — удовлетворенно сказал он, — теперь иное дело: коротко и всем понятно!
Они распрощались, а Телеграф записал в журнал, как и положено, полный, несокращенный текст телеграммы:
«Домой дуй Вася надо обеспечить работой себя пока беду отведу еду в рай прославлять дела фирмы мемоз сбыту товара главного управления особый начальник тоже дуй Аинька».
8
— Молодец, — похвалил Аиньку Гуль, когда они покинули домик «Почта-телеграф-телефон». — Быстро и красиво сочинил.
— Ты все понял? — обрадовался Аинька.
— А как же! Могу повторить слово в слово: «Дорогой морской двигай Вася на отдельном баркасе привезешь обеду еду вечером работай пока диспетчер фирмы мемоз специально просигналит а гулять он тоже даст указание».
— А я совсем другое имел в виду, — расстроился Аинька. — Я же хотел так: «Дорогой мой друг Василько я на обратном адресе попал беду если друг выручай подойдешь дому фирмы мемоз спросишь робота Гуля он тоже друг…» — Так разве это совсем другое, — удивился Гуль, — если оно тоже содержится в твоей телеграмме?! В таких случаях о произведении говорят: «Оно столь многоплановое, что дает возможность при перечитывании каждый раз воспринимать его по-новому…»
— Ты тоже так считаешь?
— Слово в слово!
— Ну тогда ладно, — успокоился Аинька. — Если я не дождусь Василько, расскажи ему все и отправь к Каиссе. Хорошо?
— Буд сде оч хор, — почему-то сокращенно ответил Гуль.
Калейдоскоп
1
Я назвал эту главу именно так потому, что речь пойдет в ней о событиях, происходящих в разных частях света да еще порой не имеющих прямой связи.
Начну с Василько…
Получив телеграмму от Аиньки, он попытался ее понять, но не смог и призвал на помощь Митьку.
Филателист с ходу разгадал текст и снисходительно усмехнулся:
— Яснее ясного, а ты топчешься?
— Ну уж и «яснее»… А ну читай…
— «Домой думал вертаться на общей ракете случайно попал беду еду в район привет дорогому Филателисту меня можно застать сегодня после работы а гостиницу отдельный номер тебе обеспечен желаешь дуй…» В общем, этот колобок в беде и зовет тебя: желаешь, дуй на помощь…
— Желаешь?! А как же иначе? Еще не было случая, чтобы он звал меня на выручку… — забеспокоился Василько. — Отправляюсь немедленно!
— Только напиши письмо о том, что смываешься добровольно, — попросил Митька, — иначе меня снова таскать будут за тебя…
Василько очень волновался и не только наделал ошибок, но и вставил одно слово из телеграммы — «мемоз». Митька не глядя отнес письмо Алексею Петровичу, а Василько «дунул» на выручку Аиньке. Остальное вы знаете, и я могу теперь продолжать свое повествование как ни в чем не бывало…
2
Сделав круг по Мемозтауну и не найдя Аиньки, я вдруг вспомнил, что Гуль говорил что-то о телеграмме, и вошел в домик «Почта-телеграф-телефон».
Посетителей здесь почти не было. Робот, принимавший телеграммы, также похожий на человека, как и Гуль, встретил меня любезно и выразил готовность всемерно помочь.
— Я бы хотел знать график дежурств ваших сотрудников, — попросил я.
— Я раб здон бес и без перов на од, — ответил Телеграф сокращенно и добавил: — Мут впит от се…
— Если нетрудно, расшифруйте, — попросил я.
— Пора привыкать, — посоветовал Телеграф. — Скоро все перейдем на телеграфный язык, чтобы экономить время, — гулко хохотнул: — Ха-ха-ха… Я же сказал вам просто и понятно: «Я работаю здесь один бессменно и без перерывов на обед…»
— И еще что-то добавили…
— «Мы тут все питаемся от сети…»
— Теперь понятно. Не помните ли вы…
— Да, помню! Я помню даже то, чего вовсе не было и уж, конечно, не бу…
— Прекра… Недавно мой друг Аинька…
— …отправлял телеграмму своему приятелю 344000.
— Да-да! Я именно это имел в виду. Мне бы хотелось знать, где он сейчас.
— Где-то в столице Королевства Восемью Восемь. Там сейчас все.
— Обларю ва вочпоне…
— Пожа, пожа, — ответил Телеграф, и мы расстались, как пишут в газетах, «при полном взаимопонимании».
3
Королевство Восемью Восемь…
Это самое обширное из всех когда-либо бывших в истории, самое чудесное и свободное. Все остальные троны расшатывались и рушились, а этот лишь укреплялся и украшался со дня его возникновения.
Это единственное королевство, которое не имеет границ: его владения — под водой и в космосе, в пещерах и на вершинах гор, в походных палатках и во Дворцах культуры, в железнодорожных поездах и в рейсовых самолетах.
С каждым днем растет число желающих стать его подданными; дети и взрослые, мужчины и женщины, говорящие на разных языках, черные и белые, желтые и краснокожие — все, кто научился играть в шахматы, немедленно становятся полноправными жителями этого королевства.
Мудрецы и простые смертные спорят, что такое шахматы. Наука? Спорт? Искусство? А мне думается, сколько спорщиков — столько и ответов. Ведь в шахматах есть все, кроме зла: соперничество сил, отличающее спорт; анализ и расчет, свойственные науке; вместе с тем это искусство создавать сложнейшие и остроумные комбинации с помощью нескольких простых фигур, это свободный полет мысли, хотя и ограниченный строгими и нерушимыми правилами. Однако, не будь этих правил, исчезли бы все возможности к действию, потому что правила есть верная опора сильному и умелому.
Короче говоря, каждый найдет в шахматах то, что пожелает, спорь не спорь…
И все же у каждого свои представления о вещах, особенно спорных. «Ну какой же это спорт? — спрашиваю я себя и тут же отвечаю: — Никакой!» — «Ну какая же это наука? — говорю я сам себе и отвечаю: — Никакая». — «Искусство?» — «Строго говоря, тоже — нет…» Для меня шахматы — это Игра!
Есть спортивные игры, позволяющие человеку как бы окунуться в саму природу и освежиться физически; есть азартные, порожденные нелегкой историей жизни людей, а есть интеллектуальные: они дают возможность приятно взволновать ум, душу человека, подвергнуть испытаниям его характер — испытаниям трудным, но дружеским и потому неопасным.
В конце концов, может быть, игра есть нечто такое, что находится на стыке между живым и неживым. Научи камень играть во что угодно — и он оживет; лиши человека потребности в игре — и он окаменеет.
