Валькирия (СИ) - Ветер Морвейн "Lady Morvein"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В этом я тебя понимаю, — Наран остановился и с улыбкой посмотрел на девушку. Санъяра тоже остановилась и ответила удивлённым взглядом. — Видишь ли… — продолжил Наран. — У меня есть основания полагать, что я нашёл указания на расположение схрона с утраченными рукописями. С рукописями, которые не вошли в официальный свод Заветов.
Глаза Санъяры вспыхнули, она с опаской смотрела на собеседника.
— Разве узнав об этом ты не должен был рассказать своему намэ?
Наран пожал плечами.
— Во-первых, у моего намэ не нашлось времени чтобы меня выслушать. А во-вторых… если бы я поделился с ним, то в лучшем случае материалы передали бы более опытным исследователям. В худшем — запретили для изучения.
— И ты решил всё сделать сам, — понимающе протянула Санъяра.
— Решил, — откликнулся Наран. — Но мне пригодился бы в этом деле помощник. Особенно — из касты катар-талах.
Санъяра замешкалась, вопросов в голове роилось столько, что она не знала, с которого начать. И в этот момент, как на зло, почувствовала приближение чьих-то шагов. Видимо, расслышал их и Наран, потому что резко отпрянул назад, а через несколько мгновений из-за деревьев показался высокий статный талах-ар. Лицо его было уже не молодо, а в чёрных волосах сквозила проседь.
— Вот ты где, — произнёс визитёр. — Наран, ты слишком много времени тратишь впустую. Нам пора улетать.
— Да, намэ, — Наран изобразил быстрый вежливый поклон, но в голосе его сквозила прохлада. И прежде чем покинуть тропинку он бросил за плечо, на оставшуюся стоять на месте Санъяру, проникновенный и долгий взгляд.
— Намэ Латран, — выдохнул Райере, грациозно отбивая новый удар. Санъяре оставалось только удивляться тому, как наставник успевает одновременно двигаться и болтать, не сбивая при этом дыхания. — Намэ зиккурата Золотой Осы.
Санъяра, ничего не говоря, присела на полусогнутые и нанесла следующий удар.
Райере, очевидно, считал, что разговор, совмещённый с поединком, будет хорошим уроком выдержки. Или просто надеялся, что Песнь Смерти заключит доводы разума и девушка с разбегу расскажет ему обо всём, что произошло днём между ней и гостем из храма талах-ар.
Санъяра и не собиралась ничего скрывать. Просто Наран сказал ей вещи, которые, как казалось воительнице, было бы недостойно пересказывать кому бы то ни было. Даже тайна схрона с летописями была, в сущности, только его тайной, но её Санъяра всё же посчитала нужным изложить Райере. Во-первых, чтобы не чувствовать себя нашкодившей девчонкой, которая тайком крадёт из-под зимнего дерева подарки в ночь Звезды, а во-вторых, потому что хотела, чтобы Райере с его опытом оценил, сколько правды в этих словах.
Санъяра доверяла наставнику. Он был ей не только учителем, но и старшим другом. И если бы она могла рассказать больше, с удовольствием поведала бы ему всё.
Новый удар заставил её отпрыгнуть на полшага назад, едва сдержав напор. Санъяра и Райере были примерно равны по силе — и то, что старший был мужчиной, не имело тут значения, потому что Райере был строен и гибок как все крылатые. Не имело значения и то, что Санъяра была моложе — Райере, несмотря на возраст, никогда не прекращал тренировок, как и Санъяра проводил несколько часов в день за гимнастическими упражнениями и раз в два дня на час, а то и больше, сходился с крепкой молодой ученицей в таком вот плотном поединке, из которого пока ещё всегда выходил победителем.
— Достаточно, — коротко сказал он и резким движением воткнул в землю свой раскладной посох — саркар — излюбленное оружие других каст, которое катар-талах применяли только для тренировок. В храме хватало других, более смертоносных приспособлений, но их получали в руки только те, кто действовал по специальному поручению намэ — либо те, кому он лично разрешал заниматься на Уровне Крови. О том, насколько боятся Песни Смерти другие собратья по Крылу, Райаре прекрасно знал, но ему и не требовалось их мнение, чтобы каждый раз проводить десяток предельно тщательных проверок и самый строгий отбор. То, что Санъяра сказала днём, и что остальным валькириям казалось лишь мифом, для неё было абсолютно очевидно — ни один катар, не способный взять Песнь Смерти под полный контроль, не получит в руки оружие и не выйдет за ворота зиккурата Свинцовых Волн.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})В последнюю очередь этим разговором Санъяра пыталась добиться подобного разрешения. С одной стороны, Райаре никогда не ограничивал её свободу, с другой, она никогда не стремилась брать в руки наиболее опасные достижения катар. Санъяра была уверена в себе и в том, что в случае необходимости ей хватит саркара, чтобы справиться с любым врагом.
И всё же уходить, ничего не сказав, она не хотела, даже если бы Райере не стал ей этого запрещать.
— Мне не очень понятно, — проговорил, тем временем, наставник, поворачиваясь лицом ко входу в храм и жестом указывая девушке следовать рядом с ним. — Какое отношение этот свод имеет к предостережениям Калайи. И в то же время… Сомневаюсь, что два столь странных персонажа могли появиться в нашей жизни одновременно и независимо друг от друга.
— И всё же это может быть совпадение, — подала голос Санъяра. После спарринга дышать всё ещё было трудновато. Свой саркар она не стала оставлять снаружи, а пристегнула к поясу. — Фестиваль — время встреч, для того он и существует, разве нет?
— И да, и нет… — задумчиво откликнулся Райаре. — Видишь ли… — после паузы продолжил он. — Фестивали часто становятся точками столкновения интересов. Мы живём довольно уединённо по меркам остальных народов. Каждый храм представляет собой до некоторой степени замкнутое сообщество. Но это не значит, что новости не просачиваются совсем. В ожидании личной встречи намэ подготавливают почву для будущих союзов. На первый взгляд может показаться, что мы видим перед собой две силы: Ласточки боятся любого оружия, в то время как намэ Латран и его ученик, возможно, возглавляют фракцию, которая занимается военными разработками для талах-ар. Наиболее странно то, что я никогда раньше не сталкивался с ними. Подобные «странные» учёные не могли не оказаться в поле нашего зрения….
Райаре задумался. Потом вздохнул.
— Пожалуй, мне стоит тоже посоветоваться с главами других зиккуратов. Не столь странных, как Ласточки. Если талах-ар достаточно давно занимаются этими исследованиями, то мастер Ивейне должен об этом знать.
Мастер Ивейне был одним из приближённых намэ Райаре, но Санъяра толком не знала, о чём эти двое обычно говорят.
— Мне не показалось, что Наран выполнял поручение своего наставника, — всё же сказала она.
Райаре никак не отреагировал на эти слова.
— Наран, да… — только и проговорил он задумчиво. Двое уже преодолели порог храма, и Санъяра вздохнула с облегчением, оказавшись в благословенной прохладе. Не только высокие каменные своды заставляли её чувствовать себя хорошо в этом месте — а вернее, не только то, что они защищали от солнца. Толстый камень был непроницаем и для воздуха, а значит, здесь она не чувствовала движения окружающего мира, чутьё, столь полезное в бою, и столь утомительное в остальное время, здесь, под сводом, молчало. — Что касается Нарана и его затеи, я думаю тебе в любом случае стоит отправиться с ним, — продолжил Райаре.
— Я… должна буду рассказать вам о том, что мы найдём? — уточнила Санъяра.
Райаре едва заметно улыбнулся и кинул на ученицу чуть насмешливый взгляд.
— Ничего ты не должна. Действуй, как посчитаешь правильным сама.
Комнатка, в которой спала Санъяра, была небольшой — и всё же отдельной. Такие доставались только старшим ученикам, прошедшим полный цикл испытаний, и то не всем.
Покинув Колыбель Жизни в той физической форме, какую ребёнок бескрылого мог бы иметь в тринадцать лет, они с рождения имели набор элементарных знаний, на изучение которых другие расы тратили много лет — крылатому, независимо от касты, не приходилось учиться говорить, ходить, держать ложку. Даже базовые приёмы боя и анализа закладывались в сознание ещё на этапе конструирования в Колыбели. Дальнейшие семь лет называли «пробуждением». Этот период обучения требовался, чтобы в полной мере осознать заложенные в узор крови данные. Ученики этого возраста считались младшими и проходили испытания каждые три года, пока наконец не доказывали свою способность жить и мыслить свободно.