Ночные волки - Фридрих Незнанский

Ян Абрамович вытащил из него шесть пачек сторублевок и протянул их Портнову.

– Здесь шестьдесят тысяч, – сказал он. – Десять – вашему помощнику.

– А Козлевичу? – поинтересовался Портнов.

– Какому Козлевичу? – не понял Левинзон, хотя читал Ильфа и Петрова и этот персонаж был ему знаком. – Я не знаю никакого Козлевича!

Портнов укоризненно покачал головой.

– Так мы не договаривались, Ян Абрамович, – сказал он. – Ну хорошо, меня вы купили за пятьдесят косых, но про моего напарника мы ведь пока и словом не обмолвились.

– Но я же даю ему десять тысяч! – напомнил хозяин.

– А почему не миллион? – спокойно спросил Портнов. – Откуда вы знаете, какая цена у моего напарника? А, Ян Абрамович?

Левинзон с отчаянием посмотрел на Сивунова. Только теперь до него стал доходить смысл происходящего.

– И сколько же он хочет? – выдавил из себя хозяин.

Портнов и Сивунов переглянулись. Затем Портнов перевел взгляд на Левинзона и жестким голосом произнес:

– Миллион.

– Что?!

– Миллион, – повторил Портнов.

– Вы с ума сошли!

– Что же это такое, а, Андрюха? – усмехнулся Портнов, обращаясь к своему напарнику. – Он все время талдычит нам, что мы рехнулись. Кажется, он так ничего и не понял. Посмотри-ка, что там у него в этой тумбочке.

Сивунов кивнул и сделал шаг вперед. Левинзон преградил ему путь:

– Не пущу!

Не говоря ни слова, Андрей коротким ударом в подбородок отправил хозяина на пол. Старик упал и затих.

В тумбочке-сейфе было еще сто двадцать тысяч. Андрей восхищенно смотрел на Портнова.

– Ты гений, Феликс!

Портнов тронул носком ботинка безжизненное тело Левинзона.

– Ну-ка, приведи его в чувство, – приказал он.

Сивунов опустился на корточки и пошлепал Яна Абрамовича по щекам. Тот застонал и открыл глаза. Увидев снова этих ночных бандитов, тихо спросил:

– Что вы делаете?

У него уже не было сил ни бояться их, ни разбираться с ними.

Портнов подошел к нему.

– Мы пришли за миллионом, – медленно и внятно произнес он. – И этот миллион у тебя есть. В тумбочке оказалось всего сто восемьдесят тысяч. Для меня это – пустяк, мелочь. Ты понял? Мне нужен миллион.

– Вы с ума сошли! – опять повторил свое Ян Абрамович.

Портнов глянул на Сивунова.

– У него просто мания, – сказал он. – Он так и хочет видеть нас сумасшедшими. Давай-ка утюг, Андрюха. Будем учить человека уму-разуму.

Левинзон сразу понял, что это означает. Он слышал от своих знакомых о бандитских налетах, о страшных способах вымогательства. Ему казалось, что уж он-то себя от подобного избавил. С преступным миром обо всем договорился. Но он и в страшном сне не мог себе вообразить, что вымогательство последует от образцовых сотрудников московского ведомства по борьбе с экономическими преступлениями.

Именно потому, что эти двое были не обычные уголовники, а самые что ни на есть представители этого сраного закона, Ян Абрамович понял, что они не остановятся на достигнутом. И если они берут в руки утюг, значит, действительно будут его пытать, а не просто пугать. Такие оборотни способны на любое зверство.

Он отдал им все, что было в квартире. Деньги в рублях, в валюте, золото, драгоценности. Конечно, это были не последние его деньги, но удар был ощутим. Он хотел в эту минуту только одного: чтобы они ушли и оставили его наконец в покое. Потом он разберется со своими обидчиками, главное было в эту ночь остаться в живых. И он выполнил все, что требовали от него Портнов и Сивунов.

Он отдал им без малого миллион.

Это было первое блестяще проведенное «дело» Феликса Портнова.

Впереди, думал он, большая дорога. И он пройдет по ней победителем.

Сидя в номере гостиницы «Россия», гражданин США Феликс Портнов внимательно слушал доклады своих нынешних помощников – Алекса и Макса.

– Можно подводить черту, – сказал Алекс. – Мои ребята в полной готовности и рвутся в бой. Насмотрелись по видику американских боевиков.

– Я люблю эти наши боевики, – улыбнулся Макс. – Мы умеем их делать.

Все трое были в Америке эмигрантами. Но если Алекс и Феликс считали эту страну все-таки чужой, то Макс полностью растворился в новой среде и про все американское говорил «наше». Он стал большим патриотом Штатов, этот Макс.

Впрочем, это не мешало ему оставаться нужным для Портнова человеком.

– А ты что скажешь? – обратился к нему Портнов. – У тебя как?

Макс удивленно на него воззрился.

– Но, босс… – сказал он. – Я же все доложил. Если я что-то не так рассказал…

– Ты уверен, что этот «черный нал» отправится именно в тот момент, который указали ваши программисты?

– Конечно! – Макс удивленно смотрел на него. – Когда мы ошибались, шеф?

– О'кей, – кивнул Портнов. – Ладно. Значит, все решено. Как говорится, деньги подсчитаны – будем брать.

– Будем, – одновременно кивнули Макс и Алекс.

Портнов отпустил их. Они поклонились и вышли.

Под итальянцев играют, глядя им вслед, усмехнулся Портнов. Действительно, насмотрелись разных «спрутов» и «крестных отцов». Церемонии такие развели, посмотреть любо-дорого.

Что– то я нервничаю, неожиданно поймал он себя на мандраже. Что-то должно произойти, я это чувствую, но что именно. И эта неизвестность мне не нравится.

Он подошел к окну и долго смотрел на Кремль.

Ты не представляешь, думал он, глядя на эту драгоценность Москвы и всей России, да и откуда тебе знать, какую жирную, огромную свинью я собираюсь тебе подложить.

Он снял телефонную трубку:

– Портье?

– Да, – ответили ему.

– Принесите мне водки.

– Пятьдесят граммов? Сто?

– Бутылку.

– Какую закуску желаете?

– Соленый огурец.

– Просто соленый огурец?

– Просто соленый огурец.

Он снова подошел к окну. И долго-долго, словно дожидаясь какого-то ответа, вглядывался в Кремль.

Глава 2. ИЗ ЗАПИСОК ТУРЕЦКОГО

Сегодняшнее утро началось с того, что Ирина Генриховна заявила мне, что подает на развод.

Ирина Генриховна – моя пока еще законная супруга, но в силу определенных причин в последнее время я называю ее не иначе как по имени-отчеству.

Вообще– то Ирина не в первый раз собралась со мной разводиться, но сегодня она была настроена особенно воинственно. Я хотел ей напомнить, что развод касается не только нас двоих, есть у нас и третий человек -дочь Ниночка. Но Ирина пребывала в такой ярости, что все равно бы меня не услышала.

На своем веку я немало повидал женской ярости – по долгу службы, так сказать. Кто не знает, могу сообщить свою должность: старший следователь по особо важным делам при Генпрокуроре России Александр Борисович Турецкий.

Так вот: видел я женщин в ярости, но такую, какой была Ирина сегодняшним утром, видеть не доводилось. Это была не женщина и даже не разъяренная фурия – это была никому не подвластная стихия, с которой бороться совершенно безнадежно.

Я и не боролся.

Собственно, ничего нового я о себе не узнал. Претензии все те же, что и всегда: я плюю на семью, я шляюсь ночами, ребенок меня не видит, работаю слишком много, ночую черт знает где и при такой жизни обязательно скоро сдохну.

В общем, сгорю на работе.

Но этот тон, господа, эти интонации, эти испепеляющие взоры… Короче, я едва успел накинуть что-то на себя и, втянув в плечи голову, поспешил из дома вон.

Ну и жизнь! Как будто на работе мало неприятностей.

Да, господа, как ни прискорбно мне об этом говорить, но супружеская жизнь моя как-то незаметно и естественно въехала в какой-то тупичок. Когда собственную жену по имени-отчеству величаешь – дальше ехать некуда.

Конечно, можно было избежать всего этого накала страстей, если бы я вовремя принял меры. Но я вел себя беспечно, и несколько недель назад моя супруга, мать моего ребенка, торжественно мне объявила: я, мол, гражданин Турецкий, с тобой больше разговаривать не намерена.

Больше всего меня задело слово «гражданин». Будто я подследственный. И потом, если ты называешь меня гражданином Турецким, то почему на «ты»? Короче, я вышел из себя.

– Вот что, Ирина Генриховна, – сказал я. – Вы мне все время говорите, что я чужой вам. С этого момента я называю вас по имени-отчеству и ночую на диване. Прошу понять меня правильно.

Но она поняла меня, естественно, неправильно. Она тут же решила, что я завел себе любовницу, что было явной неправдой: я не могу встречаться постоянно с одной и той же женщиной. И если уж говорить о любовницах, то только во множественном числе. Извините за подробность.

Если быть честным, положив руку на сердце, то все давно шло к этому. Уж не знаю, за что невзлюбила меня моя жена, но последние месяцы жизни как таковой у нас не было. Я уж не говорю о сексе.

Даже думать не хочу, чем я ей так стал невыносим. О себе на этот счет помолчу.

Пока.

Приехав в следственную часть, я поднялся в свой кабинет. Несмотря на довольно раннее время, Лиля Федотова, член моей следственной группы, уже сидела за своим рабочим столом и делала вид, что работала.