Колумбы каменного века - Анатолий Варшавский

Должен же быть где-то проход, ведущий к островам пряностей.

…Уже проложен из устья Тэжу морской путь в Индию, «путь Васко да Гамы», и беспрепятственно следуют груженные перцем, имбирем, корицей, шелком португальские суда, доставляя все эти немыслимые богатства в Европу.

Но только испанцам заказана эта морская дорога.

Неужели в тверди, открытой испанскими мореходами, нет ни одного прохода в омывающий восточные берега Азии океан?

Проход находит Магеллан. Ему, как известно, удается не только преодолеть сей, быть может, самый немыслимый на земном шаре пролив с его бесконечными теснинами, разветвлениями, излучинами, поворотами, отмелями, сумбурными течениями и бешеными ветрами, но и пересечь оказавшееся огромным, неизвестное европейцам море. Три месяца и двадцать дней идут через просторы Тихого океана, как не слишком удачно окрестит его Магеллан, суда. И наконец-то бросают якорь у Молукк. Происходит это в 1521 году.

Земля — шарообразна, пусть в этом никто не сомневается! Плывя на Запад, можно в конечном счете попасть на Восток.

Когда через три года после начала беспримерного плавания в бухту Сан-Лукар вошел потрепанный бурями трех океанов единственный возвратившийся на родину корабль Магеллановой эскадры (его вел Эль-Кано), стали непреложными несколько географических фактов основополагающего значения.

В том числе и тот важнейший факт, что встретившаяся Колумбу и его последователям суша отделена от вожделенных Индий огромным водным пространством, поистине поразительных размеров океаном, по самым скромным подсчетам раза в четыре более широким, нежели Атлантика. И следовательно, ни к каким Индиям новые земли не относятся.

Несомненным представляется теперь и то, что Новый Свет уходит значительно дальше на юг, нежели предполагалось. Гораздо дальше того тридцать пятого градуса южной широты, которого достиг, открыв устье Параны и Уругвая (ныне Ла-Плата) в 1516 году, сменивший Веспуччи на посту главного кормчего Кастилии, Хуан де Солис.

Впрочем, к тому времени немало нового было открыто и в других уголках огромной тверди, к которым проложил путь великий генуэзец.

Выясняется, в частности, что отнюдь не только идиллически красивыми, но в общем не слишком обильными золотом островами и островками, с населением, живущим, как дети природы, богат новооткрытый край, вовсе нет! Что есть здесь земли совсем иные, и если бы Колумбу довелось дожить до новых открытий, то совсем по-другому выглядело бы, к примеру, его послание папе Александру VI, написанное в феврале 1502 года, в котором он, стремясь доказать важность своих открытий, сообщает о тысяче четырехстах (!) открытых им островов. Совсем по-новому предстают теперь, в ходе дальнейших плаваний и походов, земли за океаном!

…А начиналось все еще во время четвертого путешествия Колумба, и, окажись он в тот день понастойчивее, кто знает, может быть, уже тогда удалось бы ему, пусть частично, осуществить свою мечту — доплыть до богатых областей.

Но Колумб довольствовался тем, что, потолковав с владельцем странной пироги, встретившейся ему неподалеку от Гондураса, отпустил ее восвояси и продолжил путь. Пирога была широкой — добрых восемь шагов — и длинной, выдолбленной из ствола какого-то огромного дерева. Женщины, дети и многочисленный экипаж — всего человек двадцать пять — были одеты в цветастые хлопчатобумажные одеяния. Немало было погружено всякого добра: медные топоры, ткани, бобы какао, ножи. Так, очевидно, и не разобрал великий генуэзец, что объяснял ему на своем гортанном наречии горбоносый владелец пироги, повторявший слово «майям». Досадный промах! Ведь случай позволил Адмиралу встретить представителей народа, чей уровень развития был совсем иным, чем уровень развития племен, населявших Эспаньолу и Багамы.

Колумб в тот день находился, в общем, совсем недалеко от Юкатана.

Но открыть Юкатан было суждено другим: Франсиско Эрнандесу Кордове и ста десяти его солдатам и матросам, разместившимся на борту трех небольших каравелл.

Произошло это 23 февраля 1517 года.

Уже первое здешнее поселение оказалось значительно крупнее, чем те, которые доводилось видеть испанцам на Кубе.

Индейцы пользовались большими пирогами, в них размещалось до сорока человек. У них были бронзовые топоры и колокольчики, они знали деревянную посуду и носили рубахи из хлопчатобумажной ткани. Каменные строения хорошей кладки («то были капища и молельни») видят испанцы, видят они и ухоженные поля с диковинными злаками.

Жители Юкатана вовсе не были расположены пускать в свои края чужаков. В городе Чампотон высадившихся на берег конкистадоров окружают воины, вооруженные луками, стрелами и щитами. В завязавшемся сражении испанцы терпят поражение. «Еще несколько минут, — напишет Лас-Касас, — и ни один бы не уцелел там».

В конце концов Кордове пришлось убраться восвояси. Половина его солдат получила тяжелые ранения. Двадцать человек были убиты. Скончался уже на Кубе от полученных ран и сам Кордова.

Но начало было положено. Известия о том, что всего лишь в какой-нибудь сотне километров от Кубы удалось разыскать богатые земли и многолюдные города, мгновенно разнеслись по всему острову. Это привело в большое волнение здешних колонистов и любителей легкой наживы.

Не проходит и года, как в путешествие к Юкатану на сей раз на четырех кораблях отправляется Хуан де Грихальва.

Да, испанцы возвращаются. Они высаживаются на острове Косумель, затем продолжают путь. Как всегда их интересует золото. Со своих кораблей они видят храмы Тулума, развалины которых сохранились и до наших дней. Впечатление, произведенное Тулумом, было столь велико, что один из участников экспедиции впоследствии даже сравнивал этот город с Севильей. В Чампотоне, где Грихальва хотел свести счеты с местным населением, незваные пришельцы терпят серьезное поражение: несколько десятков испанцев ранены. В том числе и сам предводитель.

Поход, однако, продолжается. В Табаско Грихальве удается выменять у местных жителей много золота. Он грузит сокровища на один из кораблей и отправляет его на Кубу. Остальные корабли продолжают плавание. Они доходят до устья реки Пануко, затем возвращаются на Кубу.

Во время этого плавания испанцы впервые услыхали слово «Мексика».

Проходит еще немного времени. 16 августа 1519 года, за месяц и четыре дня до того, как из устья Гвадалквивира вышли в свое бессмертное плавание корабли Магеллана, в далекой Кубе снялась с якоря флотилия из одиннадцати кораблей. В поход к «золотой стране» Мексике ее повел Антон Аламинос, участник путешествий Кордовы и Грихальвы.

Возглавлял экспедицию (110 матросов, 553 солдата, 16 коней, 10 больших и 4 малых фальконета) Эрнандо Кортес.

Мы не будем останавливаться на перипетиях завоевательного похода Кортеса. Об этом говорилось неоднократно, и те, кто ими заинтересуется, найдут соответствующие описания во многих широко известных книгах, в том числе и превосходной книге Керама «Боги, гробницы, ученые», выходившей двумя изданиями на русском языке.

Сколь невероятным это ни представляется, но кучке авантюристов удается, казалось бы, невозможное: высадившись на побережье обширной державы (правда, раздираемой противоречиями, поскольку в непримиримо вражде находились с властителями-ацтеками некоторые из покоренных ими племен, и испанцы не преминули это использовать), не зная, как заметит один из историков, ни языка, ни страны, едва не потерпев поражения во время первых стычек, они умудрились захватить в плен правителя и в конце концов — насилие и веролом ство было их первейшим оружием — утвердить свое господство в Мексике.

«Ступив на сушу, возблагодарили мы господа и донес ли губернатору Диего Веласкесу, что мы открыли страну с большими селениями и каменными домами, жители которой одеты в бумажные ткани, возделывают маис и имеют золото», — писал участник завоевательных походов Кордовы и Кортеса, оставивший широко известные «Записки» Берналь Диас еще тогда, когда вернулся с Кордовой из похода на Юкатан.

Оговоримся: золото, разумеется, имели богатые жители, правящие, господствующие слои местного населения.

…Отряд Кортеса продвигается вперед и испанцы видят большие города, великолепные здания, храмы. Они видят хорошие дороги и бесчисленные каналы, плотины, дамбы, ухоженные поля. «Вся долина Мехико, — заметит Диас, — словно цветущий сад».

Столица страны была воздвинута на острове в центре огромного искусственного озера, окруженного городами и многими селениями.

«Мы не знали, что и сказать, мы просто не верили; своим глазам, — пишет Диас. — …Мы не могли прийти в себя от удивления при виде торгового центра города: великое множество людей сновало здесь взад, вперед, во все стороны; огромен был выбор и поразительно разнообразие товаров; всюду чувствовался порядок и дисциплина. Ничего подобного нам до того времени не приходилось видеть. Каждому товару соответствовали свои ряды, торговцы твердо придерживались отведенных им мест. И те, кто занимался продажей золота, серебра и драгоценных камней, и те, кто торговал перьями и тонкими тканями и безделушками, и те, кто продавал рабов — мужчин и женщин. Рабов, дабы они не могли сбежать, вели привязанных за шею к длинным жердям».