Любовная петля - Луиза Кларк

Филипп понимал необходимость заверить своих собеседниц в дружеском к ним расположении, поэтому решил как можно дольше задержать леди Стразерн и повернуть разговор так, чтобы непринужденно коснуться своего прошлого.

– Я редко встречался с дядей Ричардом, – начал он издалека, – как до, так и после войны… Что случилось с Эйнсли и другими поместьями вокруг? Я не слышал, чтобы поблизости происходили какие-то бои…

Филипп затронул Абигейл за живое, и она заговорила с отчаянием в голосе.

– Эйнсли Мейнор, как и другие владения в этом районе, подверглись нападению и грабежу мародеров. И с той поры нет никакой возможности привести поместья в нормальный вид, хотя прошло уже немало времени. Когда-то Западный Истон ничем не отличался от других подобных городов, здесь жили разные люди, одни поддерживали короля, другие – республиканцев. Но после того как все были разорены республиканской армией, в Западном Истоне остались одни роялисты, – и, осторожно взглянув на Филиппа, добавила: – Я бы не хотела после этого симпатизировать круглоголовым!

Филипп проявил явное одобрение:

– Тогда я рад сообщить, что не отношусь к сторонникам круглоголовых.

Алиса любезно спросила:

– Надеюсь, у вас было достаточно времени, сэр Филипп, чтобы убедиться, в каком состоянии находится ваше имение? Как вы считаете?

Пока Филипп безучастно произносил в ответ нужные слова, его глаза пытливо изучали Алису Лайтон: он должен найти ответ на щекочущий вопрос – ради чего она хочет привлечь его внимание? И как ни странно, именно этого он больше всего желал, потому что глубоко в душе таилась мечта быть любимым.

– Эйнсли не настолько процветающее хозяйство, как хотелось бы, и каким я запомнил его с детства, но считаю, что при особом старании можно вернуть ему былую славу, – помолчав, он добавил: – Думаю, что политическая обстановка скоро изменится в пользу тех, кто многое потерял в годы войны.

Алиса осталась довольна его ответом и заманчиво улыбнулась. Но Абигейл, напротив, стала непроницаемой. На смену осторожности она призвала всю свою бдительность.

– Я не принимаю участия в дискуссиях на политические темы, сэр Филипп. И думаю, здесь вы найдете немногих, кто захотел бы это делать. Мы уже достаточно настрадались от безмерных потерь из-за политической грызни. Все, чего нам хотелось бы, это чтобы оставили нас в покое.

Филипп заметил настороженность в словах Абигейл и как хороший дипломат понял, что самое время отступить.

– Примите мои извинения, леди Стразерн, – в его темных, почти черных глаз мелькнул огонек раскаяния. – Боюсь, что годы, проведенные на континенте, заставили меня забыть о своих привычках. Наверное, мы, оторванные от родины, имеющие много свободного времени и огромное желание жить интересами Англии, слишком далеко зашли в политических разглагольствованиях, чтобы, вернувшись сюда, сразу смогли отказаться от дурной манеры.

Вряд ли Абигейл успокоили его объяснения. Но Алиса тепло приняла слова Филиппа и с наигранным участием заговорила:

– В самом деле, сэр Филипп, вам очень повезло, что вы вернулись домой. Это правда, что у вас есть брат, сочувствующий круглоголовым? И что он ходатайствовал за вас перед лордом-протектором после смерти вашего дядюшки, оставившего свое имение вам в наследство?

– Алиса! – неодобрительно остановила ее Абигейл.

Алиса недоуменно подняла красивые брови и невинно посмотрела голубыми глазами в пушистых ресницах – это невольно вызвало у Филиппа насмешливое настроение.

– Увы, мисс Лайтон, – с язвительной ноткой в голосе заговорил он, – правда, что один из членов моей семьи имел столь дурной вкус, что пошел за Оливером Кромвелем. Это дало ему возможность какое-то время процветать, пока другие бедствовали. Но я полагаю, что его замучила совесть, и поэтому он решил мне помочь, великодушно подарив мне мои законные права. Он ведь мог себя этим успокоить, не правда ли?

– Возможно, – согласилась Алиса. – Но не считаете ли вы, что щедро подарив вам Эйнсли, ваш брат склонил вас к сочувствию круглоголовым?

Ее открытость несколько пошатнула уверенность Филиппа в том, что перед ним – умная и тонкая интриганка. Прищурив глаза, он наблюдал за ней, потом его лицо стало абсолютно непроницаемым.

– Мотивы поведения моего брата известны лишь ему самому, и меня они не волнуют, равно, как и не побуждают ни на какие действия. Мы всегда шли с ним разными дорогами, просто поддерживали дружеские отношения. И политика в них не имела места.

– Тогда ваша семья, наверное, единственная в Англии, где политика не имеет места! – бесхитростно воскликнула Пруденс.

Алиса не смогла сдержать гнева:

– Клянусь, меня доводят до безумия эти всякие политические дискуссии! Война закончена! И не лучше ли нам просто думать о будущем?!

– Не лучше ли тебе быть более сдержанной, моя милочка? – строго сказала Абигейл, но тут же смягчилась: – В основном, ты, конечно, права, но стоит ли так горячиться?

После паузы она сменила тему:

– А теперь, с позволения сэра Филиппа, я бы хотела зайти к обувщику до встречи с Эдвардом Стразерном. Он сказал, что не более чем через полчаса, придет в кузницу, – на прощание она кивнула Гамильтону, – всего доброго, сэр Филипп.

– Мое почтение, леди Стразерн, мисс Лайтон, мисс Пруденс, – он вежливо поклонился, провожая их взглядом, и внутренне поблагодарил леди Стразерн за то, что она невольно сообщила ему, где можно встретиться, опять же случайно, с ее мужем.

– Хорошее начало – это половина дела, – вспомнил он старую английскую пословицу. – Осталось сделать остальное.

Кузница, расположенная в конце деревни, была построена чуть поодаль, чтобы дома не загорелись от искр, вылетавших из горна. У входа сновал подросток и, кажется, старательно не упускал из виду каждого прохожего и проезжего.

– Здравствуйте, сэр, вы к моему папе кузнецу?

Он услужливо подскочил к Филиппу и предложил придержать коня. Чувствуя, что за этим что-то кроется, Филипп поспешил в кузницу, доверив мальчишке жеребца, которого тот пообещал попасти, имея, конечно, в виду заработанную подачку.

В кузнице, несмотря на прохладный весенний день, было очень жарко от огнедышащего горна. Филипп недоумевал – что заставило такого респектабельного джентльмена, как лорд Эдвард Стразерн, провести полчаса в невыносимо душном помещении, когда ему достаточно было приказать, и кузнец покорно бы явился к нему. Была ли это дань уважения одного человека к другому или, что хуже всего, явление опасного заговора, когда сподвижники встречаются с глазу на глаз для передачи особо секретных сведений, – сказать определенно он пока не мог. Во всяком случае, на последнюю мысль наводил мальчишка, как страж, дежуривший у входа.