Византиец. Ижорский гамбит - Алексей Борисов

Грот чуть не подавился, услышав сказанное. Ведь почти год назад именно он вспарывал живот пустившего их на ночлег местного кузнеца, прибивая к столбу его кишки, чтобы мучился казнённый подольше. А потом наблюдал, как муж сестры Спиридон издевался над обезумевшей от ужаса ижоркой. Жертву они приносили; насколько удачно, покажет эта навигация.

– Пора мне, завтра с восходом домой ухожу. – Свей поднялся из-за стола, подмигнул Спиридону и попрощался с собутыльниками.

Пиво больше никто не приносил, и вскоре Иван с Ефремом покинули заведение. Поддерживая друг дружку и напевая похабные песенки, они отправились в сторону Славенского конца. Так и брела парочка до тёмного переулка, где приказчиков словно подменили.

– Правду говорил Византиец. Если перед употреблением маслица съесть, то не опьянеешь. – Ваня смачно сплюнул на землю.

– А я вот масла не ел, хи… – Ефрем прыснул в кулак, и парочка весело поспешила к терему своего хозяина.

Пока мы осматривали побережье Ижорки, плотники сделали к терему Пахома Ильича пристройку в два этажа. Название этому сооружению дали кабинет. Хотя таковым являлось лишь одно помещение с неестественно огромным для того времени окном на верхнем этаже, все домашние, да и соседи не утруждали себя такими нюансами. Интерьер помещения в точности копировал один из рисунков, которые Ильич как-то подсмотрел у дочери, любуясь намалёванными красотками. Вместо большой лавки, способной разместить до шести человек, которую обычно мостили у стены, стояли две софы. Под комбинированную обивку была засунута пакля; немного жестковато, но в те времена ни один король не мог похвастаться подобной мебелью. Кресло у стола, предназначенное для хозяина, в отличие от находившихся там стульев, даже подлокотники имело мягкие и размещалось таким образом, что вошедший в дверь посетитель встречался взглядом с сидевшим в нём человеком. На стене, сразу над подголовником, была прикреплена фотокарточка в рамке, где купец красовался вместе со своей командой на фоне ладьи. Большая часть стены, на которую падал свет с улицы, была завешана ширмой, а вторая приютила два шкафа, стоящие как часовые возле окна. Правый содержал торговую документацию, состоящую в основном из подшивок бересты, и был высотою до потолка. Левый напоминал секретер с множеством отделений, на одной из створок которого висел на бечёвке тонкий срез берёзового бревна необычной для этой породы дерева формы. Детская подделка была приспособлена как доска с прикреплёнными на кнопки листочками из блокнота. Они были исписаны именами купцов, проявивших заинтересованность в рассказах приказчиков. Я сидел за столом, попивая квас, Пахом же прохаживался возле стены, заложив руки за спину, иногда останавливаясь возле стилизованной под гусиное перо чернильной авторучки, намереваясь что-то написать. Срок, когда шпион успевал донести вести до шведских берегов, подходил к концу.

– На сегодняшний день, – выдержав паузу, заговорил Ильич, – Новгород покинули два торговых гостя: Спиридон и Грот.

– А что насчёт остальных? – уточнил я.

– Гаврила Алексич и Сбыслав Якунович согласились участвовать в нашей придумке, и купцы из этого списка, – снимая с берёзового круга два самых исписанных листка, – от них, так что можно пока не рассматривать. Ушкуйник Меша зело расспрашивал, когда караван в Любек тронется, свои услуги по охране предлагал. У него ватажка в сорок человек, шороху на Балтике наводит – будь здоров. Бандит, как ты говоришь. Но он свеев люто ненавидит, что-то личное. Впрочем, гадости надо ожидать из того места, откуда не ждёшь. Правильно?

Пахом открепил последний листок с именами подозреваемых и положил на стол, зачитав шесть имён.

– Подожди, Спиридон… где-то я слышал это имя.

Попытался вспомнить текст «Житие Александра Ярославовича». Наконец-то в памяти возник отрывок, где один из воевод Ульфа Фаси как раз носил подобное имя. Вот только как торговый гость может оказаться воеводой?

– Так нашего епископа зовут, может, про него?

Ильич налил из кувшина квас и залпом осушил стакан.

– Не, я про другого Спиридона, того, что с Гротом. Чует моё сердце, этот гадёныш точно станет участвовать в затее северян.

– Ну, тогда будем считать, что Грот и есть тот шпион, который нам надобен. Более некого, да и времени уже нет.

Пахом распахнул окно и, высунувшись почти наполовину, крикнул:

– Ильюшка, ходь сюды. Беги в лавку, да передай Ефрему, чтоб на пристань сгонял, пусть разнюхает, с каким товаром свейский торговый гость Грот ушёл.

Спиридон загрузил воск в долг, под честное слово свояка и по расписке старосты церкви святого Петра, почти не торгуясь. Что показал Грот тощему как гвоздь готландцу, после чего тот выдал гарантийное обязательство, бывший псковский боярин не знал, да и не хотел утруждать себя. И так слишком много проблем навалилось на него в последнее время. К чему думать о векселях, если при удачном стечении обстоятельств новгородский вощанник сам будет умолять его забыть про какие-то долги. Это русским купцам под страхом громадных штрафов готландцы отказывали в товарном кредите, а свею брать в долг можно. Устроившись на сундуке, он пренебрежительно посмотрел на своего компаньона. Грот начал строить планы, как только шнека отчалила от перевалочного причала Ладоги и мостки со слишком дорогими грузчиками и жадным до серебра лоцманом оказались далеко за кормой.

– Мы продадим Ульфу хлеб для ледунга (ополчение, а не налог), заберём серебро и отправимся на юг, в Венеции у меня есть друзья, тебе там понравится. Ты когда-нибудь был в Венеции, Спиридон? Нет? Эх, там такие девки, такое вытворяют…

– У них что, поперёк, а не вдоль, как у всех?

– Вроде нет.

– Отож и оно, так что не мели ерунду. Мы ещё ничего не имеем. Фаси не безмозглый идиот, пока он не увидит зерна, мы не потрогаем ни единой марки. – Спиридон сплюнул за борт, причём неудачно, ветер сыграл злую шутку, и слюна угодила прямиком на бороду свея.

– Что-нибудь придумаем, одно то, что мы ему расскажем, уже требует награды, не будь я хитёр, как Локи.

Грот вытер бороду рукавом и захотел плюнуть на свояка в ответ, но передумал. Во-первых, против ветра – мог и не доплюнуть, а во-вторых – боялся. Спиридон, чья мать была воинственной свейкой, а отец – псковским боярином, обладал нечеловеческой силой рук и взрывным характером. Мог и ударить в ответ, посчитав плевок за оскорбление. Да так, что мало не покажется.

– Не на того мы ставку делаем, Грот, не на того. К Ярославу Владимировичу нам надо. Он законный князь Пскова, и скоро там такие дела начнутся… А у Фаси не будет удачи, нутром чую.

Спиридон поковырялся щепкой в зубах и снова плюнул. Грот уже не смог вытерпеть издевательства свояка, подскочил к обидчику и выпалил со злостью:

– Тебе что, заняться нечем? Ты б ещё против ветра помочился.

– Захочу, так и помочусь. Половина шнеки моя. – Спиридон схватил Грота за грудки, но сразу отпустил, почувствовав острый кончик ножа на своём животе.

– Но, но, но! Остынь! Князь Герпольт, у коего ты в боярах числишься, – просто пешка в руках дерптского епископа, он ведь уже отписал ему Псков, вместе со всеми землями. Что, не знал? Кто ставит на изменников – всегда в проигрыше.

– Выходит, и я изменник? – Спиридон сжал запястье свояка, и выпавший из руки нож воткнулся в палубу.

– Да! Ты продал свою отчину под Изборском, но сделал это за серебро. Разве не так? Ой, чуть не забыл, был и личный мотив. Забыл? Так напомню, ты настолько ненавидишь лишившего тебя всего Ярослава Всеволодовича с его выкормышами, что готов был зарезаться, дабы им худо стало. – Грот сбросил руку со своего запястья и оттолкнул от себя слегка растерявшегося Спиридона. – Но теперь у тебя новая родина, истинный бог и, запомни, тот, у кого полный кошель марок, сам может выбрать себе отчизну и как жить.

Крыть было нечем, и Спиридон только скрипнул зубами.

– Чёрт с тобой, идём к твоему ярлу. Только сначала я на амбары с хлебом хочу посмотреть.

– Разумеется. Я даже с тобой пойду.

– Куда ты денешься, – Спиридон ещё раз плюнул, но в этот раз ветер пощадил свея, – но попомни мои слова, не всегда надо вставать на сторону того, кто сильнее.

Возле места, где предположительно должен был находиться амбар с зерном, кружившая над головами крупная стая птиц однозначно подтверждала сделанные ранее выводы. Грот со Спиридоном только руки ещё не потирали: пташкам с неба виднее, где зёрнышко поклевать. Помимо этого, в некогда глухой и непролазной чаще от реки и в глубь леса вытоптанная земля, отсутствие хвороста и пеньки срубленных деревьев. Всё прямо кричало о длительном присутствии людей, но косвенные улики лишь раззадорили авантюристов. Для полной уверенности в своих догадках оставалось увидеть своими глазами, как вышла неувязка. Потеряв осторожность, Грот вышел на протоптанную тропу, задел ногой натянутую поперёк бечёвку и чуть не схлопотал стрелу в лоб. Спас Спиридон, толкнувший свояка в самый последний момент. Вскоре незваных гостей обстреляли из лука, а многочисленные крики: «Лови татей» заставили шпионов ретироваться. Сомнений в значимости охраняемого объекта больше не возникало. Решив не искушать судьбу, они бросились со всех ног к Неве и в дальнейшем пребывали в уверенности, что только благодаря внезапному грому с дождём погоня отстала. О потерянной шапке старались не вспоминать. За всё приходиться платить, и хорошо, что отделались малой толикой. Через четырнадцать дней шнека с торговыми гостями благополучно пристала к шведским берегам.