История одного города - Виктор Боловин

Вспышка, вспышка, вспышка, вспышка. Треск, свист, тяжёлое дыхание. На секунду весь двор озарился светом от выстрелов двух пулемётов. Стрелки засели на балконах третьего этажа, поэтому их нельзя было увидеть с улицы, а каждый ступивший внутрь двора оказывался под их пристальным взглядом. Такая судьба досталась Мэту и Чарли, пившим ещё утром кофе в уютном ресторане семьи Скалетти, а сейчас танцевавшим в последний раз под стальным дождём.

— Хæлар, да вы прям дух отвели. Ладно, давайте быстрее избавимся от них.

Из подъезда обшарпанного дома вышел мужчина лет тридцати, в старой, но чистой военной полевой форме. Он убрал винтовку с рук на плечо и достал из кармана пачку сигарет.

— Рой, Генри подойдите сюда.

Два парня, недавно бежавших от мафиози, появились на другом углу двора.

— Давид, мы достали тот мешочек. Что нам за это будет? — спросил вояку младший из них.

— Генри, ты живёшь тут с нами, ешь нашу еду. Благодаря нам, тебе ничто не угрожает в этом опасном городе. За что ты хочешь торговаться?

— Ты что, за дураков нас держишь? — Генри чуть подался вперёд, но Рой его остановил.

— Друг мой, конечно нет. Подойди-ка ко мне.

Мальчик направился в сторону крыльца, на ступенях которого курил Давид. Оборванные грязные штаны не доставали до щиколотки, а в рубашке зияло несколько дыр. Чуть шатаясь, Генри приблизился к Давиду.

— Смотри, мальчик мой… — сказал Давид, наклоняясь, чтобы достать что-то из внутреннего кармана куртки. Вдруг, резко выхватив из незаметной со стороны кабуры пистолет, он резко замахнулся и закричал;

— … ВОТ, ЧТО БЫВАЕТ, КОГДА ЛЮДИ ЗАБЫВАЮТ СВОЁ МЕСТО.

Размашистым ударом Давид приложился чуть выше правого глаза Генри. Тот резко отшатнулся назад, прижимая руки к месту удара. По его пальцам заструилась кровь.

— Хватит. — твёрдо сказал Рой.

— А? Ты тоже хочешь? — сказал Давид, медленно поднимая голову. К его удивлению, вместо карих глаз Роя на него смотрело чёрное око пистолета.

— Ого, а ты смышлёный, парень.

— Ты сам меня этому научил. Давай так: забирай своё сейчас, но в следующий раз — мы в доле. Мы способны на то, что не можете вы.

— Ладно, 2 %.

— 10.

— 2. Показал характер и хватит. Считай, что это награда за смелость.

— Уговорил.

Рой опустил пистолет и подошёл к сидящему у стены дома Генри. Достав из заднего кармана платок, он приложил его к ране.

— Живой?

— Тип того.

— Значит вставай, пойдём промоем рану и найдём еды.

— Спасибо тебе… — начал Генри, но его резко прервал Рой.

— Забей, вставай уже скорее.

Мальчики растворились в глубинах подъезда.

— Вот же маленькие черти… — пробормотал под нос Давид.

— Да ладно тебе, они ведь и правда хороший хабар достали.

Незаметно для Давида к нему подошёл мужчина, выглядящий значительно старше остальных. На нём была потёртая кожаная куртка, чёрная кепка и камуфляжные штаны. Единственным, что могло привлечь внимание, были золотые часы на левом запястье.

— Старик, свали-ка ты. Не хочу я их в это втягивать, но нам и без них непросто.

— Добрый ты всё-таки человек, Давид.

— А по зубам ты давно не получал, я смотрю.

— Да понял, ухожу я, ухожу.

Старик медленно направился вслед за мальчиками. Проходя от одного крыльца к другому, он вспоминал свою жизнь. Перед глазами проносились картинки этого двора: как он играл в нём с друзьями, как сидел на скамейке с девушкой, как все вместе отмечали его свадьбу. Помнил он и как его провожали на войну, и как на его глазах бомба прилетела в центр двора. В этих мальчишках он видел своих детей, а в Давиде — себя.

Глава 6. Минута

Ровно в полночь тяжёлый маятник старинных напольных часов качнулся, ознаменовав тем самым начало банкета. Сотни лакированных туфель и изящных каблучков застучали по дубовому паркету, вторя пьянящей музыке городского оркестра.

Как и многие другие официальные мероприятия в городе, это тоже начиналось с бала. Лишь вдоволь наплясавшись люди этого вольного города садились обсуждать дела. Так и сегодня, с балкона почти под самым куполом зала я наблюдал за десятками тел, двигавшихся в унисон. На мой скромный взгляд, такие традиции были излишними, а правды ради, откровенно глупыми.

С последним аккордом все поклонились друг другу и заняли свои места. Против моей воли меня усадили за большой круглый стол на главном подиуме. По правую руку от меня сидели мэр с его женой, а по левую — Генри. Подняв бокалы в первый раз, господа ожили. Там и тут были слышны шутки, сплетни, деловые разговоры и обычные беседы. Эд Стил же, сидевший с супругой по другую сторону стола, в упор не замечал меня или крайне правдоподобно делал вид.

Оперевшись на край стола, мэр встал.

— Господа! Все мы сейчас вкушаем плоды нашей свободы. Ежегодно мэрия организовывает этот банкет, чтобы напомнить о заслугах самых достойных семей, которые 17 лет назад защитили нашу независимость от Семнадцати Штатов. Однако, мы также хотим показать вам то, чего с тех пор мы добились вместе. В этом году темой вечера стала автомобильная промышленность. Оцените сами эти величественные механизмы! Мы специально представили самые новые, самые комфортные и самые красивые модели, которые уже совсем скоро поступят в продажу. Они — есть символ того, что Вольный город стремится в будущее и скоро обгонит своих недоброжелателей!

— Серьёзно?

Этот вопрос разнёсся по всему залу и улетел эхом внутрь коридоров «Дворца последнего Императора».

— Простите? Кто вы, и почему вы так говорите? — на лице мэра читалось удивление. Уже долгие годы он ни разу не слышал, чтобы кто-то не только посмел перебить его, но и сказать хоть что-то наперекор.

— Я спросил, серьёзно ли ты, червяк, считаешь себя и этот скот достойнейшими?

Толпа, остававшаяся до этого безмолвной начала гудеть. Дамы в пышных шляпах, мужчины в разноцветных галстуках наперебой начали возмущаться.

— ТРУС, ПОКАЖИСЬ! — не сдержав злости, крикнул мэр.

Ответом ему стало летящее с балкона чёрное пятно. Казалось, что буквально на секунду все застыли, приковав своё взгляд к этому пятну. Всеобщую тишину нарушил лишь звук удара тела о дубовый паркет.

— Это же охранник, мы видели его у входа. — прошептала какая-то дама, но её услышали все.

— Я не боюсь показать себя, хæлар.

На балконе показался мужчина лет 47–50, в старой, но чистой военной форме. В руках у него была винтовка, а на поясе висела пара гранат.

— Почему же ты называешь меня трусом, а?

— Не может быть…

Три слова. Как много могут передать три слова? Я люблю тебя.