Уха из золотой рыбки - Дарья Донцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Была бы охота! – обиженно воскликнула Вера. – Может, у нее рассудок помутился?
– Подожди меня, я сейчас приеду.
– Так я никуда не тороплюсь, – ответила Верка, – можешь не спешить. Евгений мертв, Лику арестовали, беги не беги, делу уже не помочь.
Примерно через час, попав несколько раз в пробки, я добралась до улицы Кислова и вбежала в грязный, заплеванный подъезд. К сожалению, Вера живет прямо около метро.
Близость подземки – огромное удобство для жителя мегаполиса, но одновременно и большое несчастье. Все местные маргиналы используют подъезд здания, где обитает Верка, в качестве туалета, никакие замки и домофоны не спасали от бомжей, ловко вскрывавших любые механизмы.
– Нет, ты прикинь, – тараторила Верка, – вот ужас! Совсем Лика свихнулась, только свадьбу отыграла.
– Расскажи спокойно, по порядку, – попросила я.
Верка впихнула меня в комнату, усадила в очень неудобное, жаркое, велюровое кресло и затарахтела:
– Во дела, во дела! Она его в речку спихнула.
– Куда?
– В Москва-реку, плавать Женька не умел, потом парапет высокий, он сначала головой о камень стукнулся и пошел ко дну, небось сознание потерял.
– Когда это случилось?
– Вчера.
Верка плюхнулась в соседнее кресло и понеслась:
– И чем он ей не угодил? Живи да радуйся, так нет, столкнула в воду…
Поняв, что сейчас Карапетова пойдет по кругу, я спросила:
– Почему решили обвинить Лику?
Верка всплеснула руками:
– Свидетель есть. Дело происходило на набережной, понимаешь?
Я кивнула: а где еще оно могло разыграться, если Евгения сбросили в реку?
– Вечером ужас случился, – объяснила Верка, – но еще было не темно, и около того места, где произошла трагедия, стоит огромный щит из лампочек. Там недалеко казино расположено, и это их реклама, так что человеку все отлично было видно.
– Кому?
Верка захихикала:
– На набережной жилой дом высится, на последнем этаже дедулька обитает, у него отличный бинокль имеется, дорогая оптика, произведенная на заводе Цейса. Дедуля по вечерам у окна наблюдательный пост занимает.
– Зачем?
Верка совсем развеселилась:
– Дедок один живет, скука его гложет, набережная в этом месте делает небольшой изгиб, машин тут мало ездит, пешеходы вообще не ходят, район, несмотря на центр, глухой, всего один дом и стоит. Зато имеется лавочка, на которой частенько устраиваются бездомные влюбленные. Вот дедок и поджидает развлечение. Парень с девушкой и не подозревают, что стали объектом слежки, а старичок рад-радешенек бесплатному кино. Конечно, он поступает некрасиво, но, с другой стороны, кому от этого плохо?
Слушая Верку, я реконструировала события. Значит, похотливый дедушка занял свой постоянный пост и тут же с радостью увидел парочку, которая приближалась к лавочке.
Дедуся замер в предвкушении, но любовники не стали целоваться, похоже, у них были иные намерения. Парочка оперлась на парапет, дед чуть не заплакал от разочарования, ну что за сволочи! Явились в место, предназначенное для сексуальных утех, чтобы просто почесать языками.
В бинокль наблюдателю было все видно.
Женщина вытянула вперед тонкую руку и стала показывать на что-то в воде. Мужчина перегнулся через парапет, и в это мгновение баба схватила его за ноги и столкнула вниз.
Все было проделано молниеносно. Дедушка едва не скончался, но бинокль не отпустил. Тем временем убийца быстрым шагом, не оглядываясь, удалилась.
Дедушка кинулся к телефону вызывать милицию. Он не назвал свое имя и фамилию, просто сообщил дежурной, что видел убийство. Наивный старичок и не предполагал, что его номер телефона высветился на экране. Через час к дедушке явились сотрудники МВД. Пришлось наблюдателю признаться в не слишком приличном хобби и подробно описать убийцу.
Несмотря на возраст, с памятью у пенсионера был полный порядок, и он отлично запомнил внешний вид незнакомки: среднего роста, худощавая, светлые волосы, одета в розовое платье с синими цветами. Наряд аляповатый, но сейчас бабы словно взбесились и натягивают на себя невесть что, он бы никогда не позволил своей покойной жене так вырядиться.
– Ну и что, – спросила Верка, – узнаешь прикид?
Ликин идиотский сарафан, который ей Вера из Турции привезла. Жуткая шмотка, просто отвратительная.
– Такой мог быть и не только у нее, – пробормотала я, – неужели это послужило основанием для ареста?
– Не знаю! – подскочила Верка. – Но ее повязали, значит, она виновата.
Едва дождавшись вечера, я налетела на Дегтярева.
– Узнай по своим каналам, что с Ликой.
– Ладно, – хмуро кивнул Александр Михайлович, и дальше события потекли в Ложкине как всегда.
Сначала меня отругала Манька, которой я забыла купить фильмы, потом Зайка, сердито морща нос, гневно спросила:
– Кто курил в ванной комнате на первом этаже?
Вопрос абсолютно риторический, потому что в нашем доме сигаретами балуюсь только я. Остаток дня домашние посвятили чтению лекции на тему «Курить – здоровью вредить».
На следующий день вечером, едва по ОРТ началась программа «Время», появился полковник и сообщил:
– Все.
– Что? – подскочила я.
Александр Михайлович пожал плечами:
– Лика призналась. Они договорились с Евгением о встрече, он пришел, подтвердил, что твердо намерен развестись, и она его столкнула в воду.
– Господи, – ужаснулась я, – да Ликуська с ума сошла.
Дегтярев вытащил из кармана носовой платок, вытер лоб и устало продолжил:
– Говорит, ничего не помнит, была в состоянии аффекта.
– Но тогда ее должны отпустить! – радостно воскликнула я. – Временное помрачение рассудка избавляет от наказания.
Полковник крикнул:
– Не пори чушь, она останется в СИЗО до суда.
Я опять перепугалась:
– И что мы можем для нее сделать?
– Практически ничего, только поддержать морально.
Я уставилась на приятеля, потом очень осторожно спросила:
– Может, того, самого… ну, в общем, денег дать следователю?
Александр Михайлович побагровел, но не стал орать, а довольно спокойно парировал:
– Уже не поможет, взятки раньше суют, до того, как предъявлено обвинение. Единственно, чем могу посодействовать, так это сделать так, чтобы дело Лики рассмотрели в суде быстро, ну, к октябрю, допустим. В СИЗО очень плохо, на зоне, как тебе это н и покажется странным, лучше.
– Ничего себе быстро! – ахнула я. – Октябрь когда еще будет!
Дегтярев шумно вздохнул:
– Ты просто не в курсе того, сколько времени человек проводит в изоляторе, дожидаясь решения своей судьбы, год может париться на шконках.
– Год?!
Александр Михайлович кивнул:
– Ага, а потом начнется бодяга. Судебное заседание отложат или найдут какую-нибудь ерунду и перенесут процесс на полгода.
– На полгода? – подскочила я. – Какой ужас!
Дегтярев налил себе чай и принялся размешивать сахар, мерно стуча ложечкой о чашку.
– Время идет, а Лика будет сидеть в душной камере, в компании не слишком приятных товарок. Ладно, я подсуечусь немного, жаль мне ее, очень жаль, но преступник должен быть наказан.
«Вор должен сидеть в тюрьме», – всплыла в моей голове фраза.
Александр Михайлович не подвел. 1 октября Лику осудили, причем сделали это очень быстро, в одно заседание. Уж не знаю, каким образом Дегтяреву удалось уговорить судью, страшно противную по виду тетку лет пятидесяти, с маленькими злобными глазками и тонкими губами, сжатыми в нитку.
Мы всей семьей явились в зал заседаний, впрочем, народ там и без нас толкался, а когда конвойные ввели бледную, слегка похудевшую Лику, присутствующие фоторепортеры мигом бросились к скамье подсудимых, стоящей в клетке. Евгений был достаточно известен в мире бизнеса, и его смерть, да еще от руки жены, страшно обрадовала борзописцев, получивших повод для новых статей.
Процесс произвел на меня самое тягостное впечатление. Удручающе выглядело все: обшарпанный зал заседаний, толпа корреспондентов, знакомые Лики и Евгения, прибежавшие на суд, чтобы утолить любопытство, злобно прерывающая всех судья, отвратительно правильный прокурор, тарахтящая, словно погремушка, адвокатша, девочка-секретарь, все время ковырявшая в носу, запах канализации, невесть почему витавший в храме Фемиды, но самое жалкое зрелище производила сама Лика.
Подруга была одета в приличный костюм из твида и белую блузку. Волосы ее слегка отросли, выглядели чистыми и даже ухоженными, на лицо была нанесена косметика. Но когда Лика начала давать показания, у меня перевернулось сердце. Голос ее звучал глухо, словно она говорила из-под подушки, никакой эмоциональной окраски в речи не было.
– Да, – словно автомат говорила Ликуська, – да, встретились. Ничего не помню. Он предложил развод…
– Это все? – прищурилась судья.
– Да.
– Немного, однако. Не помните, как толкали гражданина Твердохлебова в реку?