Встретимся в полночь - Морин Гу

Быстро нажав пробел, Джи Йон запустила видео.

Откинувшись на плюшевом диване, я наблюдала, как прыгаю, кружусь и кружусь по сцене – мои руки совершали точные волнообразные движения вокруг лица, пока я пела. Из-за дрянных динамиков ноута мой голос отдавал жестью.

Мы просмотрели все от начала до конца. Я едва замечала, что творится на экране, моргая, чтобы не заснуть. В какой-то момент мое изображение перед глазами у меня превратилось в танцующий гамбургер. М-м-м. Гамбургер.

По крайней мере станцевала я идеально. Крошечная хлопушка с конфетти взорвалась у меня в голове. Безрадостно и слабо. Неспособность порадоваться заставила меня почувствовать себя виноватой, и я выпрямилась.

Видео закончилось, и Джозеф хлопнул в ладони.

– Хорошая девочка, – сказал он, тихо хохотнув. – Вот почему ты всего добьешься. Ты надежная.

Надежная! Настоящая музыка для ушей исполнителя. Я кашлянула в кулак, чтобы подавить смех, поднимающийся к горлу.

Джозеф вскинул голову.

– У меня есть идея, – Боже, только не еще одна. – Давай посмотрим твое самое первое исполнение «Heartbeat», чтобы сравнить с сегодняшним, – он улыбнулся мне. – Проиграем рядом. Чтобы увидеть, как ты продвинулась.

– Ну, именно так я представляю потрясающий вечер пятницы! – заявила я. Хотя Джозеф и Джи Йон свободно говорили по-английски, они не вполне уловили сарказм.

Джи Йон опустилась на колени и подняла айпад, чтобы экран оказался на уровне ноута, затем нашла ролик.

Он был записан два года назад. Там мои волосы были выкрашены в светло-каштановый и уложены в волнистый боб. После выхода ролика этот боб копировали тысячи девочек-подростков. Первые три басовые ноты возвестили о начале песни, и камера сместилась вниз, с блестящих волн моих волос к покачивающимся бедрам и дальше вниз, по моим ногам. Тогда на мне были черные ботильоны на плоской подошве. Мне они нравились.

Я смотрела ролик и все больше сползала к краю дивана, пока не обнаружила, что сижу буквально на краю. Я не могла не отметить, как широко улыбалась, как плавно шагала. Как блестели мои глаза. Когда я взглянула на сегодняшнее исполнение, проигрывавшееся одновременно, я увидела отсутствующий взгляд на своем лице. Два темных озера небытия. Я пристально взглянула на Лаки двухлетней давности.

В тринадцать лет, после прослушивания в студии Лос-Анджелеса – дочке моей текущей корейской звукозаписывающей компании, я переехала в Сеул, одна, за семь тысяч миль от семьи, и меня тут же сунули в тренировочный лагерь. Мои менеджеры несколько лет ждали пластической операции, давшей мне естественно выглядящее ssangkkeopul – двойное веко, ставшее настолько обычным явлением в Южной Корее, что было странно, если кто-то из поп-звезд его себе не делал. Затем – пластика маленького носа. Это называется «K-Pop – комбо».

Я выступала около двух лет в девочковой группе Hard Candy, прежде чем стала звездой. Мои менеджеры исключили меня из группы, чтобы подготовить к сольной карьере. В мгновение ока я побила все рекорды, были проданы билеты на все концерты, взяла все награды, которые только можно было взять. И одним из ключей к моему успеху стало то, что я не была замешана ни в каких скандалах. Ни одного фото, где я пью. Ни одного фото с парнем. Никаких дурных манер.

Я всегда была скромной, любезной и сдержанной.

Идеальной.

И масс-медиа любили меня за это. Со мной обращались, как с принцессой, моя аудитория яростно меня защищала. Статьи всегда были о моих добрых делах и успехах. Именно в таком порядке. Потому что мои песни не выделялись – они просто были лучшей версией того, что всегда было популярно: запоминающиеся оптимистичные танцевальные мелодии в сочетании со сладкой, проникновенной лирикой.

– Видишь? – сказал Джозеф, указывая на старую Лаки. – Вот тут ты спутала шаг. Сейчас бы ты такого не сделала. Ты должна быть довольна тем, насколько ты выросла.

Я не была довольна. Я чувствовала себя неуютно. Вспоминала старую Лаки. Радость, которую я испытывала от своих выступлений. Как я волновалась перед каждым шоу, каждой фотосессией, каждым релизом. Тогда я чувствовала себя настоящим артистом, испытывала чистые радость и любовь к тому, что делала.

Мне казалось, я все еще их испытываю, когда выступаю на сцене. Но глядя на старую Лаки рядом с новой, я кристально ясно видела контраст. Искренность.

И отточенные движения новой Лаки не могли сравниться с ней.

Глава четвертая

Джек

Держа в одной руке букет размером с сенбернара, я вынул телефон и пошел по коридору, плюшевое ковровое покрытие полностью заглушало звук моих шагов.

Быстрый поиск по Тедди Слейду: фильм, который снимали тут, в Гонконге, назывался «Бесконечная ночь». Я уклонился от причудливого буфета в коридоре, просматривая список актеров и съемочной группы. Зацепился за одно имя.

Ладно, на этом этаже два номера. Шансы пятьдесят на пятьдесят. Если их не окажется в одном номере, я попробую другой. Я остановился перед первой дверью и глубоко вздохнул. Опустив цветы на пол, сбросил пиджак, скатал его и швырнул в коридор. Затем засунул телефон поглубже в букет, чтобы его скрыли лепестки цветов.

Моя белая рубашка выглядела помято и неряшливо, но я заправил ее в черные брюки и надеялся, что этот букет-мутант ее прикроет. С черными кроссовками ничего не поделать.

Я со стоном снова поднял цветы и постучал в дверь – три сильных, уверенных удара. Кровь бросилась мне в голову, знакомый адреналиновый удар.

Шесть месяцев назад я пробрался на вип-вечеринку, чтобы произвести впечатление на девушку, в которую был влюблен – Кортни. Мы были в ресторане и заметили, как несколько знаменитостей прошли наверх.

– О боже, умерла бы, лишь бы подняться туда, – задыхаясь сказала Кортни, хватая меня за руку. Какая-то первобытная часть меня встрепенулась, и я принял вызов.

Сославшись на какие-то несуществующие связи и идиотские правила, я смог протащить нас наверх. А затем сумел подвести Кортни достаточно близко к ее любимым актерам, чтобы тайком сделать несколько фото.

Тогда чья-то рука схватила меня посреди съемки. Когда я обернулся, совершенно ошеломленный, на меня проницательно смотрел длинноволосый азиат.

– Эй, парень, как ты сюда попал?

Я был готов соврать все что угодно и бежать оттуда, но помедлил. Он улыбнулся и сказал:

– Я знаю, ты пролез без разрешения.

Что-то в этой улыбке заставило меня расслабиться.

– Да неужели?

Он кивнул.

– Что если я заплачу тебе за эти фото?

С тех пор я время от времени брался за внештатную работу для Тревора. А в последнее время задания поступали чаще. Я завоевал его доверие.