Эпоха великих реформ. Исторические справки. В двух томах. Том 2 - Григорий Джаншиев

С начала 1862 года гр. Блудова сменяет, по должности председательствующего в Государственном совете, кн. П. П. Гагарин (тоже крепостник и автор известного «нищенского» надела, также плывший в это время по фарватеру либерализма), и с этих пор гр. Блудов окончательно сходит со сцены. Но к чести его нужно заметить, он не счел уместным держать оппозицию quand тёте тем «новшествам», которые проникли после него в судебную реформу, и, считая их появление естественным развитием начатого им дела, принял их просто и без протеста.

Первым делом кн. Гагарина было исходатайствовать «юристам» официальное разрешение на полную свободу действий и возможность свободного пользования вышеупомянутыми «непреложными началами», т. е. указаниями науки и практики цивилизованных народов. Разрешение это было дано знаменательным Высочайшим повелением от января (число, к сожалению, неизвестно) 1862 года, где впервые вещи названы их собственными именами. Этот первостепенный для истории русского процесса и прогресса документ гласил: «Изложить в общих чертах соображения Государственной Канцелярии и прикомандированных к ней юристов о тех главных началах, несомненное достоинство коих признано в настоящее время наукою и опытом европейских государств и по коим должны быть преобразованы судебные части в России».

Рубикон был перейден! Китайская стена, отделявшая в течение сорока пяти лет наши законодательные сферы от непосредственного воздействия европейской науки и современного прогресса, пала. Начала европейского публичного права и науки, проникавшие к нам дотоле контрабандным путем (слово «прогресс» было формально запрещено еще в 1858 г.) или в виде замаскированных анонимов (как, например, «общие непреложные» начала у гр. Блудова), получили, наконец, открытый доступ и к нашей законодательной практике. Благодаря этому крупному событию, а также господствовавшему в то время в русском обществе либеральному настроению, сделан был тот последний, логический шаг, без которого предпринятое гр. Блудовым 20 лет перед тем дело судебной реформы осталось бы на полпути и недоделанным.

«Юристы» 1862 г. возымели благородную решимость сделать этот окончательный шаг, который иным казался чересчур рискованным. Веря в здравый смысл русского народа, крепость русской культуры и воспитательную силу хороших учреждений, либеральные юристы решились, например, предложить суд присяжных, который, так сказать, навертывался на языке у гр. Блудова, но который он не имел решимости открыто выставить. В составленных юристами «главных началах» мы видим не скачки и не бред буйной теоретической мысли, как иные думают, а только логическое развитие институтов, раньше намеченных. Это лучше всего можно показать на примере самого важного нововведения, на суде присяжных, предложенном Заруднинскою «могучею кучкою».

Враги судебной реформы привыкли твердить, что суд присяжных был введен у нас из слепого подражания иностранным образцам и по мотивам чисто политическим. Мнение это лишено всякого основания. Что касается подражательности, то вот как смотрели «юристы» 60-х годов на вопрос о заимствовании: «Наш нормальный путь, – говорят они, – не подражание, а разумное применение общих начал выработанных юридическою наукою». Что же касается политической стороны этого института, то ее тщательно устраняют они из нашего суда присяжных, настаивая на мотивах исключительно юридических[16].

В чем же они состояли? Вот путь того рассуждения, который побудил «юристов» государственной канцелярии сделать из посылок гр. Блудова логические выводы. Гр. Блудов, признавая теорию «законных доказательств» несостоятельною, не решился однако вполне отказаться от нее и остановился на компромиссе. «Юристы», основываясь на трудах германских юристов Кестлина, Генна, Пухты, Гагена, Буштеля, Бринкмана, Молинара, Миттермайера и др., пришли к заключению, что тут нет средины, tertium non datur, что или должна быть строгая легальная регламентация силы доказательств, обязательная для судей, или им должен быть предоставлен путь оценки доказательств по внутреннему убеждению. Отвергнув теорию «законных доказательств» на основании указаний науки и нашей собственной практики (эта сторона дела особенно тщательно разработана в записке Д. А.Ровинского (см. ниже), прекрасно знакомого с судебною практикою по должности московского губернского прокурора) и признав необходимость решения вопроса о виновности по убеждению судей, юристы переходят к вопросу о судоустройстве. Они указывают на то, что наши старые судебные заседатели не приносили никакой пользы и были простыми ширмами или пешками в руках секретарей, так как должны были решать не только вопрос о виновности на основании теории доказательств, но и применять законы о наказаниях. Вследствие этого «юристы» признают нужным предоставить заседателям решение только вопроса о виновности, который они, в качестве людей знакомых с действительною жизнью, решат лучше коренных судей, людей кабинетных. Вопрос же о наказании предоставляется решению судей юристов. Отсюда переход чрез наших «судебных заседателей» к европейским присяжным заседателям был так естествен, что он подсказывался сам собою. Придумывать непременно что-то «свое», отличное от хорошо известного и испробованного европейского суда присяжных – значило бы впадать в оригинальничанье, значило бы стучаться в открытую дверь. Деятели 60-х годов были слишком серьезные люди, чтобы носиться с такою «пустою» претензиею, к которой, по замечанию Вл. С. Соловьева, сводится наша внеевропейская и противоевропейская самобытность[17].

Главный аргумент против присяжных была неразвитость «вчерашнего раба», неразвитость народа, «которого, по выражению Я. И. Ростовцева, до освобождения крестьян не существовало»[18]. Вот как возражают на это «Соображения» юристов Государственной Канцелярии: «Конечно, развитость народа имеет немалое влияние на достоинство его учреждений, но не подлежит также сомнению, что хорошие учреждения развивают и совершенствуют общество. В этом отношении правильный суд едва ли не желательнее всякого иного учреждения, ибо он распространяет в народе понятие о справедливости и законе, без чего не может быть ни благосостояния, ни порядка в обществе. Неразвитость нашего народа представляет основания для скорейшего введения суда присяжных, потому что такой именно народ и нуждается в особых ограждениях в суде, нуждается в судьях, которые бы вполне его понимали. Нигде, может быть, историческая жизнь народа не положила таких глубоких разграничений между различными слоями общества, как у нас, отчего между понятиями, обычаями и образом жизни наших постоянных судей, принадлежащих вообще к высшему сословию, и подсудимых из низших сословий замечаются чрезвычайно резкие различия[19].

Весьма подробно разобрали «юристы» Государственной Канцелярии и то возражение, что суд присяжных имеет политический характер. Суд присяжных, как одна из лучших гарантий правосудия вообще, конечно, имеет и крупное политическое значение. «При отсутствии правосудия, – говорит Лероа-Болье, – нет более просвещенной свободы, а при наличности правосудия, я полагаю, нет более деспотизма или по крайней мере тирании». С такой точки зрения носит политический характер не только суд присяжных, но и предположенные графом Блудовым усовершенствования правосудия, вроде сокращения инстанций, введения состязательного процесса, не говоря уже о введении гласности, которая, по определению Н.А. Буцковского, «служит самым надежным контролем для всякой общественной деятельности и единственно прочною уздою для удержания общественных деятелей в пределах законности». Но не в таком общем, а еще в особом специфическом смысле возражали и, смешно сказать, даже в наши дни возражают, – против суда присяжных, ссылаясь на то, что это учреждение якобы революционно-демократическое, несовместное с самодержавием. Против такого фальшивого освещения предмета выдвинули «юристы» длинный ряд соображений, заимствованных главным образом из истории русских судебных учреждений[20].

IV

В апреле – июле 1862 г. «Главные начала», выработанные Государственною Канцеляриею, были рассмотрены соединенными департаментами Государственного совета. Общее собрание Совета рассмотрело их 27 августа, 3 и 4 сентября 1862 г. В общем собрании совета присутствовали: председатель кн. П. П. Гагарин и члены: великий князь Николай Николаевич, гр. В. Ф. Адлерберг, гр. С. Г. Строганов, В. Н. Панин (министр юстиции), кн. В. А. Долгоруков (шеф жандармов), К. В.Чевкин, кн. А. М. Горчаков, Брок, Тымовский, П. А. Муханов, Краббе, Донауров, Тройницкий, гр. П. А. Шувалов, Танеев, Гасфорт, барон М. А. Корф, Н. И. Бахтин, А. С. Норов, Н.Ф.Метлин, А. М. Княжевич, светл. кн. А. А. Суворов, И. М. Толстой, Д. А. Милютин, А. В. Головнин, М.Х. Рейтерн, П. А. Валуев, Гернгрос, Хомутов, Анненков и А. С. Зеленый. Докладывал дело государственный секретарь В.П.Бутков. Суд присяжных и важнейшие институты нашего нового судебного права прошли единогласно. В защиту суда присяжных сказал речь, – кто бы поверил? – сам прозревший, наконец, гр. Панин, заявивший, что «действительно независимым может быть только суд присяжных».