Советские разведчики в нацистской Германии - Михаил Жданов

Можно посмеяться над Леонидом Ильичем, но факт остается фактом: многие люди считали, что Штирлиц – реальный персонаж, и очень удивлялись, узнавая, что это не так. Другие искали прототипы. Вот одна из таких попыток:

Прототипом Штирлица был Вилли Леман, сотрудник Вальтера Шелленберга, одновременно работавший на советскую разведку в качестве особо ценного агента по кличке «Брайтенбах». Его подвел радист – коммунист Ганс Барт (кличка «Бек»). Барт заболел и вынужден был лечь на операцию. Под наркозом он неожиданно заговорил о необходимости сменить шифр и возмущался: «Почему Москва не отвечает?». Хирург поспешил порадовать Мюллера необычными откровениями пациента. Барта арестовали, и он выдал Лемана и еще несколько человек. Дядюшку Вилли арестовали в декабре 1942 года и через несколько месяцев расстреляли. Под пером Юлиана Семенова немец-радист превратился в русскую радистку.

Мягко говоря, не все здесь верно. Во-первых, «Брайтенбах» никогда не работал на Шелленберга, скорее уж на Мюллера. Во-вторых, «Бек» никогда не кричал о смене шифров (спросите у любого анестезиолога: больные под наркозом много разговаривают?). В-третьих, радист никогда не выдавал Лемана – это произошло в результате трагической ошибки. Впрочем, расскажу обо всем по порядку.

Гауптштурмфюрер СС Вилли Леман действительно был одним из ценнейших советских агентов. Работая в гестапо, он мог своевременно предупреждать о выходе на след советских агентов, о готовящихся арестах и засадах. И это только малая доля тех сведений, которые получали от него в Москве.

Информация к размышлению. «Брайтенбах»

История началась в 1929 году, когда работавший в политической полиции Леман отправил своего знакомого, безработного полицейского Эрнста Кура в советское посольство для установления контактов. Напрямую он действовать не стал. Контакт был установлен, и вскоре Леман под кодовым именем А-201 появился на страницах документов советской разведки. Через некоторое время Кур отправился в Швецию, где ему был куплен магазинчик, ставший одной из явок. Сотрудничество Лемана с русскими продолжалось уже напрямую.

К тому моменту Леман являлся старшим референтом отдела. Из 45 лет своей жизни 18 он прослужил в полиции и имел огромный опыт, а также доступ к совершенно секретным документам. Почему солидный прусский чиновник решил пойти на контакты с русскими? История об этом умалчивает. Скорее всего, Леман ясно увидел перспективу прихода нацистов к власти и видел в Советском Союзе единственную силу, способную им противостоять. Достоверно известно, что работал он не ради вознаграждения, хотя и не отказывался от него. В 1932 году Леман был назначен главой подразделения по борьбе с «коммунистическим шпионажем» – любопытная шутка судьбы. После прихода нацистов к власти Леману удалось удержаться на своем посту, пережив волны чисток. Из сотрудника политической полиции он превратился в служащего гестапо. Естественно, поступающая от него информация становилась все более ценной.

Связь держали следующим образом: сначала с ним напрямую общался Василий Зарубин, сотрудник нелегальной берлинской резидентуры. Потом, после отзыва Зарубина в Москву, в роли связника выступала некая Клеменс, владелица конспиративной квартиры. Через нее материалы уходили в советское посольство, а Леману передавались задания.

Нацисты не разбрасывались опытными контрразведчиками, и советский агент быстро продвигался по службе. В 1938 году ему пришлось вступить в НСДАП. После этого Леману поручили контрразведывательное обеспечение объектов военной промышленности рейха, а в 1941 году – обеспечение безопасности сооружаемых военных объектов. Все это время он, ежедневно рискуя жизнью, поставлял в Москву ценнейшую информацию. Он передавал данные о структуре и кадрах абвера и гестапо, добывал ключи к используемым в Германии шифрам и сами тексты шифротелеграмм. Еще до расправы со штурмовиками – «ночи длинных ножей» 1934 года – Леман информировал Центр о том, что Гитлер готовится разделаться со своими недавними сподвижниками. Отправлял он и другие сведения о перипетиях борьбы за власть в свежесозданном Третьем рейхе. Еще более важной была информация о военных разработках на объектах, безопасность которых курировал Леман. Так, в 1935 году он сообщил о работе немецких ученых над созданием боевых ракет – будущих «Фау». Далее шла информация о новых бронетранспортерах, истребителях, подводных лодках… Конечно, это были не чертежи, в большинстве случаев Леман даже не знал технических подробностей, но и сведения об общем направлении развития военной техники имели очень большое значение.

Именно от Лемана, получившего кодовую кличку «Брайтенбах», в Москве узнали о расположении пяти секретных полигонов для испытания новых типов оружия. Впоследствии, уже в годы войны, это помогло нанести по полигонам удары дальними бомбардировщиками. Леман сообщил и подробности о попытках изготовления синтетического горючего из бурого угля. И этот перечень далеко не полон.

Несмотря на все свое мужество, «Брайтенбах» не был «железным человеком». На встречи с представителями советской стороны он часто приходил очень нервным, много говорил об опасности, которой подвергается. По его просьбе для него изготовили паспорт на другое имя – на случай, если придется в экстренном порядке покинуть Германию. Связь с «Брайтенбахом» нередко прерывалась по разным причинам, в том числе и из-за кадровой чехарды в советской резидентуре в Берлине. К 1938 году, например, связь почти прекратилась, и в 1940 году Леман был вынужден обратиться в советское посольство с резким заявлением: если в его услугах более не заинтересованы, он немедленно увольняется из гестапо. С ним немедленно встретился советский резидент Александр Коротков, о котором я еще расскажу ниже. У Короткова были четкие инструкции от самого Берии, гласившие:

Никаких специальных заданий «Брайтенбаху» давать не следует. Нужно брать все, что находится в непосредственных его возможностях, и, кроме того, то, что он будет знать о работе различных разведок против СССР в виде документов и личных докладов источника.

В Москве понимали, какой опасности подвергается Леман, и старались его беречь. Весной 1941 года «Брайтенбах» передает данные, говорящие о том, что Германия в скором времени собирается напасть на СССР. Девятнадцатого июня он сообщил, что лично видел текст приказа, в котором нападение на СССР назначено на 22-е число. И после начала войны он продолжал работу через радиста «Бека».

Как же произошел провал? Почти случайно – таких нелепых и трагических случайностей хватает в истории любой разведки мира. В сентябре 1942 года гестапо вышло на след «Бека» и вскоре схватило его. Такое в конце концов случалось с каждым радистом – бесконечно уходить от гестапо с его совершенными средствами радиоразведки было попросту невозможно. На допросе «Бек» дал притворное согласие работать на гестапо и участвовать в радиоигре. В первой же своей радиограмме он дал заранее согласованный условный сигнал, который должен был проинформировать Москву о том, что «пианист» работает под контролем. Но из-за плохих условий приема условный сигнал не был услышан. В руках гестапо оказался настоящий телефон Лемана. Дальше, как говорится, все было делом техники. В декабре 1942 года «Брайтенбах» был схвачен и на скорую руку расстрелян. Похоже, Мюллер просто побоялся докладывать «наверх» о том, что в рядах его службы оказался советский шпион.

Имеет ли Леман что-то общее со Штирлицем? Разумеется. Оба они ходили в эсэсовской форме, оба передавали информацию в Центр, у обоих, наконец, было по две ноги и две руки. В общем, вроде бы и все. Леман никогда не был советским полковником Исаевым, придумавшим себе хитрую легенду и усердно косящим под немца. Вспомним историю Штирлица: в 1922 году вместе с остатками белых уехал в Китай, чтобы вести разведку среди эмигрантов, а затем отправился в Австралию, где в германском консульстве в Сиднее заявил о себе как о немце, обворованном в Китае. Там он год проработал в отеле у хозяина-немца, затем устроился в германское консульство в Нью-Йорке, вступил в НСДАП, а затем и в СС.

А было ли в принципе возможно существование такого разведчика? Многие полагают, что нет. Например, доктор исторических наук Анатолий Малышев на заданный ему вопрос ответил так:

Едва ли не самая главная проблема деятельности разведчика, подобного Штирлицу, – языковая. Практически невозможно неносителю языка освоить его так, чтобы казаться носителем. У Семенова есть на этот счет собственный сюжетный ход: будущий Штирлиц-де с отцом-меньшевиком в раннем детстве жил в Германии. В таком случае, безусловно, у Исаева мог быть совершенный выговор. Впрочем, история знает и более сложные случаи. Один из самых известных советских нелегалов, Конон Молодый – деревенский уроженец, успешно выдававший себя за американского бизнесмена.