Разоблачение - Дженнифер Макмахон

– Иногда отец приходит сюда на ланч, – сказала она.

Мэл посмотрела на часы.

– Ради бога, сейчас половина одиннадцатого! – Она включила свет. – Иди и помоги мне.

Эмма задержала дыхание и шагнула через порог. Ничего страшного не произошло… пока. Но по-настоящему ужасные события требуют времени.

– Глобальное потепление, – прошептала Эмма. – Рак.

Она представила, как одна клетка в ее теле сошла с ума и начала усиленно делиться.

– Что? – рявкнула Мэл.

– Ничего.

В центре помещения размером с притвор большого собора на специально сконструированной раме покоилось долбленое каноэ, над которым работал отец Эммы. Он установил над ним яркие направленные светильники, оставляющие в тени остальную часть мастерской. Длинное и бледное, с изящными обводами, каноэ напомнило Эмме большого белого дельфина. Она всегда начинала нервничать, когда видела нечто, явно предназначенное для передвижения по воде, но застрявшее на суше. И не просто застрявшее, а удерживаемое деревянными распорками и зажимами. Попавшее в плен.

– Посмотри там, – распорядилась Мэл, указывая на металлические полки и шкафы вдоль восточной стены мастерской. Мэл же подошла к старому деревянному верстаку и стала перебирать инструменты.

– Моему отцу не нравится, когда другие прикасаются к его вещам, – заметила Эмма. Это неуважительное отношение.

– Он никогда не узнает, – пообещала Мэл и с лязгом уронила на верстак большой металлический рашпиль.

Эмма осматривала полки: цепная пила, секатор, перегоревшая фара. В основном она видела ряды пустых банок из-под краски. Девочка взяла одну и прочитала надпись на крышке: «Костяной белый». Откуда-то сверху донеслось тихое кошачье фырканье.

Там, сидя на краю верхней полки и болтая длинными ногами, Дэннер улыбнулась ей сверху вниз.

У Дэннер грязные светлые волосы, точно такие же, как у Эммы. Она примерно одного возраста с Эммой. В сущности, она могла бы быть ее двойняшкой. Ее нос немного другой, подбородок чуть более заостренный, но время от времени Эмма ловила свое отражение в зеркале или витрине и думала, что она видит Дэннер.

Иногда Дэннер появлялась в одежде Эммы, чего та не переносила, но Дэннер всегда возвращала вещи на место чистыми и аккуратно сложенными. Иногда Дэннер представала в наряде ее отца или матери. Если Дэннер появлялась в новых маминых шортах для бега, то можно было поспорить, что они навсегда исчезнут или расползутся по швам. Однажды Дэннер появилась в мамином кашемировом пальто, а на следующий день его нашли на дне бассейна.

Сегодня Дэннер надела старый отцовский жилет для рыбалки. Ее приглушенное хихиканье было похоже на звуки, издаваемые чихающей кошкой.

Эмма поднесла палец к губам. Дэннер повторила ее жест и улыбнулась еще шире. Потом она отняла палец и уперлась в крышку одной из банок с краской на верхней полке. Эмма в ужасе затрясла головой – Нет! – но уже было слишком поздно. Банка упала на пол, крышка отлетела, и повсюду разлилась густая темно-зеленая краска.

Эмма вся задрожала от паники. Как она теперь уберет все это безобразие? Если краска останется на полу, ее отец поймет, что она побывала в мастерской. Ей не следовало приходить сюда. О чем она думала? Эмма схватила тряпку с ближайшей полки. Дэннер продолжила тихо хихикать, но Эмма слишком была рассержена, чтобы посмотреть на нее.

– Я кое-что нашла! – крикнула Мэл, склонившаяся над старой металлической коробкой для инструментов с облупившейся красной краской.

Кожа Эммы покрылась мурашками. Она оставила тряпку в центре темно-зеленой лужи, бросила Дэннер и направилась к Мэл, чтобы посмотреть. Там, на ржавом дне коробки, лежала стопка фотографий, сделанных на «Поляроиде», и тяжелая черная книжка со словами «Разоблачение = свобода», выведенными на обложке.

– Ничего себе! – воскликнула Мэл, перебирая фотокарточки и глядя на одну из них. – Это твои родители. Смотри!

Эмма схватила фотографию. Да, это были действительно ее родители, но хотя Эмма узнала их, все вокруг казалось другим и почему-то неправильным. Мамины волосы были длинные и спутанные, а папа выглядел так, словно отращивал бороду. Но при этом они улыбались! Они выглядели по-настоящему счастливыми. Отец на фото обнимал маму за плечи. Эмма с трудом могла теперь вспомнить, когда ее родители прикасались друг к другу, не считая случайных столкновений, неизменно сопровождаемых неуклюжими извинениями.

Рядом с родителями на фото две незнакомых женщины. У дальней справа короткие темные волосы и ружье в руках. Вторая женщина, блондинка, положила голову на плечо первой. Она на снимке показывает фотографу средний палец; Эмма знает, что это непристойная вещь, вроде сквернословия.

– Только посмотри, – Мэл начала хихикать. – Она показывает кому-то средний палец!

Эмма смотрела на фотографию так долго и пристально, что у нее начала кружиться голова. Она понимала, что видит своих родителей, какими они были давным-давно. Она почти не слышала Мэл, а когда начала возвращаться в реальность, то ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, где она находится, как попала сюда и кто обращается к ней.

– Это дневник женщины по имени Сьюзи, – сказала Мэл, держа в руках тяжелую черную книжку. – Ты не поверишь, Эмма! Твои родители принадлежали к какой-то группе под названием «Сердобольные Разоблачители». У них был свой манифест и все остальное!

Эмма посмотрела через мастерскую на Дэннер, которая по-прежнему сидела на верхней полке, и та с довольным видом подмигнула ей.

– Вот, послушай, – Мэл начала читать: – «Для того чтобы понять природу вещи, ее нужно разобрать на части».

Эмма только кивнула в ответ. Она в этот момент думала о лосе по имени Фрэнсис.

– Девять, – бездумно прошептала она, глядя на фотографию у себя в руке. Сьюзи – это женщина, которая нарисовала Фрэнсиса. Это она стоит с ружьем, или это та, кто показывает фотографу средний палец? И кто сделал снимок?

– Что ты бормочешь, чудо-юдо? – спросила Мэл.

– Ничего.

Эмма спрятала фотографию в задний карман шортов, потом подняла голову и еще раз взглянула туда, где сидела Дэннер, но та уже пропала. Дэннер, она такая: сейчас здесь, а потом нет.

– Елки-палки! – воскликнула Мэл и протянула дневник Эмме. – Смотри, на первой странице адреса всех членов группы. Мы можем написать им!

– И что мы скажем? – спросила Эмма.

Мэл задумчиво изучила имена и адреса. Потом она улыбнулась так широко, что показались зубы.

– Бог ты мой! – сказала она. – Вот оно!

– Что? – спросила Эмма.

Мэл держала книгу перед собой обеими руками и трясла ее как тамбурин.

– Разве не понятно? Мы должны написать этим людям, чтобы они снова собрались вместе. Может быть, если мы напомним твоим родителям о старых студенческих временах, они захотят вернуться в прошлое и повеселиться друг с другом? Вот наш ответ, – она снова встряхнула книгу. – Вот оно. Это именно то, что мы искали!

– Но это адреса десятилетней давности, – заметила Эмма.

Мэл кивнула.

– Тогда они учились в колледже. Возможно, это значит, что здесь указаны адреса их родителей. А родители могут вечно жить в одном и том же доме, можешь мне поверить.

Мэл достала маленький блокнот на спирали и ручку из заднего кармана заношенных штанов военного фасона и переписала адреса из дневника. Покончив с этим, она убрала дневник и фотографии в коробку для инструментов.

– Я возьму велики и дождусь тебя снаружи. Скажи своей маме, что мы собираемся в «Додж» за кока-колой. Да, и прихвати немного денег.

Эмма покачала головой:

– Сначала я должна отмыть пол от краски.

Мэл посмотрела на безобразное зеленое пятно на полу.

– Отличная работа, уродина, – сказала она и покачала головой. Потом она взяла кучу тряпок, направилась оттирать пол.

В универмаге «Додж» они купили три дешевые вермонтские открытки (каждая с фотографией лося, в честь Фрэнсиса) и марки. Бернис взял деньги и спросил:

– Собираетесь устроить небольшую переписку, девочки?

Бернис всегда управляла этим магазином. Даже дедушка Эммы не мог вспомнить того времени, когда не было «Доджа».

– Да, мэм, – с гордой улыбкой ответила Мэл. – Мы будем переписываться с друзьями из летнего лагеря.

Мэл говорит, что о Бернис можно написать учебное пособие по раздвоению личности. Иногда она сияет улыбками и бесплатно раздает лакричные палочки. В другие дни она рычит: «Здесь не место для праздных зевак! Если у вас нет денег, отправляйтесь домой».

– Возможно, это из-за менопаузы, – предположила однажды Мэл, Эмма кивнула, хотя не имела представления, что это такое.

Самое лучшее в том, что о настроении Бернис всегда можно судить по ее лицу. Злая Бернис всегда накрашена: розовые румяна и плохо наложенная оранжевая помада с блестками.

Сегодня утром она находилась в образе дружелюбной старой Бернис: седые волосы были собраны в конский хвост, бледная кожа со старческой пигментацией чисто отмыта.