Созвездие Льва, или Тайна старинного канделябра - Диана Кирсанова

И отходил от прилавка, сокрушенно покачивая головой.

Уходить от навязчивого сервиса с таким же артистизмом Веронике мешала нерешительность – это качество вообще нередко портило ей существование. Вот и сейчас, видя, что она колеблется, кассирша подмигнула Веронике и доверительно сказала ей, наклонившись поближе настолько, насколько это позволяла стоящая перед ними корзина с продуктами:

– Берите билетик, девушка, не сомневайтесь! Я здесь всего четвертый месяц работаю, а уже шесть человек облагодетельствовала! Два человека – по миллиону рублей выиграли, остальным больше повезло: квартиры, машины – ну как с неба им упали! Вот буквально перед вами приходила одна бабушка, тоже авто выиграла, получила деньги – и на сберкнижку их, а сама…

Тут фантазия кассирши дала осечку. Она пожевала губами, пристально глянула Веронике в глаза, соображая, что бы еще такое соврать поубедительнее, и ляпнула, наверное, первое, что пришло ей в голову:

– …а сама теперь собирает пустые бутылки и уже на эти деньги покупает новые лотерейные билеты!

Человек, стоящий сзади Вероники и дожидающийся своей очереди платить, откровенно фыркнул. Покраснев так, как будто ирония покупателя относилась лично к ней, девушка поспешным, суетливым жестом приняла из руки кассирши желто-синий картонный прямоугольник и, ни на кого не глядя, покатила свою тележку к выходу.

«Ну и пусть! – подумала она, уговаривая себя не расстраиваться из-за такой пустячной траты. – Амурские тигры – премилые существа, почему бы и не поддержать их раз в жизни!»

У стеклянных дверей Вероника подхватила груженные продуктами пакеты.

– Вам помочь? – высунулся какой-то лысый франт.

– Помогите лучше амурским тиграм, – буркнула она, не глядя.

И был вечер. И Павка, вернувшись с работы (он возглавлял службу безопасности известного в Москве банка, и Вероника всегда немного терялась, когда, открывая мужу дверь, видела на пороге не смешливого, ловкого, всегда чуть ироничного молодого человека с пышной челкой, падающей ему на глаза, а серьезного мужчину в строгом костюме, пиджак которого чуть топорщился под мышкой из-за надетой под ним кобуры), привычно склонился над Вероникой и, как всегда, поцеловав ее, сразу взъерошил ей волосы, с шутливой тщательностью растрепав всю прическу.

– Ну Павка! – традиционно воскликнула она, традиционно отстраняясь и выставив перед собой обе ладони. – Ну совсем, совсем взлохматил!

– Прическа на женщине – это только вершина айсберга, – традиционно ответил он, изловчившись небольно щелкнуть Веронику по носу. – А я хочу добраться до самой твоей сердцевины!

– Да ну тебя! Я столько времени у зеркала простояла!

– А у плиты у тебя нашлось время постоять? – крикнул он ей уже из ванной.

– Представь себе – да! У тебя идеальная жена! Ты просто меня не ценишь! – весело пропела она, колдуя над конфорками.

– Один мой знакомый говорит, что идеальная жена – это красивая глухонемая блондинка-нимфоманка, у которой из родителей остался только отец-банкир, – отозвался он и вышел в кухню, вытирая руки о полотенце. – Вот уж упаси бог, чтобы ты однажды превратилась в такую!

– Да? А я думала, все мужчины считают, что идеальная жена – это та, кто ежедневно стоит у плиты в нижнем белье, босая и беременная, с тазиком для стирки на шее, с веником в одной руке и шваброй в другой, а в зубах держит утюг, извиваясь при этом в эротическом танце! – парировала она.

Он захохотал, и Вероника тоже отвернулась к плите, пряча улыбку. Оба они любили вот эти минуты, такие вот шутливые стычки двух проголодавшихся людей, что происходили на их кухне после того, как Павка возвращался с работы.

Запахи, которые сочились при этом из сковородок и кастрюль, придавали пикировке особенную остроту. Вероника никогда не ужинала, не дождавшись Павкиного прихода.

А ведь до того, как стать замужней женщиной, она не особенно любила готовить. Если и случалось когда постоять у плиты, то лишь «по вдохновению», которое возникало так же спонтанно, как и иссякало. К тому же, задумывая приготовить то или иное блюдо, Вероника и сама не знала, что из этого может получиться в итоге – в процессе приготовления все часто непредсказуемо менялось в силу непредсказуемости самой Вероники.

К примеру, решив испечь блинчики, «на выходе» она нередко получала пирожки с какой-нибудь совсем несочетаемой начинкой. Но что особенно странно – блюда, выходившие из ее рук, чаще всего получали превосходную оценку!

– Ты родилась под счастливой звездой, дочка, – с удивлением говорила мама, опробовав какую-нибудь изобретенную Вероникой «кулебяку на пиве со взбитыми сливками и помидорной начинкой».

При этом воспоминании в мыслях возникло что-то еще – какая-то смутная тень женщины с рыжими волосами, – но эти минуты принадлежали только им двоим, ей и Павке, и поэтому Вероника сердитым движением подбородка отогнала от себя все, что мешало ей заниматься любимым делом – кормить оголодавшего, уставшего мужа.

– Помыл руки? Садись. И не хватайся сразу за хлеб, – шлепнула она по руке, потянувшейся к горбушке. – Семейные ужины должны быть уютны и размеренны. Видишь, я тебе уже наливаю.

Поварешка зачерпнула со дна кастрюли огненную гущу борща с затейливо нарезанной морковкой и золотистыми кружочками жира. Наполнив тарелку, Вероника шлепнула следом добрый кусок развалистого, пахучего мяса и щедро усыпала все это мелко рубленной зеленью. Получилось так красиво и вкусно, что она сама залюбовалась. Права, ах, права была мама, когда говорила, что супы – это чисто семейное блюдо. Одинокая женщина никогда не будет варить для себя борщ.

И сейчас, глядя, как ноздри Павки трепещут, вдыхая поднимающийся от тарелки парок, она чувствовала, что день прожит не зря. Есть в этом какое-то особое, ни с чем не сравнимое удовольствие: видеть сидящего напротив и с аппетитом жующего мужчину. Ложка его погрузилась в свекольные глубины борща, желваки на скулах заходили, и она вдруг с трудом подавила в себе острое желание подойти и погладить мужа по голове, как малого ребенка.

– Вкусно?

– Сногсшибательно! Если бы я знал, что меня ждет такой борщ, то вернулся бы сегодня пораньше. – Тарелка опустела всего за какую-то минуту, и он протянул ее за добавкой.

– И ты знаешь, я понял! Идеальная жена – эта женщина, способная вызывать… сердцебиение… желудка! – заметил он.

И Вероника окончательно растаяла в его синих-синих, как море, и таких же глубоких глазах.

Вечер прошел как обычно – в полумраке мерцающего телевизора. Они сидели в обнимку на купленном специально для таких вечеров круглом пушистом ковре с разбросанными поверх турецкими подушечками и смотрели какой-то не слишком умный фильм.

Им было так хорошо, что оба почти не разговаривали. Вероника только спросила:

– Завтра – ты постараешься прийти с работы пораньше?

– Буду очень стараться, – пообещал он. – Но ребятам все равно надо будет проставиться. Да и девчонки из соседнего кредитного отдела заскочить грозились, даже с подарками. Наверное, опять натащат мне всяких кошечек да вазочек! Ты знаешь, – заметил он, зарываясь лицом в ее волосы, – я заметил: только в свой день рождения узнаешь, как много на свете глупых и бесполезных вещей!

– М-ммм, – неопределенно промурлыкала Вероника, щурясь на телевизор.

Уж ее-то подарок Павка не назовет ни глупым, ни бесполезным. Настоящий, древний канделябр в виде головы дракона! Даже трех голов! Подарок с историей! Завтра же он будет стоять вот здесь, на журнальном столике, и тени от язычков зажженных свечей будут плясать на их лицах.

Чуть-чуть романтики – вот чего не хватало в их доме.

А на следующий день она рыдала, забившись в угол дивана, захлебываясь слезами и пряча в ладонях мокрое лицо. Ручейки соленой влаги просачивались меж пальцев, стекали по рукам, падали на безнадежно испорченное, смятое платье.

– Ника, Ника, ну ты что? Что ты? – испуганно спрашивал Павка и гладил ее по встрепанным на этот раз безо всякого его участия волосам. – Что ты? Обидели, да? Я тебя обидел? Ну скажи, что я сделал? Поздно пришел? Да? Ты ждала меня раньше? Но я же звонил… Я предупредил…

Ах, да разве в этом было дело! На минуту подняв голову от ладоней, она увидела его расстроенное лицо со спутанной, упавшей на лоб челкой, разбросанные по полу открытки, цветы, сувениры – они выпали из его рук, как только Павка вошел в комнату и увидел плачущую жену, – и заскулила, словно брошенный щенок, и отвернулась к спинке дивана, и зашлась в новой волне плача.

– Да что с тобой, наконец?! – Он с силой развернул Веронику к себе. – Хватит, Ника, все! Немедленно рассказывай мне, что тут произошло! Слышишь?

– Его нету-у… Его не доставили-и… Я не могу тебя поздра-ви-ить… – запинаясь, выдавила она из себя в конце концов. И новый фонтан слез заглушил эти отчаянные слова.