Хельсрич - Аарон Дембски-Боуден

И у последнего Храмовника в шлеме не было меча. Рокрит у него под ногами слегка дрожал и крошился от булавы, ударившейся с глухим стуком о землю. Навершие оружия, стилизованный рыцарский крест поверх крыльев Имперского орла, протестующе вспыхивало, молнии потрескивали соприкасаясь с землёй.

Все три рыцаря встали на голени и опустили головы. Это произошло спустя всего три секунды после слов Курова.

— Мы рыцари Императора, — нараспев заговорил гигант в бронзе и золоте. — Мы воины Вечного крестового похода и сыновья Рогала Дорна. Я Хелбрехт, Высший маршал Чёрных Храмовников. Со мной Баярд, Чемпион Императора и Гримальд, реклюзиарх.

Рыцари кивнули, слыша свои имена.

Хелбрехт продолжил, его голос протяжно гремел.— На борту наших судов на орбите остались маршалы Рикард и Амальрик. Мы прибыли, чтобы предложить вам наши мечи, нашу службу и жизни более чем девятисот воинов для защиты вашего мира.

Куров молча стоял. Девять сотен астартес… Целые системы захватывали таким количеством. Он встречал с дюжину командующих Адептус Астартес за последние недели, но лишь некоторые из них прибыли со столь внушительной силой.

— Высший маршал, — наконец произнёс генерал. — Сегодня вечером мы созываем военный совет. Вам и вашим воинам там будут рады.

— Да будет так, — молвил Высший маршал.

— Рад слышать это, — ответил Куров, — добро пожаловать на Армагеддон.

Глава вторая

Покинутый крестовый поход.

Райкен не улыбался.

Он всю жизнь верил, что не стоит стрелять в посыльных, но сегодня готов был покончить с этой привычкой. Сзади нависала противовоздушная турель, чья тень накрывала и защищала от тусклого света восходящего солнца. Отряд его людей работал с орудием, как и с бесчисленными другими на стенах на протяжении последних двух месяцев. Оно почти уже было в рабочем состоянии. Конечно, солдат никак нельзя было назвать техниками, но они знали базовые ритуалы обслуживания и калибровки.

— Через минуту проверочный залп, — заговорила Вантин, чей голос приглушала маска респиратора.

И тут показалась курьер. В тот же момент Райкен перестал улыбаться, хотя она была прямо перед глазами — типичный чопорный и на первый взгляд недалёкий тактик.

— Я хочу, чтобы эти приказы перепроверили, — потребовал он — уважительно, но потребовал.

— Сэр, при всём должном уважении, — посыльная поправила охровую униформу, — эти приказы отдал сам Старик. Он изменяет дислокацию всех войск, и Стальному легиону выпала честь первым сменить позицию.

Эти слова убили в Райкене желание спорить. Так значит это правда. Старик вернулся.

— Но Хельсрич же в половине континента от сюда, — он всё равно попробовал возразить, — а мы уже несколько месяцев ремонтируем орудия на стенах Гадеса.

— Тридцать секунд до проверочного залпа, — крикнула Вантин.

Посыльная, которую звали Кирия Тиро, тоже не улыбалась. Во время службы квинтус-адъютантом у генерала Курова рядовые и плебеи вечно сомневались в переданных ей приказах, как будто она бы осмелилась изменить хоть слово в инструкциях генерала. Тиро была уверена, что у других адъютантов таких проблем нет. По каким-то причинам она просто не нравилась этим низкорождённым мерзавцам. Возможно, они завидовали положению Кирии? Если так, то они ещё большие идиоты, чем она думала.

— Мне давно известны некоторые детали из планов генерала, — соврала Тиро, — о которых солдаты на линии фронта вроде тебя узнают только сейчас. Простите, если это стало сюрпризом, майор, но приказы есть приказы. А эти приказы пришли с высочайшей инстанции из всех возможных.

— Мы что вообще не собираемся защищать этот треклятый улей?

В этот момент Вантин произвела залп. Пол под ногами содрогнулся, когда четыре ствола пушки гневно взвыли в пустое небо. Райкен выругался, хотя из-за звона в ушах после эха выстрела его никто не услышал. Выругалась и Тиро, правда не из-за неожиданности, как майор, а непосредственно на Вантин и расчёт орудия.

Майор готов был завопить из-за тупой боли в ушах. Она уменьшалась, но не быстро.

— Я спрашиваю, мы что даже не собираемся защищать треклятый улей?

— Вы — нет, — Тиро сжала губы сдерживая раздражение. — Ваше подразделение отправляется в Хельсрич. Транспорты вылетают ночью. Весь 101-ый Стальной легион должен быть в сборе и готов к переброске на рассвете через шесть с половиной часов.

Райкен запнулся. Шесть с половиной часов, чтобы загнать три тысячи мужчин и женщин в тяжёлые грузовые транспорты, челноки и наземные поезда? После таких скверных новостей майору захотелось быть поразительно честным.

— Полковник Саррен будет взбешён.

— Полковник Саррен принял приказ любезно и с подобающей верностью своему долгу. Вижу, тебе ещё стоит кое-чему поучиться у командира.

— Отлично. Теперь скажи, почему в Хельсрич послали именно нас. Я думал, что на этой навозной куче сидят Инсан и его 121-ый.

— Сегодня утром полковник Инсан скончался от отказа аугметического сердца. Его заместитель попросил прислать лично Саррена и генерал Куров согласился.

— Так старый пьяница наконец-то умер? Нечего было злоупотреблять сваренным в гараже самогоном. Ха! Целая куча аугметики, и он всё равно откинул копыта через шесть месяцев. Мне это нравится. Просто отлично.

— Майор! Проявите хоть каплю уважения.

Райкен нахмурился, — знаешь, а ты мне не нравишься.

— Как жаль, — ответила помощник генерала, не скрывая мрачной недовольной ухмылки. — Потому что тебе назначили офицера по связям с астартес и ополченцами, — она выглядела так, словно съела нечто кислое, и оно всё ещё оставалось на языке. — Так что… я лечу с тобой.

Почти незаметно меж ними проскользнул миг странного понимания. В конце концов, их отсылают в одно место. На мгновение их глаза встретились, и почти возникло нечто вроде фундамента вынужденной дружбы…

Сразу рухнув, когда Райкен пошёл прочь.

— Ты мне всё равно не нравишься.

— Улей Гадес не продержится и недели.

Голос мужчины был старым, а сам он выглядел на все прожитые годы до последнего часа. На ногах он держался благодаря смеси минимальной омолаживающей химической хирургии, грубой бионике и вере в Императора, зиждившейся на ненависти к врагам Человечества.

Он понравился мне, как только попал в захват целеуказателей шлема. В каждом его слове звучали праведность и ненависть.

Он не должен был занимать здесь высокое положение — не настолько высокое. Он был лишь комиссаром Имперской гвардии, и это звание не должно заставлять генералов, полковников, капитанов и магистров орденов Адептус Астартес соблюдать вежливую тишину, когда началось боевое планирование. Но для людей на военном совете и жителей Армагеддона он был Стариком, любимым героем прошедшей пятьдесят семь лет назад Второй войны.

И не простым. А тем самым героем.

Его звали Себастьян Яррик. И это имя должны уважать даже мы, астартес.

И когда он говорил нам всем, что через считанные дни улей Гадес будет уничтожен, то сотня имперских командующих, людей и астартес, ловила каждое слово.

Одним из них был я. Это будет моим первым боем в должности командира.

Комиссар Себастьян Яррик склонился над гололитическим столом. Одной рукой — от другой осталась лишь культя — он ввёл координаты на цифровом инфопланшете, и мерцающая от нетерпения проекция улья Гадес расширилась, чтобы показать оба полушария планеты в слабой детализации.

Старик, худой и морщинистый человек с резким лицом с выпирающими костями, показал на часть карты, которая демонстрировала улей Гадес и окружающие территории. В большинстве своём — пустоши.

— Шестьдесят лет назад, — заговорил он, — Великий Враг был повержен в Гадесе. Здесь, своей обороной мы выиграли войну.

Отовсюду донёсся согласный шёпот. Голос комиссара передавали по всему обширному залу парящие дроны-черепа, в их челюстях были установлены вокс-громкоговорители.

Меня окружал знакомый гул работающих силовых доспехов, но запахи и бросающиеся в глаза лица были для меня новыми. По левую руку от меня на подобающем расстоянии, с изорванным и испещрённым бионикой высокомерным лицом стоит Сет, магистр ордена Расчленителей, известный своим воинам как Хранитель Гнева. От него исходит запах священных оружейных масел, текущей под морщинистой кожей могучей крови его примарха и пряный, неприятный аромат хищных королевских ящеров, что охотились в джунглях его родного мира. Сета окружают его офицеры, все как один с открытыми лицами, также изрытыми шрамами и потрескавшимися, как и у их господина. Какие бы войны не вели Расчленители в последние десятилетия — они не пощадили их.