Повезло. 80 терапевтических рассказов о любви, семье и пути к самому себе - Савельева Ольга Васильевна

Если я скажу, что действительно думаю по этому поводу, я потеряю подругу. Она ничего не ответит, но больше не позвонит. Будет опять такая вежливая форма «отвали». Поэтому я проведу ей свадьбу.

У каждого из нас должен быть свой собственный реестр ошибок. У наших ошибок очень важная и весомая роль – оттенять. Они как жизненные приправы. Просто картошку есть невозможно. Надо посолить. Безошибочная жизнь пресна и смертельно опасна для организма. Если иммунитет от страданий не сформирован, то человек может умереть от крошечной проблемы-инфекции. Поэтому ошибки нужны как воздух.

Не надо никого останавливать, дергать за руки, призывать к здравомыслию, убеждать в обратном, нахлобучивать свое ценное мнение. Пусть наши друзья совершают свои ошибки. А наша задача – просто быть рядом, когда понадобится помощь.

МОЯ ПРАВДА ТОЛЬКО РАССТРОИТ ПОДРУГУ, А ДРУГОГО РЕЗУЛЬТАТА НЕ ПРИНЕСЕТ. ПОЭТОМУ Я МОЛЧУ.

Я приеду к подруге, когда она попросит об этом, и молча сяду у окна в ее шестиметровой кухоньке. А она будет курить и задумчиво выдыхать сигаретный дым в раздвинутые жалюзи. А потом скажет: «Знаешь, я не хочу об этом говорить…» – и расскажет все, от начала до конца. И мы вместе будем плакать над ее историей очищающими, освобождающими душу слезами, прощая прошлое, мечтая о будущем, размазывая по щекам настоящее…

Обычно я от себя как ведущей свадьбы дарю молодоженам адресный подарок. Им это неожиданно и приятно. И я уже знаю, что подарю подруге. Я подарю ей новую Геру. Мне ее не хватает. Думаю, ей тоже.

Невозможно

Мы с подругой утром заскочили в кофейню.

– Флэт уайт, – сказала я, не глядя в меню.

Это двойная порция эспрессо со взбитым молоком.

– Капучино, – сказала подруга.

– Хорошо, – кивнул официант.

Через пять минут нам принесли заказ: капучино и мой флэт уайт. Его обычно приносят в высоком прозрачном стакане.

На втором этаже этой кофейни расположен ресторан. Удобно: если вам чашку кофе с собой – заскочите на первый, если вдумчиво пообедать или поужинать – то велком на второй этаж.

На следующий день мы в том же составе пришли пообедать в этот ресторан. Сделали заказ.

– …и флэт уайт, – говорю я официанту.

– У нас нет такого в меню, – отвечает он.

– Странно, вчера в кофейне внизу мне без вопросов принесли его, а кухня у вас одна.

– У. Нас. В. Меню. Такого. Нет.

– Ясно. Но спросите, пожалуйста, бариста, вдруг он знает, что это такое, и сможет сделать, – предлагаю я.

Официант возвращается через минуту.

– Невозможно. Я у всех спросил. Никто не знает и никогда в жизни не слышал, – говорит он, и я по лицу вижу, что он ни у кого не спрашивал. Он же сразу объяснил: невозможно.

– Ясно. Тогда капучино…

Я не люблю конфликты и старательно их избегаю, но при этом делаю выводы. После обеда я забегаю на первый этаж, в кофейню, беру меню и вижу, что в меню и правда нет «флэт уайт». Ко мне подходит официант, который был вчера, узнает и приветливо спрашивает:

– Флэт уайт?

– Но его же нет в меню!

– Нет. И вчера не было.

– А как же вы сделали?

– Ну мы же не дикие. Погуглили. Выяснили, что это такое, и сделали. Не были уверены, что все сделали правильно, но прокатило.

– Вы все сделали правильно, – улыбаюсь я. – А как же вы в счет пробили то, чего нет в меню?

– Ну, мы подумали и поняли, что по сути это капучино плюс эспрессо. И так вам и посчитали. А вы, когда расплачивались, на счет даже не взглянули.

– Да, я могла, – смеюсь я.

– Сделать вам еще раз? С собой?

– Давайте так. Мы пообедали только что, и я сама не хочу, но вас я угощаю кофе. Флэт уайтом. Ну или какой вы любите.

– Меня? За что? – смущается официант.

– Просто так. Если вам неловко, считайте, что это чаевые.

– Вы и так вчера оставили чаевые.

– Ну, это были чаевые за кофе. А сегодня за смекалку. За то, что для вас все возможно.

Люблю такие зарисовки про жизнь. У них всегда есть мораль. Например, у этой зарисовки мораль в том, что…

Бизнес – это люди. Лояльность – это прибыль. Невозможно – это слово.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Пират

Оля сбежала из Гудермеса зимой 1996 года. Там началась война. Сначала война началась в ее семье, и муж, ради которого она переехала в свое время в Гудермес, оказался предателем. А потом стали стрелять в людей. Оля до последнего не хотела бросать дом, жила, вжав голову в плечи, и ждала тишины. Но тишины не было – стреляли. Оля не замечала красот кипенно-белой зимы и глубокой синевы неба. Замечала гробы, страх и безысходность.

Надо бежать. Все бегут. Оля села в машину и поехала. Нажала на педаль газа. Ее кот Пират не переносил автомобилей. Не мог ездить, орал, бился в окна, забивался под педали. Наверное, не понимал: как это – ты сидишь, а потом вдруг оказываешься совсем в другом месте. А может, укачивало его.

Олин муж не любил Пирата, на дух не переносил. Не из ревности, а принципиально. Как она сразу не поняла: мужик, который не любит животных, – плохой человек, гнилой. Его душа не способна на пульсацию нежности, на верность, на служение кому-то просто потому, что этот кто-то наполняет твою жизнь смыслом.

Пират пришел к Оле четыре года назад. У него не было глаза и зуба, а другой зуб торчал сверху клыком, как у вампира. Некрасивый кот.

Сначала Оля назвала его Кутузов из-за одного глаза. Но потом оказалось, что кот очень умный и говорящий. Если показать ему кусок мяса, то он покладисто говорил «Мя-мя» и «йо-хо-хо». Именно за это «йо-хо-хо» и нежную любовь к плюшевому попугаю Оля переименовала Кутузова в Пирата.

Пират лечил Олю. Спал на ней ровно там, где болит. И болеть переставало. Оля любила целовать его в холодный мокрый нос, трепать за щеки и могла бесконечно слушать легендарное «йо-хо-хо» и «мя-мя», которое он говорил ей иногда и без мяса. Просто звал ее мамой.

Оля понимала – он не доедет, просто надорвется от собственного крика. Да и не поймут люди. Все бегут от войны, спасают детей, иконы, документы. Никто не берет с собой котов и собак. Тоже мне ценность – лишний рот. А впереди неизвестность, скитания по чужим домам, гостиницам. Жизнь беженца и без животных не сладкая штука.

Пират все понял и ушел в ночь перед выездом. Утром Оля проснулась, а его нет. Он был очень умный, все знал про войну и заранее простил Оле предательство. Она ехала по шоссе одна, глотала слезы. Она чувствовала себя вынужденным предателем. Она предала Пирата, но, с другой стороны, судьба предала ее, выгнала из дома, взрывала родных и друзей, отобрала завтрашний день.

Оля приехала в Москву. Когда-то много лет назад она уехала отсюда за любовью, семьей и детьми, но ни любви, ни семьи, ни детей не случилось. Случилась война.

Оля вернулась ни с чем, раненная не физически, а внутри. В районе сердца кровоточила рана, но ни на одном рентгене ее было не видно.

Оля открыла свой бизнес. Ну как бизнес – поставила палатку в очень удачном проходном месте и торговала всякой всячиной. Сигареты, жвачки, шоколадки, хот-доги.

Время странное, нестабильное. Я тогда познакомилась с тетей Олей, потому что она наняла меня помогать. Я искала любые возможности для заработка. Мне было 15. Официально меня никто еще не взял бы. А тетя Оля доверяла мне все, включая закупку товара. Иногда я подменяла ее в окошечке палатки и любезничала с покупателями. «Ты мне выручку в два раза повышаешь», – смеялась тетя Оля.

СУДЬБА ПРЕДАЛА ОЛЮ, ВЫГНАЛА ИЗ ДОМА, КУДА ОНА ПРИЕХАЛА В ПОИСКАХ НЕ СЛУЧИВШИХСЯ ЛЮБВИ И СЕМЬИ.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я покупала на рынке сигареты, шоколадки и то, что, мне казалось, «хорошо пойдет». Привозила в палатку и рисовала новые цены. Мне же принадлежала идея поставить тут микроволновую печь и делать хот-доги.

В общем, тетя Оля была мировая тетка и многому меня научила. И я сейчас даже не про «бизнес». Жили мы недалеко друг от друга, и домой она часто закидывала меня на своей машине. Рассказывала про свою жизнь, бывшего мужа, обычаи, Пирата. Про войну.