Искушение Дэвида Армитажа - Дуглас Кеннеди

— Я поручила кое-кому это выяснить.

— Ты что?..

— Я наняла частного детектива.

— Ты шпионила за мной?

— Не впадай в праведный гнев, подонок. Ты явно с кем-то встречался…

Откуда она это узнала? Я был так осторожен, так осмотрителен.

— …и из твоих длительных отлучек было ясно, что речь идет о чем-то более серьезном, чем просто легкий флирт для поддержания реноме. Я наняла частного детектива…

— Разве это не очень дорого?

— Три тысячи восемьсот долларов… которые я верну, так или иначе, при разводе.

Я услышал, как произнес:

— Люси, я не хочу разводиться.

Ее голос остался ровным, странно спокойным:

— Мне плевать на то, что ты хочешь, Дэвид. Я с тобой развожусь. Наш брак закончился.

Внезапно на меня нахлынул отчаянный страх, несмотря на то что она делала за меня всю грязную работу и сама собиралась подать на развод. Я получал точно то, чего добивался… и это меня чертовски пугало. Я сказал:

— Если бы ты сразу поделилась со мной…

Ее лицо напряглось.

— И что? — спросила она с явной злобой. — Напоминать тебе об одиннадцати прожитых вместе годах, о дочери или о том, что, невзирая на тяжелую жизнь в течение последних десяти лет, мы все же выкарабкались и наконец живем нормально?

Люси замолчала, сдерживая слезы. Я потянулся к ней. Она сразу же отодвинулась.

— Ты никогда больше не коснешься меня, — заявила она.

Молчание.

Затем она сказала:

— Когда я узнала имя твоей зазнобы, знаешь, что я подумала? «Он и в самом деле лезет наверх, не так ли? Заведующая отделом комедии на «Фокс Телевижн». Magne cum laude[4] из Принстона. И красотка». Частный детектив был очень старательным парнем. Он даже принес мне фотографии мисс Бирмингем. Она ведь очень фотогенична, верно?

— Мы могли бы все оговорить…

— Нет, нам не о чем разговаривать. Я точно не собираюсь выступать в роли маленькой бедняжки из деревенской песни, умоляющей своего неверного мужа вернуться домой.

— Тогда почему ты так долго молчала?

— Потому что надеялась, что ты очнешься…

Люси снова замолчала, явно пытаясь сдержаться. На этот раз я не сделал попытки коснуться ее.

— Я даже дала тебе крайний срок, — сказала она. — Шесть месяцев. Которые я, как последняя дура, продлила сначала на месяц, потом еще на один. Затем, примерно неделю назад, я заметила, что ты готов уйти…

— Я вовсе не принимал такого решения, — соврал я.

— Чушь собачья. Все это было написано на тебе… неоновыми буквами. Тогда я решила взять все в свои руки. Поэтому убирайся. Немедленно.

Она встала. Встал и я:

— Люси, пожалуйста. Давай попробуем…

— Что? Сделаем вид, что этих восьми месяцев не было?

— А как же Кейтлин?

— Надо же, ты вдруг вспомнил о дочери…

— Я хочу с ней поговорить.

— Ладно, можешь приехать завтра…

Я мог бы поспорить, я мог бы остаться спать на диване, с тем чтобы с утра пораньше поговорить более спокойно. Но я знал, что она на это не пойдет. И вообще, разве я не этого хотел? Разве не так?

Я взял чемодан.

— Мне очень жаль, — сказал я.

— Мне не нужны извинения подонков, — заявила Люси и бросилась наверх.

Я неподвижно просидел в машине минут десять, не зная, что же мне теперь делать. Внезапно я обнаружил, что выскочил из салона, кинулся к входной двери и начал барабанить в нее кулаком, выкрикивая имя жены. Через несколько секунд я услышал ее голос:

— Уходи, Дэвид.

— Дай мне шанс…

— Зачем? Чтобы ты снова соврал?

— Я совершил ужасную ошибку…

— Сочувствую. Тебе стоило об этом подумать много месяцев назад.

— Я только прошу о возможности…

— Мне больше нечего тебе сказать.

— Люси…

— Здесь тебе делать нечего.

— Я полез в карман за ключами. Но когда я попытался вставить первый ключ в замочную скважину, я услышал, как Люси задвинула щеколду:

— Даже не думай, что ты сможешь вернуться сюда, Дэвид. Все кончено. Уходи. Немедленно.

Наверное, я еще минут пять колотил в дверь, умоляя ее впустить меня. Но я знал, что ей уже не интересно слушать. Часть меня пребывала в ужасе от осознания этого — моя маленькая семья оказалась разрушена моим тщеславием, моим обретенным успехом. Но другая моя часть понимала, почему я пошел по этому пути. Еще я знал, что случится, если все же Люси откроет дверь и поманит меня внутрь: я вернусь к жизни без остроты. И я вспомнил, что сказал мне мой приятель, тоже писатель, который ушел от жены к другой женщине: «Разумеется, брак всегда связан с проблемами — но они не такие уж серьезные. Разумеется, бывает скучновато, но это естественно после двенадцати лет совместной жизни. Никаких серьезных разногласий между нами не было. Тогда почему я ушел? Потому что слабый голосок в моем сердце постоянно задавал мне один и тот же простой вопрос: и это все, что ты хочешь от жизни?»

Опыт приятеля, конечно, был ценен, но громовой голос в моей голове не умолкал: я не могу так поступить. Более того, я подумал: ты подпал под мужское клише. И еще: ты переворачиваешь все, что есть в твоей жизни важного, для того чтобы нырнуть в неизвестность головой вперед. Поэтому я вытащил мобильный и в отчаянии набрал свой домашний номер. Когда Люси сняла трубку, я сказал:

— Дорогая, я сделаю все что угодно…

— Все что угодно? Тогда отвяжись и сдохни.

Она повесила трубку. Я взглянул на дом. Весь свет внизу был погашен. Я глубоко вздохнул, пошел к машине и сел в нее. Снова достал мобильный, отлично сознавая, что если сейчас сделаю этот звонок, то пересеку границу с надписью: «Назад пути нет».

Я позвонил. Салли ответила. Я сказал, что наконец сделал то, о чем она меня давно просила: я сказал жене, что все кончено.

Хотя Салли задала все необходимые вопросы о том, как Люси прореагировала на новости («Не очень хорошо», — сказал я) и как я себя чувствую («Я рад, что все позади»), я понимал, что она в восторге. На мгновение я даже подумал: не кажется ли ей это какой-то победой — окончательное слияние и обретение? Но мгновение прошло, когда она сказала, как она меня любит, как, наверное, мне было трудно… и что она всегда будет рядом со мной… Эти заявления взбодрили меня, но я продолжал ощущать внутри отчаянную пустоту — полагаю, естественную в подобных обстоятельствах, но все равно беспокойную.

— Приезжай скорее сюда, милый, — сказала она.

— Мне больше некуда идти.

На следующий день мы с Люси договорились после тяжелого телефонного разговора, что я заеду за Кейтлин в школу.

— Ты ей сказала? — спросил я.

— Конечно, я ей сказала.

— И?..

— Ты разрушил ее чувство защищенности, Дэвид.

— Подожди, — возразил я. — Ведь это не я собираюсь разводиться. Так ты решила. Как я говорил вчера вечером, ты могла бы дать мне шанс доказать…

— Не продается, — сказала она и повесила трубку.

Кейтлин не разрешила мне поцеловать ее при встрече, когда увидела меня около школы. Не захотела, чтобы я взял ее за руку. Не разговаривала со мной, когда мы сели в машину. Я предложил пройтись вдоль моря по бульвару Санта-Моника. Я предложил поужинать пораньше в ресторане «У Джонни Рокетса» в Беверли-Хиллз (ее любимый ресторан). Или заехать в Беверли-центр. Когда я перечислял ей все эти варианты, мне в голову пришла мысль: я уже веду себя как воскресный папа.

— Я хочу домой, к мамочке.

— Кейтлин, мне очень жаль…

— Я хочу домой, к мамочке.

— Я знаю, это ужасно. Понимаю, ты, наверное, думаешь, что я…

— Я хочу домой, к мамочке.

Следующие пять минут я потратил на то, чтобы уговорить ее выслушать меня. Но она отказывалась слушать. Только повторяла одну и ту же фразу: «Я хочу домой, к мамочке».

Так что у меня не оставалось другого выбора, кроме как выполнить ее просьбу.

Когда мы подошли к входной двери дома, она кинулась на шею матери.

— Спасибо, что прочистила ей мозги, — сказал я.

— Если хочешь со мной говорить, обратись к адвокату.

И Люси захлопнула за собой дверь.

В результате мне пришлось разговаривать с ней через двух адвокатов из фирмы «Шелдон и Штранкел», которых порекомендовал Брэд Брюс. Он пользовался услугами этих ребят во время первых своих двух разводов и держал их про запас на случай, если его брак номер три тоже рухнет. Они, в свою очередь, вступили в переговоры с адвокатом Люси, женщиной по имени Мелисса Левин, которая имела репутацию ярой представительницы юридической школы, действующей по принципу «давай выпотрошим этого сукина сына». С самого начала Мелисса не только хотела, чтобы я остался без гроша в кармане, — ей еще хотелось увериться, что развод покалечит меня и потом до конца своих дней я буду хромать.

В итоге, после многочисленных дорогостоящих выкрутасов, моим ребятам удалось слегка остудить разрушительные тенденции этой мадам, но урон все равно оказался весьма ощутимым. Люси получила дом. Ей ежемесячно причитались одиннадцать тысяч долларов в виде алиментов, а также деньги на содержание ребенка. Учитывая мой успех в последнее время, я мог себе это позволить, и, разумеется, я хотел, чтобы Кейтлин имела все, чего бы она только пожелала. Но мне было неприятно думать, что первые двести тысяч от моего общего дохода мне уже не принадлежат. Еще мне не понравился пункт, который эта стерва Левин таки включила в соглашение: Люси могла переехать вместе с Кейтлин в другой город, если этого потребует ее карьера.