Мужской стриптиз - Ирина Лобановская

К Тиму Андрей потянулся сразу, едва увидел. От трогательной Тимошиной улыбки разлетались лампочки и выходили из строя фотовспышки. В восторге и гнетущей зависти.

Лучезарный мальчик пленял и околдовывал походя, убежденный, что чаровать - его основное и единственное назначение, смысл рождения и существования на Земле.

Тим... Кареглазое воплощение оптимизма и своеобразного, циничного остроумия. Он притягивал к себе, чтобы оставить рядом на всю оставшуюся жизнь. Просто так. Даже когда человек ему совершенно не нужен. На всякий случай - а вдруг пригодится? Чтобы объять необъятное. Что сделать, по слухам, невозможно. И люди - вот странно! - приковывались к нему надолго и всерьез, не понимая, что в глубину Тимошкиной души им никогда не проникнуть. Да и делать им там, в общем и целом, нечего, поскольку ничего интересного их в этом сердце не ожидает, и самой глубины в сущности нет.

Андрей тоже прикипел к Тимоше мгновенно и навсегда. На одном из первых занятий танцами плавно, неслышно скользнув по паркету, подошел белоликий темноволосый мальчик с редкими, крупными, неяркими веснушками, одарил рекламной улыбкой - и Андрей потерялся в ней. Вот и все... Как выяснилось позже, он неплохо умел теряться в других - и именно это очень не нравилось Экспромту.

- В паре ты должен быть ведущим, а не ведомым! Запомни раз и навсегда, Андрей! - твердил Степан Николаевич. - Партнерша подчиняется и слушается, не более того! Тон задаешь ты!

Юрасов готовил себе заместителя. Это понимали все без исключения. Когда Андрею было пятнадцать лет, тетя Маша, увидев в очередной раз его тренировку, ласково сказала брату по дороге домой:

- Ты получил, наконец, Степушка, то, что хотел! Добился-таки своего! Андрюша - прекрасная замена Степану Юрасову!

Явно довольный брат осмотрел в зеркало уставшего, безразлично окаменевшего на заднем сиденье Андрея и поправил:

- Не замена, Манечка, а оригинальный, самобытный, талантливый танцор! Работает недурно! Не стыдно показывать и демонстрировать!

Такую оценку тренера ученик услышал впервые. Но до конца ее не воспринял, поскольку действительность пока отнюдь не подтверждала определение. Скорее, его опровергала.

Хотя Андрей давно уже был заявлен и прошел обкатку нескольких крупных соревнований, Степан Николаевич упорно, долго держал его про запас, не слишком торопился выставлять, словно берег, что-то прикидывая и вычисляя в уме, и часто, обижая Андрея, отправлял на очередные выступления белоликого Тимошу. Обиды Андрей глотал молча, никогда не протестуя вслух и не высказываясь. Значит, так надо. А разухабистый Тимошка, хорошо разбираясь в ситуации и прекрасно понимая, что Андрей значительно его сильнее, говорил с извиняющейся и нахальной улыбкой:

- Не кисни, Андрюха! Ты свое еще спроворишь, бесплатно с лихвой возьмешь! Не последний день на Земле живем! Степан тебе заместо отца-матери и все отлично знает! Ситуацию отслеживает грамотно! Так что я просто за тебя отпляшу и оттанцую, братан! В кредит! Мы ведь с тобой дружбаны!

И оттанцовывал. Беспечно и безошибочно. В блестящей, легкой манере и бешеном ритме. И привозил кучу призов, наград и дипломов. Всего-навсего... А Андрей терпеливо ждал своего звездного часа, который пробил неожиданно.

Перед одним из соревнований Тим подвернул ногу. Обнаглев от отчаяния, с несвойственной ему решительностью Андрей заявил Степану Николаевичу, что выступать на этот раз будет Литвиненко - и только Литвиненко! Других вариантов не предвидится. Они невозможны.

Юрасов помолчал, задумчиво оглядывая мальчика. Самое ужасное заключалось в том, что тренер и отец не знал нехорошей тайны: Андрей тоже был болен. Болел он редко, но именно сейчас, в такой сложный напряженный момент, его угораздило подцепить грипп: горло стало наждачным, голова тихонько кружилась и начинала болеть. Поднималась температура.

- В какой программе заявлять? - спросил Степан Николаевич и согласно щелкнул в воздухе пальцами. - В стандарте?

Андрею больше удавались классические европейские вальсы и фокстроты.

- В латине! - все с той же наглостью отчаяния выпалил Андрей.

И он вышел на паркет в латиноамериканской программе, которая требовала не одной лишь отточенной техники, но, прежде всего, темперамента. Темперамента, прежде всего, а именно его не хватало тогда слегка заторможенному Андрею. Но была Зойка...

Эту нимфетку Юрасов привез из какой-то тьмы-таракани - то ли из Новосибирска, то ли из Челябинска. Поселил в своей огромной квартире и поставил в пару с Андреем. Когда тот клал руку на Зойкино горячее бедро, ладонь каждый раз непроизвольно вздрагивала и пыталась поползти куда-то вниз, где ей делать было совершенно нечего...

Зойка оказалась вертлява и могла болтаться на паркете часов по шесть, а то и по восемь в день. Она незримо вела Андрея в паре за собой, и делала это настолько незаметно и естественно, что даже сам Юрасов, не отрывающий глаз от любимой пары, на последней тренировке с удовольствием щелкнул пальцами. Его привычный знак одобрения.

Степан не желал уходить из спортивных танцев просто так. "Мне нужно уйти, улыбаясь..." Он мечтал найти юношу, который сумеет повторить его славу и растиражировать его успех, поднимется с ним вровень и навсегда останется в памяти растроганных, благодарных зрителей и неистовых, безумствующих поклонников лучшим учеником великого Юрасова.

На эту роль годился именно Андрей. Не говоря уже о его незаурядных спортивных и редких артистических и музыкальных данных, Литвиненко обладал поразительным упорством в достижении цели, титаническими терпением, выносливостью и немалым честолюбием, дремавшим в нем до поры до времени. Ему немного недоставало эмоциональности, переполнявшей Тимошу, но здесь Степан сделал ставку на партнерш. И не просчитался.

Лолитки довольно легко и быстро разбудили в Андрее чувственность, без которой настоящий танец невозможен. Особенно Зойка. Степан отлично видел, какими глазами смотрел на нее Андрей в спортзале, как ходил за девочкой дома по квартире, как исподлобья, смущаясь самого себя, наблюдал за ее движениями, переодеваниями, небрежными одежками... Мужчина в Андрее пробуждался поздно, где-то задерживался, мальчик вообще был немного инфантилен. Именно из-за такого опоздания Степан и не спешил с выступлениями Литвиненко - рядом с тем же нагловато-распущенным Тимофеем Андрей на первых порах бы сник и проиграл в два счета.

Тим на редкость рано созрел и познал прекрасные и сомнительные тайны жизни. Родителей Тимоши когда-то даже попросили забрать шустрого сына из частного детского сада: в шесть лет он начал настойчиво подглядывать за девочками, плещущимися под душем.

Юрасов хорошо помнил и другой случай из биографии Тимофея. На одном из рождественских вечеров в спортивной школе девятилетний Тимоша должен был играть короля. Но внезапно заболевшая юная королева Ирка - постоянная партнерша Тима - расстроила все планы. Изворотливый и проворный Тимофей решил самостоятельно поискать замену своей несостоявшейся жене.

- Ты будешь королевой, Аня? - спросил он маленькую, не по возрасту серьезную и рассудительную Анечку Куприянову.

Анюта задумалась.

- А что я должна делать? - спросила она.

- Ласкать меня! - точно и лаконично объяснил Анюте ее роль Тимоша.

- Я подумаю! - уклончиво ответила Аня.

И конечно, чуть позже согласилась.

Пробуждения Андрея Юрасов терпеливо ждал. И, наконец, дождался. Это случилось как раз тогда, когда больной Андрюша, хлюпая носом, вышел на паркет международного турнира в латине в паре с Зоей Черных. Он едва не падал с ног в заключительном программном джайве, работал просто на автопилоте. Казалось, сердце переломает ребра, сухожилия разорвутся, а мышцы лопнут от напряжения. Но никто ничего не заметил, а показательная, победная румба, отшлифованная до мельчайших деталей, шла под непрекращающиеся овации взбесившегося зала. И улыбающаяся, раскрасневшаяся Зойка, с мокрой, прилипшей ко лбу челкой, четко отбивая каблучками на полу ритм, красиво и уверенно вела за собой к победе Андрея, впервые мастерски разыгравшего на паркете для жюри и зрителей подлинную страсть. Лишь два человека - он сам и Степан - знали, что это не игра, а жизнь, что играть Андрей не очень умеет и не слишком любит, что он не танцует, а живет, поэтому...

Экспромт одобрительно щелкнул в воздухе пальцами. Ты недурно танцуешь, сынок...

Зал бесновался. Члены жюри ласково и понимающе улыбались Юрасову. Сияющая Зойка еле переводила дыхание от счастья. А Андрей, рассеянно, равнодушно, свысока поклонившись, стоял с отрешенным лицом, почти выпустив из руки Зойкину пылающую ладошку, с трудом пытался проглотить боль в горле и думал, что теперь жизнь без этой девочки невозможна... Он без нее пропадет.

Потом Андрей довольно долго болел. Степан Николаевич добродушно бранился. Тетя Маша хлопотала и суетилась возле, а Зойка, возвращаясь вечерами с тренировок, прижимала к горячему лбу Андрея маленькую ручку и замирала у дивана. Лапушка...