Пока горит огонь (сборник) - Ольга Покровская

– Я тебе не дочка! – строптиво отозвалась Катя.

– Это верно, – задумчиво кивнул он. – Но они-то об этом не знают. Так что давай-ка, не перечь бате.

С этими словами он, ссутулив плечи, вышел в коридор.

За окном поезда промелькнула узкая река, отливая на солнце серебром. Катя лежала на верхней полке, подставив лицо врывавшемуся в щель сдвинутого вниз окна ветру. Горячий воздух гладил закрытые веки, теребил влажные от пота волосы. И временами ей удавалось представить себе, что это отец ласково треплет ее по затылку. Сердце замирало и подпрыгивало, когда она думала о том, что вот уже сегодня вечером увидит его.

Каким он окажется? Будет ли рад увидеть ее? А что, если у него новая семья, если мачеха сразу невзлюбит ее?

Она крепче зажмурилась, чтобы отогнать навязчивые мысли. Потом открыла глаза.

Поезд, замедлив ход, подкатывался к вокзалу какого-то города. Чихнул, зашипел, вагоны вздрогнули и остановились. Дядя Гриша сунул ноги в сандалии и пошел пройтись на перрон. Через некоторое время он вернулся, поставил на стол несколько бутылок пива и пластиковое ведерко. Катя спустила тощие ноги с полки, спрыгнула вниз, сунула нос в ведерко. Там громоздились друг на друге красные раки со страшными острыми клешнями.

Григорий открыл бутылку о край стола, поднес ее ко рту.

– Ты что, пить будешь? – хмуро покосилась на него Катя.

– А что? – удивился он. – Что еще делать в дороге? Или хочешь в картишки перекинуться?

– Нет, просто… – Она замялась.

Не хотелось признаваться в том, что ей было страшно: вдруг дядя Гриша захмелеет и забудет о ней или – еще страшнее – набросится вдруг на нее с кулаками, как Макс.

– Просто вдруг пограничники на таможне прицепятся, если ты будешь пьяный. Еще перепутаешь что-нибудь, скажешь не то, они и догадаются, что ты мне не родственник… Не пей, дядь Гриш, а?

– Тьфу ты, – Григорий досадливо сплюнул. – Послал же черт мегеру. Ну ладно, хрен с тобой, золотая рыбка, побуду трезвенником покуда.

Он с сожалением отодвинул пивную бутылку на край стола.

– Ничего, скоро ты от меня отделаешься, – улыбнулась Катя. – В Харькове я сойду – и пей сколько влезет.

– В Харькове… – с сомнением протянул дядя Гриша. – Ты мне вот что скажи: папка-то тебя будет на вокзале встречать?

– А что? – испугалась Катя. – Нет, наверно, не будет. Я… я ему точного времени не сказала, когда звонила.

– Ну, сейчас позвони.

– Не могу, мобильник в Москве остался, – покачала головой Катя.

Это было правдой. Ее телефон так и остался лежать в московской квартире.

– Угу, – кивнул Григорий. – И как же ты доберешься до его дома-то? А? А если его на месте не окажется? Если на работе он или в гостях где? А ты без связи… Что делать будешь?

– Я-я… – неуверенно протянула Катя. Почему-то такая мысль не приходила до сих пор ей в голову. – Ну, я в подъезде посижу.

– Ну да, ну да… в подъезде… Эх, наказание мне с тобой, Катюха, – вздохнул Григорий. – Придется, видно, до самого дома тебя доставить, с рук на руки передать, а там уж – следующим поездом… – Он поцокал недовольно, покачал головой.

Затем пододвинул к Кате ведерко с раками:

– На вот, поешь, что ли, чего так сидеть-то?

Увидев в руках у Кати красного усача, внезапно всполошилась дородная тетка с боковушки.

– Ты что, очумел, что ли, дурень, девчонке тухлятину эту пихать? – набросилась она на дядю Гришу. – Их же, может, неделю по вокзалу таскают на самом солнцепеке. Иди, девочка, иди сюда, уж я тебя угощу, – начала зазывать она Катю. – Вот тут у меня картошечка, яички, хлебушек. Хоть покушаешь по-человечески, а то от папки твоего, я гляжу, нормальной еды не дождешься.

– А что? Я ничего, – смущенно забормотал Григорий.

И тетка, подперев мягкую щеку кулаком, посетовала:

– И как только мамка-то вас одних отпустила!

Границу они проскочили на удивление легко.

Катя лежала на верхней полке, отвернувшись к стене, и пограничники решили не будить умаявшуюся за дорогу девочку. По вагонам долго еще ходили, проверяли документы, кого-то просили показать вещи. Потом поезд, наконец, тронулся и уже через час остановился на вокзале в Харькове.

Катя и Григорий вышли на платформу.

Здание вокзала было красиво подсвечено разноцветными огнями. Две зубчатые башенки словно цеплялись за бежавшие по небу темно-багровые закатные облака.

Напротив вокзала били вверх белые струи фонтана.

Григорий пошел договариваться с таксистом. Катя, как потерянная, стояла на перроне. Вокруг сладко дышала кромешная южная ночь. Сердце толкалось в груди, и в пальцах покалывало от волнения, как будто вся кровь в Катином теле превратилась вдруг в газировку, булькающую и пузырящуюся…

Провонявший бензином раздолбанный «жигуль» довез их до высокого, сталинской постройки дома с маленькими балконами и запыленной лепниной под крышей.

Дядя Гриша отпустил машину, объяснив Кате:

– Я уж у вас переночую одну ночь. Куда мне в такую темень податься? А завтра с утра – прямо на вокзал.

По лестнице Катя шла медленно, останавливаясь на каждой площадке. По спине бежали мурашки, жутко было оттого, что вот сейчас, еще минута – и она увидит, наконец, отца. Она едва смогла попасть дрожащими пальцами по кнопке звонка над массивной дверью с табличкой «7».

В квартире залилась хриплым лаем собака, кто-то завозился с замком, дверь приоткрылась на цепочку, и сквозь щелку выглянул мальчишка лет восьми.

– Здрасьте, вам кого? – скороговоркой спросил он.

– Нам… Горчаков Иван Алексеевич здесь живет? – охрипшим от волнения голосом выговорила Катя.

– Не-ет, тут таких нема, – протянул мальчишка.

В висках гулко ударило. Катя растерянно смотрела на мальчика, разглядывала веснушки на его облупленном носу. За спиной хмыкнул дядя Гриша.

– А-а… а где он? – с силой выговорила Катя. – Может, переехал куда?

– Я… я нэ знаю… – пожал плечами мальчик. – Можэ, батькы знають? Тильки воны до кинотеатру пишлы…

– Та-а-ак, – медленно произнес Григорий.

Собака за спиной мальчика продолжала заливаться. На шум из соседней квартиры выглянул сосед. Сквозь его светлые, легкие волосы проглядывала намечающаяся красная лысина.

– Вам кого? Ваньку, что ли, Горчакова? – тут же вклинился он в разговор. – Так я его знаю, сколько лет соседями были! Только тут вы его не найдете. Он уж года четыре как хату эту продал и к матери в деревню подался.

– Это что же получается… – начал дядя Гриша, но Катя звонко перебила его:

– А адрес? Адрес его у вас есть?

– Да откуда… – развел руками мужик. – Хотя, погодите-ка, ща вспомню.

Он принялся в задумчивости комкать ладонью пухлый подбородок.

– Деревня эта, колхоз при Советах-то, «Светлый путь» называлась. По карте можно посмотреть. Тут недалеко должно быть, пара часов на электричке…

– А-а-а… – снова протянула Катя. – А вы не подскажете, где тут комнату на ночь можно снять? А то мы издалека приехали, а сейчас ночь уже, куда ж нам ехать… Мы тут никого не знаем.

Она говорила быстро, лихорадочно, боясь обернуться и встретиться глазами с дядей Гришей.

Теперь-то он, конечно, уже догадался, что никакому отцу она не звонила, да и не видела его уже много лет. Господи, что он с ней сделает, когда поймет, в какую мутную историю она его втянула? А что, если поколотит, как Макс…

– Комнату-то? – раздумчиво произнес мужик. – Комнату, допустим, и у меня снять можно, если на одну ночь. Мне ща лишняя копейка ой как не помешает! С женой развожусь, – пояснил он Григорию растерянно, как будто сам удивлялся, как дошел до жизни такой.

Затем потер ладони и добавил:

– Ну, проходите, гости нежданные, договоримся…

Он шире распахнул дверь, и Катя с Григорием вошли вслед за ним в давно не убиравшуюся, разоренную разделом имущества супругов квартиру.

За вечер Миша – так представился им бывший сосед Горчакова – успел рассказать случайным постояльцам все, что знал об Иване:

– Мы с Ванькой лет восемь соседями были. Хороший он мужик, ниче не скажу, талантливый, веселый. Гулянки такие закатывал, что стены трещали! Гостей всегда полон дом. Только вот не хватает в нем чего-то. Твердости, что ли? Упорства? Работал он в местной газете, нормально все было. Вдруг уволился: я, говорит, сценарий писать буду, идея у меня есть, а работа отвлекает только, сосредоточиться не дает. Зашел к нему как-то через месяц – лежит на диване, в потолок смотрит. Как сценарий-то? – говорю. А он – а, мол, фигня это все. Я тут с такими ребятами познакомился, панк-группа «Прогрессивная деградация», такой музон лабают! Продвигать их буду на местное телевидение. Загорелся так, кредит взял под залог квартиры. Только тоже потом чё-то не вышло ничего, так и хату спустил. Эх, ему бы хватки побольше…

Катя ловила каждое его слово, пытаясь нарисовать в воображении портрет отца – талантливого, увлекающегося, рискующего всем ради идеи. Когда Мишино красноречие, наконец, иссякло, он выдал гостям по стопке постельного белья, которое не успела еще утащить прижимистая супруга, и ушел в другую комнату.