Аптечная ведьма - Валенидовна Колесова

Я тряслась от беззвучного смеха, но умудрилась сказать спокойно:

— Катеринка, подбери, пожалуйста, пакет на крыльце. Господи Иеремия его обронил по рассеянности…

Когда Катерина вернулась с улицы, неся в отставленной руке смятый пакет, я шепнула ей:

— Можешь продать кому-нибудь по второму кругу…

Фармацевт глянула на меня укоризненно:

— И кто-то мне еще говорил, чтобы я не связывалась с Инквизицией!

Я шла по улице, выстраивая в голове как можно более короткий и скоростной маршрут до искомой точки. Мой 'жучок' сегодня, как назло, не завелся. Иногда я думаю, что внутри моей машины живет маленький зловредный демон, который засунули еще на заводе или в какой-нибудь автомастерской, и который поддается лишь частичному и временному укрощению…

Я не стала краситься и беспрепятственно подставляла лицо моросящему дождю. Улица еще спала, спали автомобили, уютно уткнувшиеся носами в тротуар. Я раскланялась с зевавшим зеленщиком, лениво поднимавшим ставни на окнах и дверях своей лавочки. Мне нравится раннее утро, нравится сонный город, потягивающийся, просыпающийся, еще не раздраженный и не озлобленный дневными заботами. Даже рев приближавшегося мотоцикла не сбил моего лиричного настроя — я лишь проводила вывернувшего из-за угла мотоциклиста в черном шлеме рассеянным взглядом и перешла дорогу.

Мотор за спиной стих, потом вновь заработал — но уже тихо, бархатно, приближаясь…

— Куда-то собрались?

День, когда я не испугаюсь его появления, станет поистине историческим днем в моей жизни. Я резко обернулась. Черный мотоцикл тихо остановился рядом. Иеремия снял шлем, отбросил с лица рассыпавшиеся волосы.

— Да…

— Куда именно?

— Напомните мне, чтобы я сверяла с вами свои планы и расписание! — от испуга сварливо сказала я. — А сейчас — я тороплюсь. Нельзя ли покончить с процедурой поскорее?

— Будете сверять, если понадобится, — спокойно сказал дьякон. — И отвечать на мои вопросы — тоже. Итак, куда вы отправились в такую рань?

Я смотрела на него беспомощно: чистую правду говорит, понадобится — буду. Это я так… трепыхаюсь. Хотя ведь давно уже принимала это знание, как данность, но какой-то бес в моей душе подталкивает противоречить дьякону.

— Если я скажу, что за свежевыпеченными булочками — поверите? — Я вздохнула. — Ну вот потому и не скажу…

Поглядела с тоской по сторонам: Иеремия молча ждал.

— Позвонила приятельница, нужна помощь. Мне нужно в Зареченский. Если вы уже всё, — я показала на его руки в перчатках, лежавшие на руле, — измерили, можно я пойду? Туда еще добираться и добираться.

Мотоцикл, тихо и ровно урча, словно сытый черный зверь, ехал рядом — Иеремия отталкивался ногой от мостовой, ведущей под уклон.

— Пешком? Метро закрыто. И транспорт еще практически не ходит.

Я вновь вздохнула:

— Моя машина сегодня не завелась, таксисты туда ездить отказываются… А на метле, несмотря на свой преклонный возраст, я так летать и не научилась. Так что…

— Я довезу.

Мне показалось, я ослышалась.

— Что?

— Довезу, — спокойно повторил Иеремия. — Шлем под сиденьем.

Растерянная неожиданным предложением, я глядела на дьякона, машинально заправляя за уши влажные от дождя волосы. Похоже, Иеремия не спал этой ночью — темные круги вокруг темных глаз, углубившиеся морщины у рта. С дежурства-охраны матери — и сразу ко мне?

Воспользоваться помощью Инквизиции — что может быть для ведьмы забавнее? Так и волки — то есть дьякон — будет сыты, он присмотрит за нежданной подопечной, и овцы — понятно, кто — целы…

— Держитесь крепче, — сказал дьякон. — И лучше, не стесняясь, за меня.

Я честно вцепилась в ручку, но когда на крутом повороте меня чуть не оторвало от сиденья, ухватилась за крепкие бока Иеремии. А потом и вовсе прижалась к его широкой твердой спине. Запах кожи, запах его волос… дождя…

Мы неслись по городу: утренне-призрачные дома сливались в единую линию, провалы переулков мелькали черными мазками, гаснущие фонари — размытыми пятнами…

Не знаю, за сколько бы я добралась до Зареченского на городском транспорте, но когда мы туда доехали, даже еще не до конца рассвело. Кажется, Инквизиции мотоцикл служит таким же дьявольским видом транспорта, как метла — ведьме…

На въезде в район скорость пришлось снизить: асфальт никакой, брусчатка разобрана, канализационные люки отсутствуют. Да еще кое-где поперек дороги стоят обгорелые скелеты машин. Иеремия медленно водил головой в шлеме, оглядывая обшарпанные здания с выбитыми стеклами; провалы подъездов, прикрытые покалеченными дверями. Везде — завалы мусора, едва прибитые ночным дождем…

На улицах никого. И тут отдыхают от трудов праведных…

Я постучала дьякона по спине. Здесь.

Иеремия остановил мотоцикл. Спросил, с сомнением оглядывая кирпичное, с подтеками и провалами выкрошившихся кирпичей трехэтажное здание:

— Вы уверены, что нам сюда?

— Мне сюда, — поправила я, слезая. — А вы лучше бы мотор не глушили, мало ли, может, придется очень быстро удирать.

Дьякон огляделся. Вдали маячил пошатывающийся силуэт с парой пакетов в руках — кто-то вышел уже на охоту за 'пушниной': пивными бутылками и алюминиевыми банками. Сейчас абориген стоял, глядя на нас, и явно пытался понять: не 'белочка' ли к нему явилась нынешним утром в виде дорогущего даже на вид мотоцикла…

— Ну тогда действуем быстро, — сказал Иеремия деловито. Перевесил шлем на левую руку, расстегнул кожаную куртку, повел плечами — я заморгала, увидев у него под мышкой кобуру.

— Какой этаж?

— Третий… — я пошла за ним, испытывая странное… давно забытое ощущение… защищенности? Казалось, впереди продвигается мощный ледокол, продавливающий черный лед подъезда, распугивающий его злобных обитателей. Крысы, давно и никого не опасавшиеся, и те порскали жирными тенями, скрываясь от появившегося крупного хищника в канализационных нишах и провалах перекрытий. Слава всевышнему, двуногие местные твари еще не проснулись.

Бывшее общежитие — длинный коридор с множеством запертых и отсутствующих дверей, за которым храпели, умирали и просто таились десятки загубленных человеческих жизней… И ты, Инквизитор, еще обвиняешь нас в сговоре с дьяволом? Эти-то подарили ему свои души, даже не торгуясь…

Нужная комната была в самом конце коридора — возле вонючей, наверняка засоренной общей уборной. Как ни странно, горел свет, выхватывая из темноты облезлую зеленую краску стен…

Я обогнула остановившегося на пороге дьякона.

Дверь на одной петле. Окно целое, хоть и не мытое с прошлого века. Голая пыльная лампочка. На кровати с железной сеткой (единственной в комнате мебели, не считая покосившейся тумбочки) сидит девочка и, глядя на нас огромными голубыми глазами, сосредоточенно мусолит во рту сушку. Мордашка грязная, в потеках от слез.