Точка приложения - Владимир Вольф

"Быть не может..." - похолодел Рытин и боязно обернувшись, шагнул в купе. Увидел все те же бессмысленные глаза, блуждающие пальце, а в своей ладони - заранее приготовленный талисман, и протянул он его чтобы вернуть похищенную в свое время вещь...

"Стоп, - сдержался Рытин. - Сейчас ты отдашь чертенка, а после, ночью, встанешь и примешь его обратно. Чтобы снова вернуть?" Получалась какая-то карусель. Нащупал часы. До момента, когда он проснется и пойдет покурить, остается три часа с мелочью. Или этого не случится? Привиделась ли ему картина - сейчас, в конце разговора - в одно короткое мгновение покрыв слякотью его белье?

По коридору он брел целую вечность. Остановился - над головой часто-часто моргала лампочка. Рытин как завороженный наблюдал ее агонию...

В своем купе он грузно осел на откидное сидение и попытался расслабиться. От смутной тяжести гудел позвоночник. Назойливо рябило в глазах от упрямой, так и не перегоревшей нити... Согласиться с тем, что катастрофа ему не привиделась, Рытин не мог - легче было лишиться собственной руки. Но в то же время признать случившийся временный повтор он не мог по причине нынешнего мозгового бессилия. Тем не менее среди отупевшего, размякшего сознания встречались кое-где островки твердой отстраненной мысли. По этим опорам - словно мост, выстраивалась логика событий.

Только что он повторил собственные, предшествующие катастрофе действия, лишь с единственной разницей - талисмана он не вернул, а оставил себе. И готов был поклясться, что через три часа поезд сойдет с рельсов, а Потапчук силой необъяснимого будет держать его на весу - так, как, возможно, он сумел выйти из пике над самым городом тем далеким пыльным летом. И не имея доказательств, Рытин верил во всю эту чертовщину, потому что в кулаке грелся костяной болванчик и еще... Словно он стал с Потапчуком единым организмом, с общими нервами и гибельной нагрузкой на сердце, мозг, и не было уже понятия "сопереживание" а было другое, беспокойное - "содействие". Содействие в мучительной попытке спасти поезд.

Рытин поднес кулак к глазам. Талисман словно врос в его кожу, стал безмолвным сотоварищем, корнем его веры, и словно индикатор, подсказывал: опасность дамокловым мечом продолжала висеть над ним, над поездом. Он ясно осознавал, что в силах разжать ладонь и выпустить дьяволенка, но он не мог этого сделать - все его существо, скованное предчувствием беды, восставало против...

Что там случилось с рельсами - был ли впереди разрыв, постороннее тело, или случись что-либо с вагонами... Следовало остановить поезд перед точкой катастрофы, лишить его скорости, и уж если суждено ему сойти с колеи, то на малом ходу, с минимумом потерь...

Рытин сидел долго - успокаивался, открещивался от навязчивого желания разбудить попутчика и как на духу посвятить в фатальный расклад. Потом он встал и пошел к проводнице. Щель служебной ячейки светилась и сквозь ее Рытин увидел клетчатое одеяло, накинутое поверх униформы. Рытин потянулся и подергал за рукав.

- Станция?! - проводница взвилась, но увидев Рытина, почему-то сразу обмякла, плотно уселась и прихорашивая слежалые кудри, принялась разглядывать гостя.

- Станция? Нет-нет... У меня к вам дело. Понимаете... - Рытин замялся. Ему до жути захотелось присесть - утомление вихрем гуляло в мускулах.

- Нету у меня казенки. Вышла вся... - неожиданно буркнула проводница и резинки ее морщинок оттянул подбородок - клюнув раз, второй, округлив межгубье... Больше она не сдерживалась - зевок захлестнул как пробоина в подлодке. Рытин пошатываясь, дико таращился на выпачканный в помаде бублик.

- Вы меня неправильно поняли... - тут он не выдержал и почти рухнул на смятое одеяло. Проводницу мигом отмело к окну.

- Э-э, гражданин, вы чего-о-а-а... - зевок проглотился, а ладонь прытко нырнула под подушку.

"Пистолет..." - почему-то подумал Рытин. - Да успокойтесь вы... - и видя продолжение поиска, неожиданно для себя гаркнул: - Будете слушать или нет?!

- Ну? - она успокоилась, потому что нашла заколку, которую тотчас же заткнула себе в темя. - Я слухаю, слухаю...

- Остановите поезд, - выдавил Рытин и пустился втолковывать удивленным глазам, что желает остановки - нет, не для скоротания пути к родной деревне, и вовсе не для тер-акта, а тем более баловства - вопрос стоит о жизни или смерти пассажиров - состав через три часа сойдет с колеи...

- Откуда цэ тэбэ известно? Вглядевшись в перламутр ее пуговичных глаз, Рытин решительно заявил:

- Дело государственной важности. Прошу проводить меня к начальнику поезда.

К концу перехода, отсчитав пять вагонов, Рытин едва мог стоять на ногах. Проводница шла впереди то и дело одергивая юбку и оглядываясь. Вагоны пинали переборками, глушили грохотом переходников мазали по щекам пятками плацкартного дремотья - локомотив лихорадочно нагонял расписание. Мир катился в бездну.

Наконец проводница просемафорила Рытину и осторожно постучалась в плотно задраенное купе.

- Рудольф Игнатьевич, - сладко пропела она и царапнула по обивке нечто интимное. Прошло минута - полная тишина.

Проводница тревожно постучала вновь.

Рудольф Игнатьевич выскочил по частям - сначала головой - неожиданной как прыщ в утреннем зеркале - с лицом в густой ржавчине веснушек. Потом выплыло остальное туловище - в воинской бельевой рубахе навыпуск и синих профессиональных штанах. Дверь тут же отрубила жаркое содержимое купе.

- Тебе чего, Галина? - торопливо сыпанул начальник. Он моргал и видимо ожидал каких-нибудь неприятностей.

Но Галина отвечать не спешила. Губы ее сделались вялыми и бескровными - как два утомленных пескаря, а в глазах блеснули трагические искры.

- Пассажира к вам привела. Видать не вовремя? - неприятно доложила она и широко (вот тебе, пожалуйста) повела рукой в сторону Рытина бледного, приваленного к дверям тамбура. - Поезд жэлает тормозить.

Рытина морило - он плохо помнил, что говорил начальнику. Удачно подобранный гарнир - "Я знаю это из особых источников" мигом прокис под многоопытным взглядом. Рытин терялся и переходил на вовсе неубедительное:

"Я не могу вам объяснить... Я прошу вас... Поверьте мне..."

И чем дальше говорил Рытин, тем быстрее таяло любопытство и озабоченность на бедовом лице Рудольфа, тем жестче узились зрачки вбиралось брюшко и выпрямлялся стан, а Галя, позабыв тайные обиды, смотрела на него с нескрываемым восторгом....

- это в ваших силах. - безнадежно закончил Рытин и поморщился - в голове в очередной раз что-то лопнуло, окатило кипятком и затаилось ноющей болью.

Рудольф тоже поморщился и устало поманил его пальцем

- Ну-а дыхни...

У Рытина противно задергалось под глазом. Персонал ожидал действий. А Рытину хотелось уйти от этих страшных людей, от унижения, забыться у себя на полке и может даже умереть - раньше того срока, когда Галя, Рудольф Игнатьевич и еще верная тысяча пассажиров очнется от спячки - кто на полу, кто на полке, а кто и вовсе не очнется... Рытин с'ежился, шагнул и выдохнул в чуткие ноздри комок спрессованного, похожего на стон, воздуха.