Энди - Бредли Сноу

Глава 2

Он поднял голову, принюхиваясь к холодному ночному воздуху. Раньше он удивился бы полной луне, сияющей между верхушками деревьев, освещавшей лес серебристым светом. Теперь он удивлялся лишь тому, что снова пришла ночь, и он был близок к добыче. Запах страха, пронизывая воздух, щекотал его обостренное обоняние.

Это был лось с молодым лосенком. Лось был испуган, но не мог понять почему. В панике он бросился бежать.

Началась погоня. Сделав несколько скачков, преследователь легко побежал сквозь лес. Ветки хлестали его тело, но они причиняли лишь легкую кратковременную боль. Лес был его домом, он жил в гармонии с ним и знал каждый уголок, каждое дерево, каждый камень и каждый запах. Он проснулся, почувствовав запах добычи. Жажда, однажды зародившаяся в нем, требовала удовлетворения. Это была жажда крови.

Приближаясь с каждым скачком, он чувствовал запах страха, исходивший из тела лося. Чувствуя этот запах, он знал, что погоня подходит к концу. Он бежал все быстрее, огибая камни, торчавшие из земли, перепрыгивая через поваленные деревья. Преследователь вдруг выбежал на поляну. Это было единственное место, которого он старался избегать и где не чувствовал себя в безопасности. Ноздри его интенсивно втягивали воздух, который был заполнен запахом ужаса. Ничто не мешало охоте.

Жертва была в нескольких ярдах впереди, и преследователь, легко дыша, прыгнул на спину лося. Его руки обвились вокруг шеи. Вес был слишком тяжел для лося. Он упал вместе с нападавшим, крепко вцепившимся в него.

Из последних сил лось пытался обороняться. Боли он не чувствовал. Он извивался и корчился, пытаясь сбросить нападавшего. Смерть все не приходила к нему. Постепенно лось прекратил борьбу, он лежал не двигаясь, ожидая конца.

Шум борьбы разбудил спящих животных. Они бежали через кусты, прыгали с ветки на ветку, ища безопасное место. Они чуяли в воздухе смерть. Эта смерть была сильнее их.

Он посмотрел в большие коричневые глаза, безжизненно смотревшие на луну. Голова лося неестественно подвернулась по отношению к телу. Охота была закончена. Погрузив пальцы в шерсть, он впился ими в еще горячую плоть. Звук разрываемой ткани наполнил окружающую тишину. Все другие существа разбегались от страшного места. Он уже привык к звуку разрываемой плоти. Он обнаружил, что этот звук доставляет ему радость.

Почувствовав в руках сочную мякоть, он закрыл рану кожей, сохраняя тепло добычи. С диким урчаньем он погрузил челюсти в теплое мясо и начал есть. Боль, мучившая его, утихала с каждым глотком. Свежая кровь давала ему новые силы, силы, которых, он знал, ему хватит ненадолго. Единственным способом поддержать силы была свежая кровь.

Убийство утолило его голод на короткое время. На несколько дней в лучшем случае. После этого он снова должен будет охотиться.

Он выпрямился, стоя на длинных, сильных ногах, его тень терялась во множестве ночных теней. Он чувствовал, как кровь стекает из уголка его рта. Он наслаждался этим чувством, в то время как лунный свет играл на его окровавленном лице. Его зубы блестели, как красноватые жемчужины. Он взглянул на труп у своих ног. Его живот был полон, голод утих. Он оставит эту тушу в ночи, и звери сбегутся на это место, когда он уйдет. Они вернутся. Так бывало всегда.

Утолив свою жажду, он пересек поляну и скрылся в объятиях ночного леса.

Глава 3

Джон Госс не принадлежал к числу тех людей, которые верят в тайное значение снов. Иначе он не поехал бы через весь город, чтобы сообщить своему старому Другу Мартину о работе, предлагаемой в Сент-Джонсе. Он немедленно полетел бы обратно на остров и сейчас сидел бы, сгорбившись у окна с сигаретой и выпивкой, пролетая над Монреалем.

Наверняка это подтолкнуло бы его. Он был смертельно напуган, проснувшись в три часа ночи в холодном поту. Кровь стучала у него в ушах. Его первым чувством была радость спасения. Он был дома, невредимый, в своей постели, свободный от когтей той ужасной твари.

Мороз пробегал по коже, когда он вспоминал длинные грязные когти, почти достигшие его, царапающие его лицо, выкалывающие глаза. Он пытался кричать, но словно ком застрял у него в горле. Только беспомощные стоны издавал он. Он был разорван на части и не мог даже позвать кого-то на помощь.

Это было в том доме, который он купил недавно и где хотел поселить Лоуренсов, если Мартин получит место, которого он добивался. Он помнил, как прекратил свои тщетные попытки закричать. Он неподвижно лежал на полу и смотрел на чудовище. Оно выползло из темного угла и яростно набросилось на него.

Алые щели его глаз прорезали темноту. Он заметил клочья шерсти на тыльной стороне его кистей. Его лицо было гладким, как у ребенка, кроме безобразной раны на правой щеке. Рваные края раны свисали над его челюстью, трясясь при каждом шаге чудовища, приближавшегося к нему.

Несмотря на искажение, которое, он знал, возникло у него в подсознании, лицо выглядело знакомым. Когда тварь оскалилась, обнажив большие белые зубы, он узнал это лицо. Оно было похоже на Шена Лоуренса - сына Мартина Лоуренса.

Если бы он верил сновидениям, он сказал бы Мартину, что место занято, и предотвратил бы его приезд на Ньюфаундленд в этот дом.

Зерна сомнений зародились в его голове, когда он вспомнил, что один из местных "бейменов", как их называли жители Сент-Джонса, говорил ему, что этот дом был проклят. "Не стоит ходить в этот дом, сынок. Это нехорошо. В нем живут призраки..." В то время он пропустил мимо ушей пустую болтовню старого шкипера. Будь он проклят, если будет обращать внимание на старые бейменские байки. Это все, что было. Это был просто шкипер, треплющий языком, слова которого засели где-то в мозгу и вызвали сон об ужасной твари в доме.

Теперь, когда он входил в этот дом, он думал только о том, как бы поскорее выйти оттуда. Он не мог этого объяснить, но этот чертов дом был явно не для него. Он был для Марта. Хоть он и купил эту чертову вещь, он не был обязан входить туда.

Будь он проклят, если позволит какому-то ночному кошмару расстраивать его. Да почему, собственно? Сны - это сны и больше ничего.

Посмеиваясь над собой, он дошел до Стурджен-Плазен. Он рассматривал разные лавчонки, тянувшиеся по обе стороны, ища ресторан Ройда. Он нашел его с некоторым трудом между "Универмагом" Пола и "Рыбой и чипсами" Гемми. Коричневая дверь выглядела соединяющей эти два магазина. Номер 304 был слегка не по центру.

- Проклятье, - выругался Джон.

Джон никогда не был раньше в новой квартире Мартина. Он поддерживал традицию, и какие-то контакты между ними существовали. Он был сейчас за три тысячи домов от того места, где должен был быть. Но сколько ресторанов в этом богом забытом городе могло носить имя Ройда? Не так уж много, думал он. Это должно быть на правой стороне. Это было похоже на Марти - перепутать свой номер. Единственные цифры, которые он правильно запомнил за всю свою жизнь, касались его жены.

Он подошел к двери и увидел призрачную семерку перед четверкой. Цифра отвалилась, или, что вероятнее, была оторвана, оставив после себя бледный отпечаток. Какой-нибудь дрянной мальчишка захотел приклеить ее на дверь своей спальни. Бледная семерка не была видна на расстоянии.

Он дважды позвонил. Он ничего не услышал, но квартира была над магазином, и звонок наверняка был где-нибудь в кухне. Через несколько секунд он снова нетерпеливо нажал на кнопку. Три года он не видел Мартина. Память возвращалась к их первой встрече.

Это было в таверне на одной из маленьких площадей Сент-Джонса. Они обычно называли ее "наше место". Это была уютная нора для него и нескольких его друзей. Вместо того, чтобы идти в большое, шумное и людное место, они шли сюда. Тут было чисто и мило, идеальное место, чтобы взять пару пива и поболтать. Это было небольшое квадратное помещение, где у них всегда были места. У них были свои постоянные места. Лучшие места в городе. Только однажды их места оказались заняты. Это случилось потому, что автобус с хоккейной командой, только что победившей местную команду, сломался перед самой дверью.

Вечер, когда он встретил Мартина, начинался так же, как и другие. В пятницу они пошли к "Биг-Бену", чтобы развлечься, но там, как обычно, была большая очередь. Тогда они передумали. Они были не в настроении ждать в очереди без всякой уверенности, что смогут войти, и тогда они пошли в свое обычное место. Кое-что было не так в этот вечер. Их излюбленный столик был занят. Места рядом с музыкальным автоматом были свободны, кроме одного.

Они всегда занимали один из этих столиков. Даже в знаменитый хоккейный вечер они не были лишены своих обычных мест.

- Оставьте их, - тихо сказала им официантка. - Я знаю, что у вас на уме.

Слова официантки вызвали у него улыбку. Ее звали Рут. Она была их любимой официанткой из трех, работавших там. Они менялись нерегулярно, и зависело лишь от удачи, кто работал в данный вечер. Каждый вечер, когда они приходили, Рут практиковалась в искусстве бармена. Она вставала за стойку и пыталась изобрести новые напитки, используя их как подопытных кроликов. Они подшучивали над ней, называя потомком доктора Франкенштейна.