Чудо-камень - Иван Сотников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты, Алька, тщеславная.
— Вовсе нет, просто хочу, чтобы все мы нашли много…
— Ладно тебе читать мораль! — отмахнулся Юрка. — Нечего меня воспитывать.
— А почему не воспитывать, если ты не прав? — заговорил Платон Ильич. — Других ты осуждаешь, то не так, это не эдак. А сам нетерпим к любому замечанию.
— Должен же человек быть самим собой или только слушать других и быть попугаем? Как вы думаете?
— Слушать других — вовсе не значит быть попугаем.
— Платон Ильич, не будемте, а? Обещали же не воспитывать.
— А я не воспитываю — сам воспитываюсь.
— Это как?
— Просто гляжу на людей и ищу, что у них хорошего. У одних — одно, у других — другое. У каждого есть чему поучиться. Что нравится, что дорого, то и перенимаю. А что тебе нравится у меня, бери, пожалуйста. Ничего не жаль.
Юрка иронически хмыкнул.
— И знаешь, у каждого есть чему поучиться.
— И у меня? — Юрка даже приостановился и изумленно поглядел на Платона Ильича.
— Конечно. Вот гляжу-гляжу и думаю, есть же и у тебя что-то хорошее. Есть же!
— Интересно.
— Хочешь верь, хочешь нет, а мне, право, хотелось бы у тебя чему-то поучиться.
— Вы и так ученый, — уклончиво ответил Юрка. — Чему же у меня учиться?
— Ну, скажем, стремлению к самостоятельности, критическому отношению к инертности, к слепому подражанию, упорству в учебе. Видишь, есть чему. И на мой взгляд, у каждого — свое хорошее, свой талант. И каждый человек может придать ему блеск, дать силу, а может и погубить.
— Вы хитрый! — безобидно усмехнулся Юрка. — Сказали, не станете воспитывать, а сами…
— Одно, Юра, знай, все мы к тебе с добром. Все!
Юрка ничего не ответил. Ну и повернул!
— Это что такое, Платон Ильич? — подбежала к учителю Альда и протянула ему желтоватый кусок камня, который легко откололся от большого монолита на склоне горы.
Грек повертел камень в руках, царапнул его ногтем. Минерал мягок и гибок, чертится ногтем. Поглядел в лупу. В волокнистых скоплениях шелковый блеск.
— По-моему, гипс.
— А цвет, цвет…
— Бывает и бесцветный, и белый, и серый, и, как этот, желтоватый.
Перед ними уступом высилась почти отвесная скала, похожая на слоеный пирог. Из чего она сложена? Туристы отбивали кусок за куском из разных слоев и тщательно изучали породу.
— Глядите, глядите, что я нашел! — обрадованно воскликнул Юрка. — Глядите, черная слюда.
Альда с завистью взяла кусок слюды и залюбовалась. Действительно, черная. Она и сама не раз находила слюду. Видела серебристо-темную, бурую, желтоватую, даже красную. А черную — не приходилось. Знала, все слюды обладают свойством расслаиваться на тончайшие пластинки — кристаллы этого минерала с перламутровым блеском. Они настолько мягкие, что ноготь порой оставляет на них царапину. И эта черная слюда тоже легко расслаивалась. Ее пластинки гибки и эластичны.
Девочка и себе вырубила большой кусок. Пригодится для коллекции.
Отколупнув пластиночку, она протянула Юрке:
— Смотри, какая тонкая!
— Это что, из золота, говорят, можно получить тончайшие листочки, и их почти не видно. Миллион таких листочков образует пластинку всего в один сантиметр толщиною.
— Интересно, а из слюды можно отделить такие же тонкие листочки?
— Наверно, можно. Ведь какую бы тонкую пластинку слюды мы не взяли, от нее всегда можно отщепить еще тоньше. Не знаю только, есть ли предел.
Платона Ильича привлекла серая с синими прожилками яшма. Ее монолит на метр торчал из земли, и Греков с увлечением отбивал кусок за куском, чтобы отобрать и сохранить самые лучшие.
Возвратились они поздно, когда солнце ушло за горы и ужин уже кипел в ведрах.
Юрка и Альда спустились к реке, чтобы умыться.
— Гляди, какая чистая вода, просто чудо! — радовалась Альда.
— Любая вода есть чудо. Самый диковинный, по-моему, минерал.
— Вода — минерал? Чудно!
— Тебя не поймешь, то чудо, то чудно. Ведь вода — не что иное как жидкий лед. Понимаешь, жидкий лед?
— Не чуди, Юрка. Вода есть вода, а лед…
— А лед — это твердая вода!..
— Ладно тебе оригинальничать.
Завтра нам с Азатом из твоего жидкого льда варить суп. Идем ужинать.
И они двинулись в гору.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Конец заточению
Бессилие что-либо предпринять злило и обескураживало Сеньку. Отчаявшись быстро выбраться из каменной ловушки, он вцепился руками в железную решетку и безнадежно высматривал, не появится ли кто во дворе. Но за окном по-прежнему пусто и тихо. День медленно догорал и клонился к вечеру. Как же быть теперь? Не ночевать же тут с крысами. Вон они какие! — обернулся он на шорох в углу кладовой. Одна надежда на Танюшку. Разыщет кого-нибудь — хорошо. А заиграется, забудет — сидеть Сеньке всю ночь.
Белесое небо потемнело, подернулось густой синевой. Солнце, наверное, скрылось за Белой. Еще немного, и станет темно. Сенька даже поежился, и по спине у него пробежал жутковатый холодок. Влип он, все-таки, влип. Так влип — хуже нельзя. А ребята, видать, уже в Белорецке. Сегодня заночуют, а завтра чем свет двинутся в горы искать нефрит. Сеньке же сидеть тут взаперти с крысами. Ничего, вооружится он какой-нибудь железякой или вон клюшкой и будет отбиваться. Пусть жутко, не сдаваться же ему без боя. Готовность воевать и не поддаваться возможным опасностям как-то подбодрила Сеньку, придала ему сил, хоть глаза невольно заслезились. Он спрыгнул со стола и, вооружившись клюшкой, снова вернулся к окну. На душе у него немного отлегло. А во дворе все также пусто и тихо.
Чу!.. Что такое? Шорох чьих-то шагов? Или ему померещилось? Нет, кто-то есть за воротами. Сенька громко закричал, взывая о помощи. Голое хлипкий, чужой. Никто бы из ребят не узнал сейчас Сеньку. Вон кто, Петькина сестренка!
— Танюша, скорей! — вцепившись в решетку, запрыгал у окна Сенька.
Девчушка подбежала совсем близко и, став на коленочки, сразу затараторила: А правда там крысы? А не страшно одному? А поедет он догонять ребят или останется дома?
Сенька оторопел даже. До того ли ему теперь! Глаза его молили об одном: выручат его, наконец, или нет? Словно поняв его умоляющий взгляд, Татьянку выпалила:
— Сейчас тебя отопрут, долго ключ искали.
За дверью звякнул замок, и Сенька обрадованно выскочил за порог. Наконец-то! Школьный завхоз пробирал его за опрометчивость, за беспечность. Разве не слышал, как запирали дверь? Не приди девчонка — сидеть бы ему всю ночь. Небось, со страху помер бы. А за него отвечай. Сенька не препирался, не оправдывался. Вырвавшись во двор, он схватил Танечку и завертел ее вокруг себя. Выручила, все-таки! Выручила!
Уже во дворе завхоз взял Сеньку за локоть и, явно сочувствуя его беде, заговорил мягче:
— Кто же захлопнул кладовую?
— А разве не вы сами? — удивился Сенька.
— Нет же, говорю. Вижу: засов задвинут — значит, в кладовой никого. Закрыл подвал и домой.
— Тогда кто же меня запер? — все недоумевал Сенька.
— Стой, стой, помню, у входа еще вертелся этот шалтай-болтай, как его, Петька Рыжов… Спрашиваю, ты чего тут, а он: «Сеньку Вихрова искал». Не он ли и припер тебя?
В самом деле, не Рыжов ли? Такой и глазом не моргнет. Ладно, с ним еще будут счеты.
Но что теперь делать? Куда податься? Ключей от квартиры у него нет. Их увез с собой отец. Ехать в аэропорт бесцельно. Ночью самолетов нет. Лучше всего пойти к тетке и переночевать у нее. А утром Сенька достанет билет и улетит догонять свою группу.
Занятная девчонка
У кассы аэропорта очередь была невелика, а простоял Сенька с час. Только билета ему не дали, мал, сказали, чтобы лететь одному.
С горя присел на скамью. Востроносый дядька в красной тенниске, чем-то похожий на петуха, шумно опустился рядом. У него два грузных чемодана. Не присмотрит ли паренек за его вещичками? Ему нужно разузнать про билеты на челябинский самолет.
— Возьмите мне билет до Белорецка? — взмолился Сенька. — Позарез надо лететь.
Челябинский дядька покосился на Сеньку, словно намереваясь клюнуть, и вдруг, усмехнувшись, засахарил словами:
— А что, ягодка, и возьму. Ты только того, смотри…
Дядька не понравился. Живой петух. Того и гляди закукарекает. Зря с ним связался.
Петух надолго застрял у кассы, и Сенька сидел как на горячих углях. Тут и подсел к нему еще один дядечка. Постарше. Видный, крепкий старикан. Подсел и давай расспрашивать, кто он такой, куда и зачем летит. Пришлось все выложить начистоту. А Петуха все нет. Лучше поставить чемоданы на скамью да пойти его разыскать. Только взялся за них, как налетел сам Петух с милиционером, которого он привел с собою.
— Ты что же, ягодка, за чужие чемоданы… А ну, поставь! Вот он, товарищ милиционер! Сразу видно, из дому сбежал. В Белорецк собрался. А я воробей стреляный, вмиг смекнул: что-то тут нечисто. Видите, и чемоданы ему мои понравились. Разберитесь, пожалуйста!