Жизнь моя, иль ты приснилась мне?.. - Владимир Богомолов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Раздеться? Фрицев за Днепром без штанов догонять будешь? Некрасиво! А стрелять чем? Из личного нетабелыюго пулемета? Пушка слабовата! Сигай в полном комплекте!..
Слышен громкий всплеск от неуклюжего падения тела.
– Держись за меня! – подбадривает Прищепа. – Выгребай!.. Вот так. Стиль баттерфляй… – по-русскому – как топор. Цепляйся за лодку! Хорош! И хлебало прикрой! Уровень в Днепре не понизишь! Ще пару раз – и чесанёшь через Днепр – на лодке не догонишь!
…– Так точно! Стилем баттерфляй,- улыбаюсь я.
– Ты что, Федотов, родимчик мне устроить хочешь? Сколько тебе лет?
– Девятнадцать.
– Это и видно! Ты щенок желторотый, сопляк и разгильдяй. Удивительно, как тебя на роту поставили. Ты втерся в доверие к командиру… К командованию дивизии,- поправляется Сергеев. – А в действительности ты пустышка! И помяни моё слово: когда-нибудь ты сгоришь, как капля бензина! Ты давно командуешь ротой?
– С октября сорок четвёртого, после успешной…
Не слушая меня, Сергеев подсчитывает:
– Восемь месяцев?
– Шесть,- сообщаю я.
– Вот и видно, что ты недоносок. Скороспелый, интеллигентный.
То, что он говорит, оскорбительно и, по моему убеждению, несправедливо, особенно неприятно, что он задевает Астапыча, острая обида пронзает меня, но в этот день я ни на минуту не забываю один из основных законов не только для армии, но и для всякой жизни: главное – не залупаться! – и потому тянусь перед ним.
За что он меня ненавидит? Не возражая, в принципе, против «молокососа» и «щенка», в душе я не мог согласиться с унижающим мою честь «разгильдяем» и, хуже того – «недоноском». Робкая попытка изменить его мнение обо мне была прервана, так и не начавшись…
А ведь в октябре обо мне и моём взводе писала армейская газета:
«Наши герои. О боевом подвиге разведчиков
В ночь с 3 на 4 октября 44 г. разведпартия взвода пешей разведки 138 сп 425 сд в составе шести человек под командой командира взвода лейтенанта Федотова Василия Степановича скрытно проникла в расположение противника на глубину 1000 метров. Подкравшись вблизи дорожной развилки к огневой позиции двух противотанковых орудий, действуя дерзко и решительно, разведчики умело напали на немцев, пятерых убив, а трёх взяв в плен, и захватили орудия. Выведя одно орудие из строя, разведчики, преследуемые немцами, сохраняя выдержку и спокойствие и метко отстреливаясь, в условиях пересечённой местности более 1,5 км на руках тащили вторую трофейную пушку и без потерь возвратились с нею в расположение полка. При этом л-нт Федотов, проявив свойственную русскому офицеру находчивость и смекалку, использовал пленных в качестве тягловой силы, а четырёх разведчиков в качестве двух групп прикрытия.
Приказом командующего 71 Армии по представлению командира 425 сд за дерзость, смекалку, инициативу и решительность, проявленные при выполнении боевого задания, награждены:
Орденом Отечественной войны II степени
командир взвода Федотов В. С.
Орденом Красной Звезды
разведчик, рядовой Калиничев
Орденом Славы II степени
Разведчик, рядовой Лисёнков…
Военный Совет Армии предоставил отпуск шестерым отважным воинам».
– Ты с бабами спал когда-нибудь?
– Никак нет, товарищ подполковник,- смущенно признаюсь я. – Не приходилось.
– И ни разу не поинтересовался, откуда у них ноги растут?
– Никак нет! – от стыда и сознания своей офицерской и мужской неполноценности я опускаю глаза.
– Раззява. Тебя, может, сегодня убьют. А ты даже не разговелся, ни разу не попробовал… – Что-то едва уловимое, похожее на сочувствие, послышалось в его голосе, и после секундной паузы он продолжил: – А если напоретесь на немца? Или попадёте под артобстрел?
– Немедленно наваливаюсь на командующего и закрываю его своим телом.
– Это плохо! Что значит – наваливаюсь?.. Наваливаться, Федотов, ты на немца должен. А на генерала – в случае артиллерийского или минометного обстрела – ты должен ложиться с нежностью, как на женщину! И прикрывать своим телом! Давай дальше.
Я понял, что для Сергеева, если ты подполковник и выше – ты человек, если ниже его по званию – пень осиновый.
Я еле перевожу дух, в голове от напряжения гудит, а Сергеев продолжает:
– Группе разведчиков – твоему взводу, помимо обеспечения безопасности доставки на плацдарм генералов, поставлена частная боевая задача: скрытно провести разведку прибрежной полосы, заставить немцев показать свою оборону и раскрыть систему огня. Повтори приказание.
– Слушаюсь, повторить! Если с командующим или командиром корпуса во время переправы что-нибудь случится, я буду расстрелян. Разведвзводу…
– Задачу и ответственность понял правильно,- устало отмечает подполковник Сергеев. – Корабль и команда чтобы были в блестящем порядке, а за безопасность плавания отвечаешь головой. Радиосвязь будешь поддерживать постоянную с обоими берегами – со мной и с плацдармом. Иди!
Я выхожу. Меня столько раз уже пугали расстрелом и военным трибуналом, что я воспринимаю это как норму. На войне, чтобы заставить человека вылезти из окопа, идти под пули, под мины, на смерть, действенна только угроза смертью. «Сверху – команда, снизу – план любой ценой», а за спиной генералы и полковники с секундомерами фиксируют каждую команду и время ее исполнения, поэтому командиры отделений, чаще командиры взводов бегали вдоль залегшей цепи с пистолетом, матюками и пинками поднимали солдат. У этих командиров была горькая участь. Лейтенанты и младшие лейтенанты дольше двух-трех недель живыми не оставались. За два года я к этому привык. Единственно, что утешает, это то, что старшим офицерам, командирам батальонов и полков смертью и трибуналом угрожают еще чаще, чем нам – командирам рот и взводов.
Около большого начальства главное – не дело делать, а изображать! Тяжкая работёнка – легче вагоны разгружать. Это даже мыши в окопах знают.
И я опять вспоминаю Фролова. Начальство ещё не приехало, а сколько вагонов я уже выгрузил…
4. Приезд генералов
Генералы прибыли, когда уже стемнело. Завидя подъезжаюших, Сергеев вылезает из машины в метре от меня.
– Товарищ генерал… – слышу я голос Сергеева. – Разрешите обратиться… Разрешите доложить… – с волнением, негромко, сбивчиво говорит он. – Товарищ генерал-полковник, разрешите доложить: переправиться через Одер этой ночью под таким обстрелом и в такую непогоду – это не м…ми трясти! Прошу вас… Разрешите… Только что получена радиограмма…
– Вы что, издеваетесь?! – возмущенно восклицает командующий. – Вы получили приказание в шесть часов утра. У вас было семнадцать часов на подготовку! Докладывали, что для переправы все подготовлено, а у вас ещё и конь не валялся.! Это безобразие! О чем вы думали раньше?! Обеспечьте переправу немедленно любыми средствами и даже невозможными!
– Слушаюсь… Разрешите…
– Идите!
Хотя сегодня мне как никогда досталось от Сергеева – он дрочил меня на инструктаже до одурения, мне его жаль, хотя он и сам виноват. Ведь только утром полковник Кириллов объяснил ему, что, если такой волевой генерал примет решение, остановить его невозможно.
При моем появлении Сергеев докладывает командующему:
– Товарищ генерал-полковник, назначенный ответственным за вашу доставку на плацдарм командир разведроты дивизии старший лейтенант Федотов.
Оба генерала поворачиваются ко мне. Я делаю шаг навстречу командующему:
– Товарищ генерал-полковник,- вскинув руку к каске, в свою очередь, докладываю я,- плавсредства и экипажи трех амфибий к переправе подготовлены!
Командующий пристально и неулыбчиво рассматривает меня, вглядывается в мое лицо. Очень внимательно рассматривает меня и командир корпуса.
Мне потом объяснили расчет Фролова: у командующего армией сын был командиром взвода в соседней дивизии, и Астапыч полагал, что оттого командующий будет относиться ко мне по-отечески и, во всяком случае, лучше, чем к зрелых лет майору или капитану.
– С какого времени в действующей армии? – спрашивает командующий.
– С июня сорок третьего года.
Сергеев, очевидно, почувствовал, что я не произвожу впечатления на командующего, и тут же вступается:
– Один из лучших офицеров… Ветеран дивизии… Боевой офицер. Имеет большой опыт форсирования. Наш главный перевозчик. Переправиться через Одер ему всё равно что два пальца… обмочить,- заверяет он. При этом для большей ясности он поднимает руку к низу гимнастёрки, хотя и так всё ясно. Он бросает на меня быстрый выразительный взгляд, и я вмиг вспоминаю его инструктаж и соображаю: очевидно, он не сумел ясно доложить, почему целесообразнее отсрочить переправу, и потому это должен сделать сейчас я. И я снова вскидываю руку к каске.
