«Если», 2000 № 06 - Дэвид Лэнгфорд

— Ты приехал рано, и это хорошо, — произнес Мо тоном школьника-заговорщика, свидетельствующим о том, что перед Мо вновь открылось некое новое и многообещающее научное направление. Экстрасенсорное восприятие, НЛО или обнаруженные в неожиданном месте руины майя не интересовали Мо совершенно. Его коньком были сила первозданной природы и исконная мудрость фермера. — Хочу, чтобы ты привез Лори подарочек, — добавил он шепотом, хотя услышать нас Лори никак не могла. — А заодно и покажу тебе кое-что. Ты не очень устал? Выдержишь короткую поездку?

— Куда от тебя денешься? Выдержу.

— Отлично, тогда поехали. Я наткнулся на одну идею эмишей… короче, сам увидишь. Тебе понравится.

От Ланкастера до Страсбурга пятнадцать минут езды по шоссе номер тридцать. Его обочины уставлены стандартными лавочками и магазинчиками, но если свернуть с основной дороги и проехать полмили в любом направлении, то вернешься в прошлое, лет на сто или больше. Это подскажет вам сам воздух — густой коктейль из пыльцы и конского навоза. Он пахнет столь пленительно и реально, что глаза увлажняются от удовольствия, а мухи перестают раздражать.

С шоссе мы свернули на дорогу к Нордстар.

— Ферма Якоба Штольцфуса дальше по дороге, справа, — сообщил мне Мо.

Я кивнул.

— Чудесный вид. — До заката оставалось минут пять, и небо окрасилось в цвет брюшка малиновки, отлично гармонирующий с красноватым оттенком почвы и зеленью ферм. — А он не станет возражать, если мы нагрянем на машине?

— Конечно, нет. Если за рулем сидит не эмиш, то они ничего не имеют против. А Якоб, как ты сам убедишься, не столь фанатичен, как прочие.

Мне показалось, что я его уже вижу справа от дороги, которая успела превратиться в две колеи на грунте. Прислонившись к корявому стволу яблони, стоял седовласый бородач, облаченный в черный рабочий комбинезон и темно-малиновую рубашку.

— Это Якоб? — спросил я.

— Думаю, да. Но не уверен.

Мы подъехали к яблоне и вышли из машины. Неожиданно стал накрапывать редкий осенний дождик.

— Вы по делу? — спросил мужчина далеко не дружественным тоном.

— Гм… да, — ответил явно удивленный Мо. — Извините за вторжение, но Якоб… Якоб Штольцфус сказал, что не будет против, если мы к нему заглянем…

— У вас было дело к Якобу? — снова спросил бородач. Глаза у него покраснели и увлажнились. Впрочем, причиной тому мог оказаться и дождь.

— Вообще-то, да, — сказал Мо. — Но если сейчас неподходящее время…

— Мой брат умер, — произнес мужчина. — Меня зовут Исаак.

— Умер? — воскликнул Мо. — Но… но что случилось? Я еще вчера с ним разговаривал.

— Мы и сами точно не знаем. Наверное, сердечный приступ. Так что сейчас неудачное время для визита. Скоро соберется семья.

— Да-да, конечно. — Мо взглянул мимо Исаака на амбар, который я только что заметил. Двери его были слегка приоткрыты, а внутри мерцал тусклый свет.

Мо шагнул к амбару, но Исаак предостерегающе вытянул руку:

— Прошу вас! Будет лучше, если вы уедете.

— Да, конечно, — повторил Мо, и я отвел его к машине.

— Ты в порядке? — спросил я, когда мы уселись, а Мо завел двигатель.

Мо покачал головой:

— Не могло у него быть сердечного приступа. В это время — не могло.

— Сердечные приступы обычно не спрашивают заранее, когда придет подходящее время, — заметил я.

Мо все еще качал головой, разворачивая машину.

— Думаю, его кто-то убил, — изрек он.

Нынче судмедэксперты склонны подозревать убийство, даже если девяностолетняя старушка мирно почила во сне, но Мо подобные заявления не свойственны.

— Расскажи мне все, — неохотно попросил я. Вот не было печали… Как говорится, поехал отдохнуть, а попал на работу.

— Неважно, — пробормотал Мо. — Я и так слишком многое тебе выболтал.

— Выболтал? Да ты мне и слова не сказал.

Мо вел машину, заслонившись угрюмым молчанием. Он даже выглядеть стал иначе, точно надел маску.

— Пытаешься меня от чего-то оградить? Сам знаешь, ничего у тебя не выйдет.

Мо не проронил ни слова.

— И какой в этом смысл? — продолжал я гнуть свое. — Через пять минут мы вернемся к Корине и девочкам. Они на тебя только посмотрят и сразу поймут: что-то случилось. И как ты тогда будешь выкручиваться?

Мо внезапно свернул на боковую дорогу, заставив мои почки войти в тесный контакт с дверной ручкой.

— Что ж, пожалуй, в этом ты прав, — признал он и начал тыкать в кнопки мобильного телефона.

— Алло? — услышал я голос Корины.

— Неважные новости, дорогая, — сдержанно произнес Мо, хотя его невозмутимость показалась мне наигранной. — В конторе возникли кое-какие дела, и нам придется сегодня же вернуться в Филадельфию.

— Тебе и Филу? У вас все в порядке?

— У нас двоих — да. Не волнуйся. Когда приедем, я тебе позвоню.

— Я люблю тебя.

— И я тебя. Поцелуй за меня девочек перед сном.

Он повернулся ко мне.

— В Филадельфию? — спросил я.

— Лучше не сообщать им подробности, особенно когда это касается работы. Зачем тревожить женщин?

— Корина уже встревожена. Ведь она даже не упрекнула тебя за то, что ты не приедешь на обед. Кстати, ты не думаешь, что я тоже обеспокоен? Так в чем, собственно, дело?

Мо опять промолчал. Он завел машину и свернул на дорогу (на сей раз проявив милосердие и сделав это плавно) перед дорожным знаком, сообщающим, что впереди — шоссе на Пенсильванию.

Когда Мо прибавил скорость, я поднял стекло. Ночь внезапно стала сырой и холодной.

— Не хочешь намекнуть, куда мы едем? Или просто отвезешь меня в Филадельфию? — спросил я.

— Я тебя высажу у вокзала на Тридцатой улице. В поезде перекусишь и через час будешь в Нью-Йорке.

— А ты не забыл, что моя сумка осталась у тебя на крыльце? Не говоря уже о машине?

Мо нахмурился, но даже не сбавил скорость.

— Знает ли обо всем Эймос? — пробормотал он несколько секунд спустя. Скорее себе, чем мне.

— Эймос — друг Якоба?

— Это его сын.

— Что ж, полагаю, ты не сможешь позвонить ему по телефону?

Мо покачал головой и опять нахмурился:

— Очень многие неправильно понимают эмишей. Думают, что они вроде луддитов и выступают против любых машин. На самом деле это не так. Они сопротивляются натиску техники, спорят между собой, принимать ее или отвергать, а если принимать, то в какой мере? Они стемятся, чтобы прогресс не нанес ущерба их независимости и самодостаточности. Они вовсе не отвергают телефоны как таковые, эмиши просто не хотя держать их в доме, дабы никто не вмешивался в их домашние дела.