Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 24. Аркадий Инин - Скибинских (Лихно)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Попугай ушел на пенсию и пишет научный труд «Повторение — мать учения».
А Жираф… Жираф так и остался с пятнами.
И ничем их не выведешь.
Потому что пятна ставились на совесть.
1966
Кто же прав?
В 19 часов 00 минут Катя Косичкина познакомилась с Борей. В 19.03 она поняла, что больше без него жить не может. В 19.05 Боря назначил ей свидание на 20.30 у кино.
В 20.30 Бори у кино не было. Не было его и в 20.31. В 20.32 Катя заплакала и целых десять минут думала, как жить дальше. Вопрос оказался неожиданно сложным, и Катя поняла, что без посторонней помощи ей не обойтись.
В 22 часа Катя отправила письмо в газету и легла спать.
Катя спала спокойно.
А литсотрудник молодежной газеты Иннокентий Абзац не спал вторые сутки. Иннокентий курил. Перед ним лежало письмо Кати, полное раздумий и орфографических ошибок.
Письмо начиналось словами: «Дорогая редакция, помогите!», а заканчивалось резолюцией главного редактора: «Помочь и осветить!»
Иннокентий докурил последнюю сигарету, собрал двенадцать листов своих соображений и потащил их главному редактору. Соображения понравились.
— Хлестко заворочено! — гремел главный. — Любовь — это не просто чувство. Любовь — это дискуссия. Надо столкнуть читателей лбами!
Дискуссия развернулась на страницах трех номеров газеты.
Первый номер вышел под шапкой: «Ты не прав, Боря!» Второй — заявлял: «Ты не права, Катя!» Третий — ставил вопрос ребром: «Так кто же прав?»
Читатели с грохотом сталкивались лбами.
Летели искры.
Гудело эхо.
— Любовь — это сложно! — убедительно заявлял читатель Н. из поселка М.
Но читатель М. из поселка Н. с ним категорически не соглашался.
Пенсионер Люлькин, член домового комитета с 1920 года, вспоминал, что в 1892 году с ним произошел аналогичный случай: «Правда, не в кино это было, потому что самого кино тогда еще не было. И звали меня в то время не Боря, а Вася, и ее не Катя, а Нюра. И на свидание я вовремя явился. А в остальном — тот же самый случай. И теперь у нас — внуки. Верю: будут и у вас!»
Под рубрикой «Два письма по поводу одного письма» появились статьи двух детских писательниц. Одна статья называлась «А если это любовь?», другая «А если нет?» Одна — во всем обвиняла школу, другая — клеймила за равнодушие семью.
Гражданка Елесоветская писала гневно: «Эх ты, Катя! Боря не пришел в кино — разве это беда? Меня, напри мер, муж уже двадцать лет не водит в кино. Но нас с ним связывает нечто большее!»
Токарь-скоростник Антон Сверло выразил единодушное мнение своей бригады: «Товарищ Косичкина! Для того чтобы не потерять окончательно голову, вы должны уйти с ней, то есть с головой, в общественную работу».
Мнение бригады поддерживали многие читатели. Большинство считало, что по-настоящему забыться Катя сможет только в «Обществе защиты животных».
Моряки пароходства прислали шифрованную радиограмму: «Дорогая Катюша! Команда парома «Безмозглый» с тобой. Так держать! Капитан Черняк, парторг Беляк, комсорг Синяк».
Спецкор «Пионерской правды» сообщал: «По всей области проходят сборы, костры, линейки. Пионеры дают торжественную клятву: «Мы не будем такими, как Боря!»
Композитор Дурнозвуков был краток: «Любовь с хорошей песней схожа, а песню нелегко сложить. По себе знаю. В доказательство предлагаю мою новую песню».
Видный кинорежиссер Бомм заявил: «Боря прав! Он не пришел в кино не потому, что ему не по душе Катя. Он не пришел потому, что ему не по душе сомнительные художественные принципы демонстрировавшегося в тот вечер фильма, созданного моим глубокоуважаемым коллегой талантливым режиссером Керасимовым. Ты прав. Боря!»
В примечании «от редакции» сообщалось, что редакция не согласна с таким упрощенным подходом к проблеме и письмо печатается в порядке полемики.
Дискуссия разбухала. Газетный подвал становился ей тесен. Писали домохозяйки и пожарники, юные мичуринцы и укротители тигров, общество отважных дружинников «Давайте пройдемте!» и кружок боксеров-любителей «Не в бровь, а в глаз».
Только Катя больше ничего не писала. И это становилось тревожным. Иннокентий Абзац получил задание взять у Кати интервью.
Дверь Иннокентию открыл рыжий молодой человек. На груди его был кухонный фартук, а на лице бессмысленно-счастливая улыбка начинающего мужа. Из-за его плеча сияли веснушки Кати.
Иннокентий заулыбался:
— Значит, вы вместе? Значит, помогло? Поздравляю! От души и от редакции! Знаете, Боря, я вас именно таким и представлял…
Молодые переглянулись. Катя удивленно затараторила:
— Послушай, Саша! Что он говорит? Какой Боря? Ничего не понимаю!
Иннокентий понял все. Он еще автоматически хотел спросить о дискуссии, но удержался. В свой медовый месяц он тоже не читал газет.
В редакции Иннокентия ждало новое письмо. Листок из тетради в косую линейку требовал ответа: кто прав — Люда Душкина, не давшая Коле списать задачку по физике, или Коля, обидевшийся за это на Люду?
Письмо начиналось словами: «Дорогая редакция, помогите!», а заканчивалось резолюцией главного редактора: «Помочь и осветить!»
Иннокентий открыл новую пачку сигарет, достал авторучку и задумался.
1966
Поправка к мифу
Это неправда, что Бахус был алкоголиком с детства. Тем более — богом алкоголиков. Это, если хотите, просто ложь.
Он был обыкновенным ребенком, как все дети на Олимпе. И все напитки он познавал в установленном задолго до него порядке: молоко матери, вода кипяченая, сырая вода, чай, кофе с молоком, черный кофе. И, наконец, популярный на Олимпе нектар. Что-то вроде молочного коктейля. Вкусно и питательно.
Вот так Бахус и рос. Рос и вырос. Вырос и стал искать работу. Все должности богов были уже заняты. Выбиваться в герои — дело хлопотное. Так что Бахус устроился в небесной канцелярии и женился. На свадьбе Бахус впервые попробовал напитки покрепче — на то и свадьба. Но выяснилось, что это действительно «горько», и Бахус не втянулся.
Изредка ему еще приходилось опрокинуть чарку-другую на именинах Зевса или на юбилее Меркурия. Но это только чтобы не обидеть начальника.
Так они и жили. Тихо-мирно, вдвоем на зарплату жены-Богини. Можно сказать, по-божески жили. Цветной телевизор купили в кредит.
Но однажды жена уехала навестить своего дядю — кузнеца Гефеста, который что-то захромал.
Первую неделю Бахус жил за счет содержимого холодильника. А когда холодильник опустел, у Бахуса остался один выход — ресторан «Горка». Есть на горе Олимп такое заведение общественного питания для холостых и командированных Богов.
У входа Бахуса встретил швейцар Геракл. Он приподнял расшитую золотом фуражку, пригласил Бахуса войти и занялся своим делом.
Геракл пытался поднять лежащего у
