Наемный убийца - Грэм Грин

— Через неделю вы будете в армии, — подбросил кто-то.

— Ну уж нет! — воскликнул молодой человек. — Со мной это не пройдет! Я пацифист.

Человек, блевавший в телефонной кабине, тоже обрел дар речи:

— Я пошел домой. Раз уж лопнул Английский банк, мне в газете делать нечего.

Чей-то тонкий писклявый голосок произнес:

— А мой материал пойдет.

— Говорю же вам, нет места.

— Моему найдется. «Противогазы для населения. Учебная воздушная тревога в городах численностью более пятидесяти тысяч жителей». — Он хихикнул.

— Смешно то, что... что...

Но никто так и не услышал, что же именно, — мальчишка-рассыльный открыл дверь и швырнул в помещение пробный оттиск внутренней полосы: сырые буквы на сыром сером листе. Бросились в глаза заголовки: «Югославия просит отсрочки», «Адриатический флот готов к бою», «В Париже мятежники врываются в итальянское посольство». И вдруг воцарилась мертвая тишина: в темноте, прямо над их головами, пролетел, держа курс на юг, самолет — алая точка на хвосте, почти белые в лунном свете крылья. Люди проводили его взглядом сквозь большой стеклянный потолок, и всем сразу расхотелось пить.

— Я устал, — сказал шеф. — Пойду спать.

— Я все-таки прослежу, как будут развиваться события? — спросил судебный хроникер.

— Если вам так уж хочется. Но главные события сейчас вон где.

Все смотрели не отрываясь через стеклянный потолок на луну и пустое небо.

6

По станционным часам до полуночи оставалось три минуты. Кондуктор сказал:

— Ваш вагон вон там, впереди.

— Меня провожают, — сказала Энн Краудер. — Можно мне войти здесь, а потом, когда поезд тронется, пройти по вагонам?

— Двери уже закрыты.

В отчаянии она посмотрела мимо него. В буфете выключали свет. Поездов с этой платформы уже не будет.

— Вам придется поторопиться, мисс.

На глаза ей попалась вечерняя газета на тумбе, и, когда она бежала к головным вагонам, то и дело оглядываясь, мозг ее сверлила мысль, что войну могут объявить, прежде чем они с Мейтером снова встретятся. Он уйдет на войну. «Он всегда поступает как все», — с раздражением подумала она, хотя и полюбила его как раз за ординарность. Она не смогла полюбить его, если бы он был странным или старался оригинальничать. Слишком уж близко приходилось ей сталкиваться с дутыми гениями, с посредственными разъездными актрисками, мнившими себя звездами первой величины. Ей хотелось, чтобы ее муж был самым обыкновенным, чтобы она всегда могла угадать, что он сейчас скажет.

Мимо нее проплыли освещенные вагонными окнами лица провожающих. Поезд был набит битком, — так набит, что в вагонах первого класса оказалось немало смущенных людей, чувствовавших себя неуютно в глубоких мягких креслах и опасавшихся, видно, что кондуктор попросит их отсюда. Она отказалась от попытки найти местечко в вагоне третьего класса, открыла первую попавшуюся дверь, бросила номер «Вумэн энд бьюти» на единственное свободное место и пробралась, задевая чужие ноги и чемоданы, к окну в коридоре. Паровоз набирал пары, дымок тянулся вдоль платформы, и вход на перрон был уже едва виден.

Ее потянули за рукав. Оглянувшись, она увидела какого-то толстяка.

— Простите, — сказал он. — Вы уже кончили смотреть в окно? Я хочу купить шоколаду.

— Еще минуточку, пожалуйста. Меня провожают, — сказала она.

— Никто вас не провожает. Вы не имеете права монополизировать окно. Мне нужно купить шоколаду. — Он оттолкнул ее, и она заметила, как на пальце у него сверкнул изумруд. Она стала на цыпочки, пытаясь заглянуть в окно поверх его плеча, но слишком уж он был массивен.

— Мальчик, мальчик, — кричал толстяк, размахивая рукой с изумрудным перстнем. — Какой у тебя шоколад? Нет, только не «Мотоспорт», только не мексиканский. Чего-нибудь послаще.

И тут сквозь образовавшийся просвет она увидела Мейтера. Он уже был на перроне и шел вдоль состава, разыскивая ее, заглядывая во все вагоны третьего класса и пробегая мимо вагонов первого.

— Ну пожалуйста, — взмолилась она, — дайте же мне подойти к окну. Вон идет мой друг.

— Минуточку, минуточку. У тебя есть «Нестле»? Дай мне плитку за шиллинг.

— Пожалуйста, позвольте мне...

— А ничего меньше десятишиллинговой бумажки у вас нет? — спросил мальчик.

Мимо ее вагона, вагона первого класса, пробежал Мейтер. Она забарабанила по стеклу, но свистки и грохот автокаров, с которых в поезд сгружали последний багаж, помешали ему услышать ее. Двери захлопнулись, раздался сигнал к отправлению, поезд тронулся.

— Позвольте, пожалуйста...

— Должен же я получить сдачу, — не уступал толстяк. Мальчишка-разносчик бежал рядом с вагоном, отсчитывая шиллинги в протянутую пухлую ладонь. Когда она пробилась к окну и высунулась наружу, они уже миновали платформу. Она увидела его одинокую фигуру на краю перрона, но вот Мейтер ее видеть уже не мог.

— Нельзя так высовываться. Это опасно, — предостерегла ее какая-то пожилая женщина.

Пробираясь к своему месту, она наступала людям на ноги, вызывая всеобщее возмущение. Каждый, видимо, думал: «Что она забыла в этом вагоне? Какой смысл платить за первый класс, если...» Но она не заплакала. Ее удерживали от слез разные банальные истины, которые сами собой лезли в голову. Нечто вроде того, что бесполезно после драки махать кулаками и что то же самое будет и через пятьдесят лет. Тем не менее по бирке, болтавшейся на чемодане толстяка, она с глубоким отвращением отметила про себя, что едет он туда же, куда и она, — в Ноттвич. Он сидел напротив нее, уплетая сладкий молочный шоколад, на коленях у него лежали «Пассинг шоу», «Ивнинг ньюс» и «Файнэншл таймс».

Глава II

1

Прикрыв носовым платком губу, Рейвен пересек Сохо-сквер, Оксфорд-стрит и пошел по Шарлотт-стрит. С платком, конечно, было опасно, но все же не так, как с открытой заячьей губой. Он взял налево, а потом свернул направо в узенькую улочку. Большегрудые женщины в передниках перекрикивались друг с другом, кучка детей внимательно исследовала канаву. Он остановился у двери с медной дощечкой «Доктор Йогель, 3-й этаж», «Норт Америкэн Дентэл Компани, 2-й этаж», поднялся и позвонил. Снизу пахло овощами, на стене какой-то местный «художник» изобразил карандашом обнаженную натуру.

Дверь открыла женщина в халате медсестры, женщина с обыкновенным морщинистым лицом и растрепанными седыми волосами. Ее давно не стиранный халат был весь в жирных пятнах и, похоже, выпачкан кровью и йодом. От нее шел резкий запах лекарств и дезинфицирующих средств. Увидев, что Рейвен прикрывает рот платком, она сказала:

— Дантист этажом ниже.

— Я хочу видеть доктора Йогеля.

Она пристально и подозрительно посмотрела на него, окинув взглядом его темное пальто.

— Он занят.

— Я могу подождать.

Позади нее, в темном коридоре, свисала с потолка голая лампочка.

— Он обычно не принимает так поздно.

— Я заплачу за беспокойство, — сказал Рейвен.

Она посмотрела на него оценивающе с таким же недоверием, с каким осматривают посетителей швейцары сомнительного ночного клуба, и сказала:

— Войдите.

Он прошел за ней в приемную: такая же голая лампочка, стул, круглый дубовый стол, небрежно покрашенный темной краской. Она оставила его одного, и он услышал ее голос в соседней комнате. Она все говорила и говорила. Рейвен взял единственный журнал — «Домоводство» — полуторагодичной давности и начал, сам того не замечая, читать: «Голые стены теперь входят в моду, можно повесить картину, чтобы подчеркнуть цвет».

Сестра открыла дверь и сделала знак рукой:

— Вас примут.

Доктор Йогель мыл руки в раковине умывальника, стоявшего за его длинным желтым столом с вращающимся стулом. Кроме табурета, застекленного шкафчика и длинной кушетки, никакой другой мебели в кабинете не было. Иссиня-черные волосы доктора, похоже, крашеные и к тому же довольно редкие, облепили его череп тонкими прядями. Он обернулся, и Рейвен увидел тяжелое мясистое добродушное лицо с крупным чувственным ртом.

— Чем могу служить? — спросил он.

Чувствовалось, что он больше привык иметь дело с женщинами, нежели с мужчинами. Медсестра в суровом молчании стояла позади него, ожидая.

Рейвен опустил носовой платок.

— Можете вы что-нибудь по-быстрому сделать с моей губой?

Доктор Йогель подошел к нему и потрогал губу пухлым указательным пальцем.

— Я не хирург.

— Я заплачу, — сказал Рейвен.

— Это работа для хирурга. Не по моей части работа.

— Я знаю, — сказал Рейвен и заметил, как сестра и врач быстро переглянулись. Доктор Йогель осмотрел губу со всех сторон, ногти были не слишком чистые. Не спуская глаз с Рейвена, он сказал:

— Если бы вы пришли завтра в десять... — От него попахивало бренди.

— Нет, — сказал Рейвен. — Я хочу, чтобы вы сделали это сейчас.

— Десять фунтов, — быстро сказал доктор Йогель.