Последний шанс. Сможет ли Россия обойтись без революции - Алексей Кунгуров

Он не только не воспрепятствовал заговору, но и оказал решительное давление на племянника с целью принудить его к отречению. Известны его слова в поддержку Временного правительства первого состава: «Новое правительство уже существует, и никаких перемен быть не может. Никакой реакции ни в каких видах я не допущу…». Причин не любить государя у великого князя Николая было более чем достаточно. Распутина же он ненавидел лютой ненавистью, и тот платил ему той же монетой, успешно настраивая против Николая Николаевича его царствующего племянника. Распутин убедил царя самому принять должность главнокомандующего, сместив с этого поста генерала от кавалерии великого князя Николая Николаевича, что вызвало в руководстве армии большое волнение. Вполне естественно, что оскорбленный великий князь, фактически сосланный на Кавказ, желал восстановить свои позиции. К тому же он считался одним из реальных претендентов на престол. Данное предположение подтверждается тем, что именно Николая Николаевича царь вновь по согласованию с генералами назначил Верховным Главнокомандующим за пять минут до своего отречения. Однако, пока тот находился в пути от Кавказа в ставку, Временное правительство сместило его и уволило со службы.

Хронология переворота достаточно широко известна, поэтому коснемся ее лишь беглым взглядом. 22 февраля Николай II выезжает в ставку в Могилев. В это время как бы случайно в Петрограде разгорается хлебный кризис. Никто из ответственных за снабжение столицы должностных лиц мер к исправлению ситуации не принимает, войска бездействуют, полиция не выполняет своих функций. Все это совершенно явным образом свидетельствует о саботаже. Ведь еще двумя неделями ранее, когда 14 февраля было запланировано массовое шествие рабочих и студентов с требованием создания ответственного правительства к Таврическому дворцу, охранка действовала вполне профессионально. Полиция провела превентивные аресты членов рабочей группы военно-промышленного комитета (депутатов Думы!), и манифестация не состоялась.

23 февраля начинаются массовые уличные волнения. Государя о них не информируют, городовые получают строжайший приказ не применять оружие. В течение следующих двух дней разворачиваются массовые стачки, выдвигаются требования уже политического характера. 26 февраля отдельные стычки с полицией вылились в бои с вызванными в столицу войсками. Бои, правда, были довольно странными, так как солдатам приказано было стрелять только в землю. 27 февраля волнения перерастают во всеобщий вооруженный бунт (любопытно, откуда у повстанцев взялось оружие?).

Николай, как пишут некоторые мемуаристы, приказывает генералу Иванову сформировать из четырех кавалерийских дивизий карательную группировку и усмирить Петроград. Насчет четырех дивизий – это, конечно, преувеличение. Никакую карательную армию Иванов не создавал, да и не мог создать за день, ограничившись посылкой в столицу одного батальона, состоявшего из георгиевских кавалеров. Но начальник Петроградской железной дроги Юрий Ломоносов (впоследствии поддержал большевиков и занимал видные посты в хозяйственных органах) отдает распоряжение не пропускать воинские эшелоны к столице. Невозможно себе представить, чтобы путейский чиновник принял такое решение по собственному почину. Удивительно другое – то, что генерал Иванов не приказал шлепнуть саботажника у ближайшей стенки. Георгиевский же батальон взбунтовался и отказался выполнять приказы.

В тот же день Волынский и Кексгольмский резервные полки Петроградского гарнизона поднимают бунт, который никто не пытается усмирить. На следующий день столица оказывается под контролем восставших. Император же, отдав приказ Иванову, посчитал, что принял достаточные меры для решения проблемы, и преспокойно покидает (!) ставку, отправившись в свою резиденцию в Царское Село. Но по пути царский поезд был задержан в Пскове генералом Рузским, где император фактически находился под домашним арестом до тех пор, пока под давлением генералитета не отрекся от престола. Через Рузского в этот момент ведутся активные переговоры между председателем Думы Родзянко и начальником штаба Верховного Главнокомандующего генералом Алексеевым. В это время во всей остальной империи никаких волнений не наблюдается, и лишь в Москве 28 февраля, уже после захвата бунтовщиками Петрограда, началась стачка и были созданы советы. 1 марта великий князь Кирилл Владимирович снимает гвардейский морской экипаж с охраны Царского Села и передает его в распоряжение созданного в тот день Временного правительства.

2 марта самодержец оставил в дневнике такую запись: «Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, так как с ним борется социал-демократическая партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К 2 1/2 ч. пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг Я согласился. Из ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена, и трусость, и обман!».

Если Николай II точно передал суть разговора, то из этого становится ясно, что работа по его дезинформации была поставлена достаточно хорошо. Временное правительство (министерство из Думы) не противостояло восставшей толпе, а потворствовало ей, и уж точно никакие социал-демократы не могли с правительством бороться, поскольку у них тогда не было в столице ни сильной организации, ни лидеров. Вообще, Временный комитет депутатов государственной думы провозгласил создание Временного правительства только после согласования с эсеровским в массе своей Петроградским Советом (рабочим комитетом), штаб-квартира которого после этого сразу переместилась в Таврический дворец. Связь между Советом и правительством скрепляло то, что Александр Керенский являлся членом обоих органов. Впрочем, даже 2 марта ситуация была далека от катастрофической. Были верные присяге войска, провинция сохраняла спокойствие, лидеры мятежа были трусливы и недальновидны. Но у последнего русского царя начисто отсутствовала твердая воля, и потому всякий раз, когда от него требовались решительные действия, он пускал все на самотек.

Итак, в деле свержения Николая совпали интересы трех сторон – высшего генералитета (лидеры группировки генералы Алексеев, Рузский, Гурко, Крымов), либеральных политиканов и стоящих за ними буржуазных кругов (Гучков, Коновалов, Терещенко, Львов, Родзянко, Керенский, Милюков, и другие) и членов императорской фамилии (великий князь Кирилл, а также великие князья Николай Николаевич (дядя царя), Борис Владимирович, Дмитрий Павлович, Николай Михайлович, Александр Михайлович, Сергей Михайлович). Но стратегические цели у них были разные. Кирилл хотел просто-напросто захватить трон и править как самодержец, он вовсе не был заинтересован в ограничении самодержавной власти, и уж тем более его невозможно представить сторонником демократической республики. Ведь в этом случае он, так же как и другие члены династии, терял все свои привилегии. Романовы не были поголовно впавшими в маразм кретинами, нет, заговорщики из числа ближайших родственников Николая Романова хотели лишь скинуть с престола законного государя, с которым большинство из них вдрызг испортили отношения. С этой целью они и заигрывали как с военными, так и с думскими авантюристами.

Дозаигрывались, мать их! Дошло до того, что великий князь Кирилл еще до отречения законного императора от престола нарушил присягу, явившись в штаб морской гвардии, объявил о своей поддержке революции. С красным бантом на груди он прибыл в штаб переворота, Таврический дворец, и предоставил гвардию для охраны арестованных царских министров. Он же горячо поддержал арест семьи низвергнутого самодержца и раздавал интервью, рассказывая о том, какой страшный гнет старого режима он испытывал на себе до революции. Все это кажется полнейшим абсурдом, если не учитывать того, что Кирилл Владимирович был третьим претендентом на престол после наследника Алексея и брата царя Михаила Александровича. Кирилл просто возжелал стать первым «революционным» царем. Какой бы фантастической ни казалась сегодня такая вероятность, но она была в тех условиях единственным шансом для Кирилла добиться власти, поэтому не стоит спешно записывать великого князя в сумасшедшие.

В планы генералов тоже не входило свержение царизма. Они желали лишь устранения самодержца и установления в стране режима номинальной монархии при символическом государе. По их задумке царствовать должен был малолетний Алексей при регентстве его дяди Михаила. Конечно, генералитет армии состоял по большей части уже не из дворян, а из «кухаркиных детей» да разночинцев, коим либеральные идеи не были чужды, но они все же были элитариями, желавшими закрепить свое влияние, а не уничтожить его в пучине революционной анархии.