Солнце над лесом (сборник) - Леонид Васильев

Картошка у Хабибуллиных была. Хотелось есть, сегодня ребята съели весь хлеб, который был в запасе, выпили кружку молока, что принесла соседка. На обед и на ужин ничего. Вечером Сабан сказал брату: «Иди, Гасим, в подпол к Хабибуллиным, возьми три картошки, раньше им наша мама часто давала. Возьми только три, понял? Больше не надо».

Соседи хлопотали в поселковом Совете об отправлении детей-сирот в детский дом. Сайдан отказался, он устроился на работу. Сабана и Гасима определили в Люльпанский детдом, недалеко от Йошкар-Олы. Через два года братья оказались в Вятском детском доме.

В шестнадцать лет Сабана проводили в Октябрьское ФЗО (Фабрично-заводское обучение) учиться на тракториста.

От воспоминаний Диастинова отвлек голос.

– Здравствуй, Сабан!

Сабан Салахович, открыв глаза, увидел возле себя кондуктора Владимира Сергеевича Свинкова. Тот закончил маневры и, увидев Сабана, решил посидеть рядком, поговорить.

– Здравствуй, Володя! – обрадовался Сабан.

Кондуктор Свинков снял рукавицы, и они обменялись дружеским рукопожатием.

– О чем задумался? – поинтересовался Свинков, доставая из грудного кармана спецовки пачку сигарет.

– Да вот, что-то о детстве вспомнил.

– Бывает, на меня тоже иногда накатывают воспоминания.

Свинков закурил, белое облачко дыма, подхваченное утренним ветерком, быстро исчезло с глаз.

– У меня вся жизнь связана с лесом, – продолжал Владимир Сергеевич. – Родился-то я на Ветлуге, в Воскресенском районе Горьковской области, потом деревня Икса возле Юркина, потом лесной кордон Верхний Выжум – это всего один дом на речке, а теперь – Карасьяры, тут веселей, народу много. Помнишь, Сабан, как мы еще мальчишками по тридцать человек здесь жили в бараках?

– Как не помнить!

– Я уж тогда чокеровщиком работал на первобытном тракторе KT-I2… А что за болты у тебя в руках? Э-э, дак это же, кажись, болты крепления лебедки. Неужели и на ТДТ-55 рвет?

– Вот так получилось.

– Знакомо дело. У меня брат Толька работал на газогенераторном KT-I2, а я у него бревна чокерил, бывало, тоже болты обрывало. А как вспомню те годы – и смех и грех. Вот перед работой накидаешь в бункер трактора березовой чурки, и до обеда хватает, но чурка попадается влажная – трактор не тянет, а как бухнешь в бункер ведро масла – совсем другое дело, мотор готов вперед убежать.

Сабан хохочет:

– Да знаю этот аппарат, я же в те годы электропилой на эстакаде пилил, нагляделся на Кэтэшку. У нас тракторист лес трелевал с пасеки, дак он редкий день на этом тракторе не переворачивался на бок. То на пенек наедет, то под большим утлом воз тянет, неустойчивый был Кэтэ.

– Да, конечно, – соглашался Владимир Сергеевич и продолжал. – И вот работал я чокеровщиком, а бывало, после получки братан Толька с мастером леса Корниловым Арсентием Тимофеевичем вино пьют. Мы во вторую смену работали с 16 часов до 7 утра. На пасеке лесу навалят столько, что и ночью его возишь на эстакаду. На эстакаде и ночью, как днем. Электростанция работает, везде лампочки. Вот брат заведет Кэтэ и говорит: «Ты, Вовка, еще молодой вино пить, давай работай, осваивай технику, а я пойду к мастеру вопросы решать». Толька в будке с начальником стратегию производственных отношений выясняют, я сажусь за рычаги – и в делянку. Мне самому-то очень интересно мощной техникой повелевать. Там при свете фар протяну трос, зачокерю хлыстов пять, сажусь в кабину и по газам. Иногда включал не ту скорость, и трактор глох, останавливался. Давай заводить – не получается. Гляжу на соседнюю пасеку, а там Женька Шеин на тракторе ездит, он постарше, посмышленее. Я к нему.

– Чего один работаешь?

– Я уж вторую ночь один, тракторист с мастером вопросы решают. А у меня Кэтэ заглох, двигатель запустить не могу.

– Счас заведем, это нам как два пальца об асфальт, – отвечал Женька.

В конце шестидесятых по приказу Министерства Леспрома РСФСР дается задание Йошкар-Олинским центральным ремонтно-механическим мастерским приступить к переоборудованию трактора KT-I2 на дизельный ТДТ-40. Это все с той же фанерной кабиной и без гидравлических приводов.

Легендарный трактор КТ-12, в кабине Федосеев Михаил.

В эти же годы технология лесозаготовительных работ совершенствовалась по схеме: разделка древесины на верхнем складе, а вывозка ее на нижний склад сортиментами. Это позднее будет вывозка хлыстами и разделка на сортименты на нижнем складе. Лесосечные работы в обоих случаях проводились малыми комплексными бригадами на базе трелевочного трактора. С годами техника совершенствовалась. В лес поступили С-80. Эти трактора не имели ни щита, ни лебедки, использовались как тягачи. Форма трактора напоминает бульдозер без кабины.

Владимир Сергеевич вспоминает:

– Один такой трактор, кроме тракториста, обслуживали еще три чокеровщика. Они разносили по делянке чокорья, зацепляли сваленные деревья, потом тащили длинный трос, продевали его в кольца чокорьев. Трактор стягивал хлысты в общий воз. Затем длинный трос убирали. Чокорья перецепляли на короткий поводок, и С-80 тянул воз на эстакаду. И таким образом по 28 кубометров леса привозил за один раз.

… С северного конца перрона, где скучилось десятка три рабочих, раздался дружный продолжительный хохот – так громко, что присутствующие на Стрелке люди с интересом посмотрели в их сторону.

Трактор С-80 «Сталинец». Слева Свинков В. С., справа Калинин Н.

Любопытные, а их оказалось немало, заспешили к весельчакам в надежде услышать новенький анекдот либо не известную доселе чью-то шутку. Здесь на перроне другой мастер леса Карпухов Федор Алексеевич рабочим своего участка выдавал рукавицы. Настя Палагина померила свою пару и недовольно пробурчала:

– Аба-а, какая широкунная?

А проходящий мимо нее балагур Чумаков согласился:

– Ага, как ты…

– А как я работать-то буду в таких? – обернулась Настя. Но Чумакова уже не было, смешался в толпе хохочущих.

Жилистого бригадир-механика Царегородцева окружили любители хохотнуть. Польщенный вниманием, механик рассказывает:

– И вот пришел он в выходной день ко мне и просит: «Петр Георгиевич, будь человеком, помоги, в хлеве поросенок центнера на три, надо бы его завалить. Я один такого не осилю. Тут человеков пять надо, ты возьми кого еще покрепче и приходите. Я уже хряка-то привязал, пока он спал».

– Это про кого рассказывают? – спросил подошедший Чумаков.

– Про нашего чудака Тольку Василькова, – ответил вальщик леса Ялагин.

– А чего случилось-то?

– Тише, сам слушай!

Царегородцев Петр, ухмыльнувшись, продолжал:

– Вот взял я еще четверых мужиков, и мы пришли ко двору хозяина. Главное дело, никто не отказался придти, ведь по обычаю всегда бывает жареная печенка и, само собой, выпивка. Хозяин поросенка ставит условие: «Мужики, я вас закрою снаружи и, пока вы в окно яйца не выбросите, не открою». Вот зашли мы в хлев с необходимым инструментом. Толька нас закрыл на запор, и слышим – калоши на его ногах быстрехонько зашлепали от хлева. В хлеве со свету темно. Ждем, когда глаза привыкнут, а сами оглядываемся, чтоб хряк за ногу не цапнул. Когда пригляделись, стали поросенка искать – нет поросенка, вместо него петух за ногу привязан. Пропала надежда на жареную печенку. Ну, конечно, в первые минуты нам было не до юмора, не знай бы что сделали с этим затейником, ведь из хлева выбирались через узкое окно. Но со временем отошли, теперь вот, смеемся. Люди, будьте бдительны, Васильков не дремлет! – выкрикнул рассказчик и засмеялся добрым, здоровым смехом.

Чумаков тоже хохотал, не стесняясь беззубого рта. Он вдруг громко попросил:

– Петр Георгиевич, а расскажи, как Васильков на рыбалке заболел?

– Что рассказывать, ну, заболел человек, ну, принесли мы его в поселок. А дело было так. Зимой на озере Большое Окунево, в четырех верстах от Карасьяр, мужики в выходной день рыбачили. Кто топором лунки рубит – рыбу пугает, кто буром лед сверлит. Народу полно, вокруг шутки и смех. Учительница по фамилии Ершова – куда муж, туда и она. Ходит в телогрейке, валенках, шапке-ушанке. Вот она поймала ерша, маленького, колючего, всего в слизи, обрадовалась и громко кричит мужу: «Володь, Володя, я твоего брата поймала!» Рыбакам от такого возгласа смешно и весело.

Взрослые и школьники ловят на блесну ершей и окуней. Один Толя Васильков бродит от лунки до лунки без рыбы и все думает: «А ведь до дому-то целых четыре версты пешком топать».

После полудня зимнее солнце закатилось за черную стену леса, снежинки на льду заискрились холодным синим блеском. И Васильков во всеуслышание заявил: «Домой пойду, что-то у меня не то… и сердце не так брякает!» И ушел. Через некоторое время с места снялись Кубарев Иван, Царегородцев Петр и другие. Покинув ледяное поле и ступив на покрытую снегом землю, мужики увидели лежащего Василькова. Он не реагировал на вопросы. Рыбаки поохали, да делать нечего – человеку плохо, надо нести домой. И вот Царегородцев с Кубаревым понесли больного поочередно на спине, как носят детей в садик. Шли лесом, а седок чуть дышит и молчит. Наконец, пришли в поселок, дойдя до столовой, положили его на ступеньки крыльца, чтоб передохнуть, а Васильков вскочил и на ходу крикнул: «Спасибо, мужики, мне теперь до дому рукой подать!»