Спор о Сионе (2500 лет еврейского вопроса) - Рид Дуглас

Краткая совместная история Израиля и Иудеи пришла к концу в 937 г. до Р.Х. После смерти Соломона эта непрочная ассоциация распалась окончательно, и на севере Израиль вернулся к независимой жизни. Кастейн так описывает этот период:

«У этих двух стран было, в хорошем и в плохом, не больше общего, чем у любых двух других стран с общей границей. Время от времени Они воевали друг с другом, потом мирились и заключали договоры, но всегда оставались совершенно обособленными. Израильтяне утратили веру в какое-либо особое предназначение, и при царе Иеровоаме Израиль как политически, так и религиозно, полностью порвал с Иудеей».

Переходя к описанию иудеев, Кастейн пишет:

«Они решили, что им предопределено стать особой расой… что их образ жизни должен быть совершенно иным, чем у окружающих их народов. Требуемое различие не допускало даже мысли о слиянии их с соседями. Они хотели быть обособленными, абсолютно отличными от всех».

Причины разрыва ясны, понятно и то, почему дальнейшая история этих двух народов пошла разными путями: Израиль верил в свою общую с остальным человечеством судьбу и отверг Иудаизм по тем же самым причинам, по которым его неоднократно отвергали, в последующие три тысячелетия, и другие народы. «Иудейство требовало обособления, абсолютного отличия» – пишет Кастейн. Однако говоря «иудеи», он явно имеет в виду левитов: как могли простые люди из иудейского племени требовать тогда «обособления, абсолютного отличия», когда у самого Соломона было более тысячи жён самого различного происхождения.

Израиль отверг не иудеев, а левитов с их расовой доктриной. Последующие двести лет, в которые Израиль и Иудея жили рядом, но раздельно, часто враждуя друг с другом, исполнены голосов многих еврейских пророков, порицавших левитов за творимую ими новую веру. Эти голоса и сейчас ещё из глубокой древности взывают к человечеству из племенного мрака, окутавшего значительную часть Ветхого Завета, клеймя внедрявшуюся тогда левитами новую веру, как восемь столетий спустя, когда она уже крепко утвердилась, её заклеймил во храме и Иисус Христос.

Почти все пророки были израильтяне, в большинстве своём из дома Иосифа. Они были на пути к познанию Единого Бога для всех людей и хотели делить судьбы всего человечества. И они не были одиноки. Вскоре и Будда в Индии отвергнет своей бенаресской проповедью с её Пятью Заповедями Праведности кастовую доктрину Брамы и идолопоклонство. Пророки были истинными израильтянами, протестовавшими против учения левитов, которое в последствии стало отожествляться с иудаизмом. Следует отметить, что «пророки» – неподходящее название, ибо они не претендовали на знание будущего и гневались, когда их так называли («Я не пророк и не сын пророка» – Амос). Это были протестанты своего времени, они видели, к чему ведёт расовая доктрина и предостерегали людей от её неизбежных последствий. Их предостережения не потеряли своей силы и сейчас.

Их протест был вызван притязаниями левитских жрецов, которые, ссылаясь на так называемый «Закон Моисея», предъявляли права на перворождённых («То, что раскрывает ложесна, принадлежит мне» – Исход) и требовали кровавых жертвоприношений Иегове. По свидетельству Монтефиоре (см. библиографию в конце книги), однако, этот «Моисеев закон» был израильским критикам неизвестен и они не видели ничего хорошего в залитых кровью алтарях, бесконечной бойне приносимых в жертву животных и запахе жертвенных сожжений, который, по уверениям левитов, был столь приятен Иегове. Они отвергали также левитскую доктрину истребления и порабощения «язычников». Бог, взывали они, требует от людей поведения по законам морали, любви к ближним, заботы о бедных, сиротах, вдовах и угнетённых, а не кровавых жертвоприношений и ненависти к иноплеменным.

Эти протесты были первыми проблесками зари, воссиявшей восемь столетий спустя. Они странно звучат на фоне свирепых призывов к резне и убийствам, которыми изобилует Ветхий Завет. Странно, что они сохранились даже после того, как Израиль исчез, а левиты, став полными хозяевами Иудеи, заново переписали Священные Книги. Современному историку трудно, например, объяснить почему царь Давид терпел публичные упрёки Натана за то, что он взял жену Урии, приказав умертвить последнего. Не исключено, что уже после того, как Израиль и израильские критики давно ушли в прошлое, один из позднейших переписчиков был одного с ними мнения и сумел сохранить для потомства их слова. И, наоборот, в Писаниях нередко одно и тоже лицо начинает просвещёнными и благожелательными словами, а кончает фанатичными утверждениями прямо противоположного. Налицо явно более поздние вставки, задачей которых было заставить еретиков подчиниться левитской догме.

Как ни объяснять всё это, важно что эта израильская критика иудейской ереси переживает века и оставляет светлую память по исчезнувшем Израиле. Она – как свежая зелёная поросль, пробивающаяся между мрачными камнями племенной саги, указатель широкой дороги совместного развития человечества, прочь от бездны племенной ограниченности.

Пророки Илья и Елисей оба трудились в Израиле, а Амос обращался только к потомкам Иосифа, особенно страстно осуждая кровавые жертвоприношения и левитские ритуалы: «Ненавижу, отвергаю праздники ваши и не обоняю жертв во время торжественных собраний ваших. Если вознесёте мне всесожжение и хлебное приношение, я не приму их и не призрю на благодарственную жертву из тучных тельцов ваших. Удали от меня шум песней твоих (во время богослужения левиты пели), ибо звук гуслей твоих я не буду слушать. Пусть, как вода, течёт суд и правда – как сильный поток!» А вот его бессмертный упрёк доктрине «избранного народа»: «Не таковы ли, как сыны Ефиоплян, и вы для Меня, сыны Израилевы? – говорит Господь». Другой израильтянин, Осия, говорит: «Ибо я милости хочу, а не жертвы, и Боговедения более нежели всесожжения». Осия призывает к правде и милосердию: «…и обручу тебя не в правде и суде, в благости и милосердии…и обручу тебя мне в верности». При жизни Милея левиты, видимо, всё ещё требовали принесения в жертву Иегове всех перворождённых. «С чем предстать мне перед Господом, преклониться перед Богом Небесным? Предстать ли перед Ним со всесожжениями, с тельцами однолетними? Но можно ли угодить Господу тысячами овнов или несчётными потоками елея? Разве дам Ему первенца моего за преступление моё и плод чрева моего – за грех души моей? О человек! сказано тебе что – добро, и чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренно-мудренно холить перед Богом твоим».

В продолжении двух столетий, когда Израиль и Иудея жили рядом, нередко на ножах друг с другом, Михей, Осия и им подобные боролись за души своих простых соплеменников. В то же время левиты, когда-то рассеянные среди всех двенадцати колен, всё больше и больше тяготели к Иудее и Иерусалиму, концентрируя все свои усилия на обращении иудеев в новую веру.

В 731 г. до Р.Х. Израиль был завоёван Ассирией и его жители уведены в плен. Иудея была на время пощажена и просуществовала ещё столетие, как мелкий вассал сначала Ассирии, затем Египта, всё время оставаясь оплотом левитской секты.

«Дети Израиля» исчезают на этом этапе из истории, и если обещаниям Иеговы суждено осуществиться, то спасение должно иметь место в среде тех народов, в которых они растворились. А поскольку за последние 27 столетий главный поток людских масс шёл с востока на запад, то весьма вероятно, что значительная часть израильской крови перешла к народам Европы и Америки.

Иудаисты, однако, утверждают, что Израиль был «потерян», заслужив свою судьбу за то, что он отверг учение левитов и пошёл на «сближение с соседними народами». Это слова Кастейна, который 2700 лет спустя, по-видимому радуется случившемуся: «Десять серных колен пошли своим путём. Они отошли так далеко от своих южных собратьев, что хроники упоминают о них всего несколькими словами без сожаления или огорчения. Нет ни эпических стихов, ни надгробной эпитафии, никакой симпатии, просто краткое сообщение о голом факте».