Тайная песня - Кэтрин Коултер

– Да, – заверила ее Дария.

Предупреждения, предостережения и предсказания служанки звучали почти ежедневно, и их действие ослабевало от бесконечного повторения. Эдмонд Клэр, несомненно, был бы не прочь овладеть похищенной девушкой, но дни шли, а он не насиловал ее. Дарии не нравилось, что Ина называет ее “маленькая госпожа”, поскольку так называл ее и граф, а она не любила такого обращения. Дария находилась в замке почти два месяца, и ей хотелось кричать от скуки, страха и ужасного напряжения, которое никогда ее не покидало. Она была пленницей и не знала, чего хочет ее похититель. В первое время она разговаривала дерзко, не думая о возможных последствиях своих слов, и как-то спросила его хриплым от страха голосом:

– Если вы получите за меня выкуп, вы меня отпустите? Вам нужно только мое приданое? Почему вы молчите? Почему ничего не объясняете?

Эдмонд Клэр ударил ее по лицу, и она покачнулась, чуть не упав на колени. Он видел, как она поморщилась, и небрежно бросил:

– Мне не нравится твое любопытство. Ты будешь делать то, что я велю. А теперь, маленькая госпожа, хочешь съесть отличного жареного барашка?

Он ставил ее в тупик. Она боялась его, однако он больше ни разу не поднял на нее руку. Конечно, Дария старалась не раздражать его. Девушка знала, что он злобен и сдерживается в ее присутствии так же, как дядя Дэймон. Однажды она стала свидетельницей того, как он испытывал свою выдержку.

Это случилось, когда слуга нечаянно пролил густой мясной соус ему на руку. Дария видела, как вздулись вены у него на шее, сжались кулаки, но он лишь слегка пожурил слугу спокойным голосом. “Странно, – подумала она, – почему слуга выглядел так, словно приготовился умереть, и был очень удивлен, что не умер?"

Девушка терялась в догадках и решила еще раз спросить у графа, что же с ней будет. В конце концов он ударил ее всего лишь раз. Она будет держаться с ним почтительно и робко, так, как ей подобало вести себя со своим дядей. Но ее гордость была уязвлена необходимостью выступать в роли просительницы.

Ина отступила назад и сложила руки на плоской груди.

– Вы выросли на целый дюйм, взгляните-ка на свои лодыжки, торчащие из-под платья. Вам нужна новая одежда или материя, чтобы сшить что-нибудь подходящее. Попросите графа дать вам какую-нибудь красивую шерстяную ткань.

Дария отстранила ее.

– Прекрати, Ина. Я не буду просить графа, даже если мои голые лодыжки раздражают тебя.

– Ах, как жаль, что мы не можем уехать отсюда, чтобы вы вышли замуж за Ральфа Колчестера.

– Я скорее уйду в монастырь.

Эти нечестивые слова, произнесенные саркастическим тоном, вызвали у Ины громкий стон, и она быстро перекрестилась.

– Ральф Колчестер не дикий мародер, не безумец, который держит вас в плену и заставляет молиться в своей сырой часовне, пока ваши колени не сведет судорога.

– Интересно, – произнесла Дария, пропустив мимо ушей слова своей служанки, – захочет ли еще Ральф Колчестер жениться на мне. Я думаю, все дело в размерах моего приданого, а мои добродетели тут ни при чем. Важно, насколько его отец нуждается в деньгах. Надо спросить у графа.

Ина вновь возмущенно застонала, и Дария слегка потрепала ее по руке.

– Я шучу.

Девушка повернулась и направилась к узкому окну, вернее, к щели, над которой висел кусок кожи, опускаемый в плохую погоду. Но последние три дня было тепло и солнечно.

Тем не менее Дария поежилась. Она взглянула вниз, во внутренний дворик замка Тибертон. Эту огромную крепость населяли сотни жителей, и повсюду были люди, животные и грязь. Тихо здесь бывало только по воскресеньям. Граф устраивал богослужения, и все должны были посещать их и выстаивать долгие часы на коленях. Так происходило до прошлой недели.

Эдмонд Клэр был чрезвычайно набожен. Он проводил утренние часы коленопреклоненным в холодной тибертонской часовне. Затем его священник служил приватную мессу только для него одного, к немалой радости всех обитателей замка. Последние четыре дня граф пребывал в ярости, так как ночью во время грозы священник неожиданно покинул Тибертон.

Дария догадывалась о причине его бегства, хотя никогда бы в этом не призналась. Священник не был готов к той жертве, которую требовал от него граф. Он был толст и ленив, и все эти службы вконец уморили его. Святой отец ненавидел холодную темную часовню, ненавидел бесконечное отпущение грехов графу Клэру. Дария слышала, как он ворчал по этому поводу, горько сетуя на то, что умрет от простуды, не дожив до весны.

Ну что ж, теперь часовня опустела. Больше не надо страдать на службах и слушать неразборчивое бормотание на латыни, дрожа от пронизывающего ветра, проникавшего сквозь толстые серые камни с реки Уай. Больше не надо мучиться из-за вони, поскольку от священника несло, как из выгребной ямы. Все были довольны, кроме графа.

Дарии казалось странным, что граф, будучи таким фанатиком, не знал латыни. Священник бубнил свои слова, перевирая половину из них, но граф ничего не замечал.

Дария читала и говорила по-латыни так же, как ее мать, учившая ее. Но она не сказала об этом графу, Девушка повернула голову на стук, раздавшийся в дверь ее маленькой комнаты. Вошел один из людей графа, юноша с худым лицом по имени Клайд, постоянно смотревший на Дарию так, словно она рождественский пирог, который ему хочется съесть.

– Граф желает вас видеть, – объявил он, и при этом глаза его блуждали по ее телу с головы до ног.

Дария кивнула, дожидаясь, пока Клайд уйдет, что он наконец и сделал весьма неохотно. Проходя мимо, он коснулся ее рукой.

– Будьте осторожны, маленькая госпожа, – прошипела Ина ей на ухо. – Держитесь от него подальше. Молитесь, пока у вас не отвалится язык, но держитесь от него подальше.

– Замолчи, – огрызнулась Дария, стряхивая руку Ины и выходя из комнаты. Она приподняла юбки, осторожно спускаясь по крутой винтовой лестнице в большой зал. В зале находилось трое мужчин, один из них был Эдмонд Клэр. Он о чем-то тихо беседовал со своим оруженосцем-шотландцем по имени Маклауд. Девушка смотрела, как Эдмонд размахивает руками, и вздрогнула, вспомнив его звонкую оплеуху. Он был осанистым мужчиной с ярко-рыжими волосами, унаследованными от матери-шотландки, и темными глазами. Лицо у него было белое, как у мертвеца, весь подбородок зарос курчавой рыжей бородой. Он обычно говорил тихо, что делало его внезапные вспышки гнева еще более странными. По-своему он был красив дикой красотой, но Дария слышала, что его жена, умершая родами около полугода назад, жила в постоянном страхе. Что ж, Дарии нетрудно было в это поверить.

Девушка замерла, ожидая, пока он заметит ее. Наконец он обратил на нее внимание.