Туфли с дырочками - Виктория Александровна Миско
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
***
— Папа!
Этот голос стал волновать его, как только появился на свет.
Когда акушерка протянула Николаю в несуразном одноразовом халате невесомый кулёк с сыном, мужчина понял, что мир больше не станет прежним. Потому что что это был за мир без этих небесно-голубых глаз и маленького носа в белую крапинку? Так, лишь жалкое подобие.
Кто же знал, что Коля Фирсов станет таким хорошим отцом? Никто не строил никаких надежд на его будущее, не строил их и сам Коля, потому что когда в раннем детстве теряешь родителей, размышления о будущем, как и о прошлом, становятся пустой тратой времени. Тебе важно лишь то, что важно для твоей жизнедеятельности, — еда, сон и ничего лишнего. Просто жить. Не ради чего.
Кто знал, что новорождённый мальчик станет смыслом колиной жизни? Кто догадывался, что создавать для этого малыша хотя бы видимость семьи будет для Коли первостепенной задачей?
А это случилось.
Коля опустился на пол и принял сына в свои широкие объятия.
— ЗдорОво, дружок!
Толя уткнулся в шею отца и вдохнул привычный запах. Они не виделись всего несколько часов, а мальчик так соскучился по отцу, что не хотел его отпускать. Дети чувствуют всё гораздо лучше нас.
— Привет.
Поверх русой макушки сына Коля посмотрел на молодую женщину, которая стояла на пороге квартиры.
— Новый цвет, — кивнул он на её волосы.
— Мастер опять неправильно меня понял, — Люба отмахнулась и закрыла за собой дверь. — Розовый должен был быть другим.
На самом деле, он должен был быть именно таким, и она очень радовалась, что, наконец-то, нашла тот самый оттенок. Но Коле это знать было необязательно. Не для этого она пришла сюда, чтобы говорить о своих радостях.
— На кухню? — как бы пригласил мужчина, продолжая обнимать сына.
— Ага.
***
Когда в гостиной послышались звуки диснеевского мультика, Люба покрутила чашку на блюдце. Эта кухня когда-то была её любимым местом в доме: огромные окна в пол, вид на сосны, рассаженные по двору. Их тёмная зелень и янтарные стволы всегда действовали на Любу магически: она успокаивалась и снова верила, что дом — это здесь.
Бежевые столешницы были заставлены техникой всех видов: от соковыжималки и вафельницы до планетарного миксера и электрогриля на 4 персоны. Всё так же стояло на своих местах, и это, кажется, раздражало больше всего. И очень отвлекало.
— Молочный улун, да? — Люба оценивающе посмотрела в чашку, а затем перевела взгляд на девушку у раковины.
Диана медленно выключила воду, перевела дыхание и с улыбкой взглянула на Любу через плечо.
— Это пуэр.
— Твой любимый, — добавил Коля. — В этот раз жёлтый. Саня привёз на прошлой неделе.
— Снова ездил в Китай?
— Да, познакомился там с какой-то китаянкой и теперь мотается туда каждый месяц.
— На него похоже.
На мужском лице возникло что-то напоминающее прошлогоднюю улыбку, а в сердце Любы — ностальгия по этим бессмысленным разговорам за обеденным столом. Когда в последний раз они ничего не делили?
Диана вытерла руки и вышла из комнаты. Если эти двое не хотели замечать, как вопреки всему им важно побыть наедине, то она обманывать себя не хотела.
— Что-то случилось?
Люба посмотрела на дверь, поёрзала на стуле, кинула взгляд на сосны за окном, которые вдруг перестали её успокаивать.
Самые неловкие разговоры всегда случаются между людьми, которым есть что друг другу сказать.
— Говори уже.
— Вот, — Николай расстегнул ворот рубашки и показал Любе повязку на ключице.
— Идиот, — она растерянно покачала головой. — И зачем?
Коля посмотрел на свою чашку, застегнул рубашку и пожал плечами.
Знакомый врач говорил Любе, что такое может случиться, но она не была готова так быстро перейти к этой теме. Она ведь только начала позволять себе быть счастливой.
— Тебе достанутся некоторые мои сбережения и… воспоминания, получается, — на выдохе произнёс Коля и вконец всё разрушил.
Люба откинулась на спинку стула и запустила руки в свои волосы идеального розового оттенка. Ей до сих пор хотелось только кричать, что всё это несправедливо, но она так и не решила, за кого ей больше обидно — за себя или за него. Правда всегда давалась Любе с трудом.
Десять лет назад самообман познакомил их друг с другом. Десять лет назад они даже приняли его за любовь. И вроде бы десяти лет достаточно, чтобы признаться в этом, а они всё молчали и искали причину.
Люба просто хотела быть счастливой. Разве она в этом виновата?
— «Достанутся»? — переспросила она, делая вид, что не понимает, о чём речь.
— Да, Люб, — ответил Коля, снова зачем-то подыгрывая ей, будто бы говорить об этом было просто. — Скоро третья химиотерапия, и хоть опухоль не растёт, я готовлюсь к худшему.
Коля просто хотел быть честным. Разве он в этом виноват?
Три года назад на плановом осмотре Николай узнал об агрессивной опухоли желудка. Он понял это не сразу, но такой же диагноз забрал жизнь у его знакомого — врача, благодаря которому теперь Коля знал, что, когда и как делать. Но всё равно боялся. Но всё равно надеялся.
2 года назад Николай, наконец, посмотрел правде в глаза — с вызовом, с обвинением. Первым делом запретил себе говорить, что всё будет хорошо, запретил себе в это верить, потому что знал, что будет очень-очень-очень трудно.
Как подготовиться к химиотерапии. Снимки, мониторинги. Как сказать близким о диагнозе. Коля читал посты своего знакомого и делал всё так, как тот велел.
Только вот Люба просто хотела верить, что всё будет хорошо. Разве она в этом виновата?
Когда они познакомились на курсах повышения квалификации Николай был именно таким, как хотела Люба: преуспевающий молодой человек, профессиональным достижениям которого хотелось завидовать и восхищаться. Рядом с ним все замечали и Любу, потому что знали, что такой человек не станет общаться с кем попало. Кажется, ей понравилось именно это. Тогда чувство комфорта было для девушки важнее самой любви, или комфорт и был её определением.
Люба просто запуталась в понятиях, а Коля вдруг стал доверять ей настолько, что влюбился. С самого детства он искал для себя значимого взрослого, и Люба в свои 25 лет идеально подходила на эту роль.
Он просто хотел быть счастливым. Разве он о
