Ренегат - Артем Мичурин

Нет, маленький испуганный мальчик с Соборной площади не чета здешним «ребятишкам». Эти раздумывать бы не стали. Размозжили б башку первым же камнем, быстро, точно, педантично. Для них человек — лишь трофей, дичь. А, может, и еда. О последнем думать не хотелось, но выкинуть гадкое предположение из головы было невозможно.

Компания таинственных пленителей меж тем свернула влево, не доходя до «центральной площади», и остановилась возле длинного примыкающего к стене барака, напоминающего скотный двор, с грязными узенькими оконцами под самой крышей. Здание напротив тоже не выглядело жилым. Вообще этот закуток, г-образным аппендиксом ответвляющийся с параллельной улицы производил крайне неприятное впечатление. В воздухе, хоть и не сильно, ощущался кислый запах гниения и помоев, а на изрытой копытами земле виднелись пятна подозрительно напоминающие…

— Отвяжи, — распорядился тот же голос, что беседовал с часовым у ворот.

Перед лошадью появился бородач с АЕКом. Ласково потрепал скотину по морде, и достал нож.

— Баловать не станешь? — обратился он к Стасу. — А то больно уж ты злобный.

Подобная характеристика из уст человека недавно привязывавшего труп к лошади и как ни в чём небывало тянувшего истерзанное тело по улице на глазах у детей звучала дико, даже для здешних мест. Но от дискуссии на тему злобности Стас решил воздержаться.

— Не стану, — процедил он.

— И правильно, — одобрил бородач, после чего перерезал путы на стременах и на сбруе. — Слазь.

Стас разогнулся, поморщившись от боли в затёкшей пояснице, и неловко спрыгнул, после чего смог, наконец, оглядеться.

Остальные два «отца» тоже были на месте. Один, уже знакомый, с «Абаканом», и второй — высокий худощавый мужик с густой аккуратно постриженной бородою на суровом лице и украшенным резьбой РПК-74 в руках, чей полированный приклад, должно быть, и явился причиной временной отключки, теперь напоминающей о себе жуткой головной болью. А за плечом у пулемётчика виднелся пламегаситель АК-103. Шинель и рюкзак лежали на земле рядом.

— Жилетку сыми, — кивнул на Стаса владелец пулемёта и стряхнул пыль с плаща расшитого слева, от сердца и выше, чёрными крестообразными узорами, выполняющими, видимо, роль знаков отличия. Вёл он себя по-хозяйски. Приказы раздавал привычно и уверенно.

— Забирай, — разгрузочный жилет, клацнув магазинами, упал под ноги бородачу.

Пулемётчик поднял трофей, перекинул его через плечо и кивком головы подозвал «отца» с «Абаканом».

— Проверь его.

Тот подошёл к Стасу и, тщательно пробежавшись снизу доверху, выскреб из карманов всю мелочёвку.

— Ты глянь, — протянул он пулемётчику поблёскивающие на ладони четыре золотых.

— Хм, богато снарядили.

— Вы о чём опять? — встрял в разговор Стас. — Никто меня не снаряжал. Я не шпион. Я…

— Уймись, — поднял руку пулемётчик и снова вернул её на цевьё РПК. — Кто ты, что ты — всё узнаем в свой черёд, коли воля Его на то будет. Брат Николай, — окликнул он владельца АЕКа, отвязывающего верёвку от ног трупа, — а не много ли им целиком-то? Стухнет ведь. Ты возьми на день, а остальное в ледник кинь.

Брат Николай кивнул, поднял конец уже отвязанной верёвки, затянул его вокруг правой щиколотки мертвеца, откинул полу плаща и извлёк на свет божий весьма нехилых размеров мачете. Перебросил левую ногу трупа через правую, крест-накрест, выкрутив нижнюю часть туловища на сорок пять градусов, и трижды с силой рубанул в районе тазобедренного сустава, да так точно, что бедро практически отделилось от таза. Осталось лишь разрезать лоскут кожи и штанов.

— Хватит? — поднял Николай откромсанную ногу.

— Вполне, — ответил пулемётчик.

Глава 2

— Пошёл, — ствол РПК упёрся под лопатку и направил Стаса вслед за открывшем дверь барака «братом» Николаем.

За свои двадцать восемь лет, что худо-бедно удалось продержаться среди живых, Стас понюхал разного, но такого… Едва он приблизился к дверному проёму, как в лицо шибанула волна смрада, сравнимого разве что с духом разлагающегося трупа обильно сдобренного экскрементами. Однако и это сочетание не могло в полной степени раскрыть неповторимый букет. Было в нём ещё что-то, трудно выразимое, но отчётливо воспринимаемое — болезненное и скотское.

— Двигай, — раздалось за спиной, и Стас шагнул вперёд.

Картина внутри барака соответствовала запаху — земляной пол, устланный сгнившей в зловонных лужах соломой, минимум света через грязные жёлтые стёкла крошечных оконец, и клетки вдоль стены. Клетки металлические, большие, человек на тридцать каждая, если, конечно, они предназначались для людей. И таких Стас насчитал шесть, разделённых перегородками, навроде здоровенных тюремных камер, плюс ещё одна, небольшая, в дальнем конце барака. На полу за толстыми прутьями были разложены кучки соломы, как раз где-то по двадцать пять-тридцать на камеру, стояли в дальних углах ржавые вёдра, а по центру каждых «апартаментов» располагалось большое деревянное корыто с остатками того, что здешним обитателям, видимо, предлагалось употреблять в пищу. Вот только самих постояльцев не наблюдалось. Хотя нет. Стас прошёл мимо предпоследней клетки и заметил движение на полу, но, как следует, рассмотреть не успел.

Шедший впереди Николай снял с пояса ключ и открыл дверь маленькой камеры.

— Располагайся, — пулемётчик надавил стволом посильнее и пропихнул Стаса в его новое место обиталища. Клетка закрылась, лязгнул замок, и «служители господни» с чувством выполненного долга направились к выходу.

— Эй! — крикнул Стас им вслед. — Дайте с главным поговорить! У меня дело есть к нему! Слышите?

Но никто не ответил. Свет жёлтой трапецией упал из дверного проёма на грязный пол и снова потух.

— Суки! — он пнул валяющееся рядом ведро. То раскатисто громыхнуло о прутья и, откатившись назад, уставилось на обидчика проржавевшей дырой в боку.

— Тише, — донёсся откуда-то испуганный женский голос. — Тише. Не нужно шуметь. Не нужно. А то накажут.

Стас пригляделся и рассмотрел шевелящийся во второй от него клетке бесформенный объект. Собственного цвета он не имел, а потому вначале показалось, будто в движение пришёл кусок загаженного земляного пола. Бурые, чёрные, коричневые пятна, перемежаясь, выстроились в нечто напоминающее стоящего на коленях человека.

— Шумных бьют палками, — продолжил объект. — Насмерть забить могут. Не нужно шуметь.

Стас прикрыл ладонью глаза от падающего из оконца и мешающего всматриваться в полумрак света. Очертания говорящего женским голосом объекта стали немного чётче. Теперь уже можно было различить едва поблёскивающие глаза на заросшем грязью и обрамлённом спутанными волосами лице.

— Кто ты? — задал он первый пришедший в голову вопрос.

— Маша, — ответил объект и, увеличившись в высоту, сделал несколько шагов навстречу. Подойдя к перегородке, Мария остановилась и села. — Ты откуда?

Стас хотел ответить «из-за Оки», но, подумав, решил, что не стоит откровенничать. Не известно, какие чувства питает эта Маша к заречным обитателям. Лучше будет сначала расспросить самому.

— Издалека, — выбрал он нейтральный ответ.

— Ты торговец? — продолжила Маша демонстрировать неожиданную любознательность.

— Да, торговец.

— Чем торгуешь?

«Ну какая тебе нахрен разница, чем? Свинцом!»

— Тканями.

— Тка-анями… — мечтательно повторила Маша. — Я люблю ткани. У меня раньше много платьев было. Красивых. Одно — самое красивое — голубенькое, с белыми ромашками, маленькими-маленькими. Папа мне любые ткани покупал, какие только захочу, а потом платья из них шили… — Она вдруг замолчала и всхлипнула.

— Маша, — позвал Стас, спеша отвлечь «прекрасное» и готовое разреветься создание от деструктивных мыслей, — Маша, что это за место? Где мы?

— Место? — переспросила она и шмыгнула носом. — Ну, как же? Это крепость имени Святого воина, защитника земли русской, преподобного Ильи Муромца.

— Чего?!

— Чего слышал! — произнёс совершенно неожиданно старческий мужской голос, принадлежащий непонятно кому. — Отвяжись от неё со своими расспросами.

— Кто это? — обратился Стас в темноту.

Маша вскочила и, звеня кандалами, потрусила к противоположной перегородке.

— Тихо, тихо, деда Захар, тебе много говорить нельзя, а то опять кашлем зайдёшься. На-ка, попей, — она подняла с пола миску и протянула её к куче подрагивающего тряпья.

— Кто здесь главный? Как с ним поговорить? — не унимался Стас.

Маша повернулась и взглянула с упрёком.

— Не надо деда Захара тревожить, хворает он.

— Тогда сама ответь. Ты можешь ответить?

— Э-эх-хе, — куча тряпья поднялась и прислонилась к стене.

— Что же ты? Лежи, нельзя тебе…