Чифирок - Шелегов Шелегов

— Чего это ты хворать вздумала? Баба была — не объедешь за день, — нарочито грубовато, неудачно пошутил Чифирок. Принес из кухни стул.

— Надорвалась я, Кондрат, нынче. Одна по хозяйству. Угля пять тонн на руках во двор переволохола. Большие куски разбить не могла, перекатала их. Оставить на улице — растащат. Ныне, всяк сам себе стал жить без стыда и совести. Вот, видно, и надорвалась. Теперь сохну. — Турлычиха замолчала, отдыхая. Угрюмо сидел и Чифирок. Что он здесь? Зачем? Проклятущая старость подкралась, и заметить не успели. Кто они друг другу?

— Соседка недавно приходила, — продолжила свою горькую исповедь Турлычиха. — В печь угля подложила, посидела немного. Обещала зайти… Ты-то как? А то я все о своих болячках. Тяжело в твои годы за лошадьми ходить?

— А куда деваться? Ни кола, ни двора. В общежитии жить?

— А ты ко мне перебирайся.

— Забор сама городила, или наши бичи спомогли?

— Сама… Кому я нужна Господи. Мужики, кто приехал, нынче и носа не кажут. Кому больной человек нужен? Экспедиция балки на пустыре поставила для сезонников. Там гудят. Это раньше шли к Турлычихе: она и приветит, и накормит.… Разделся бы хоть с дороги. Есть, наверное, хочешь. У меня и чекушечка припасена. В холодильнике найдешь.

— Не за тем шел. Переночую у тебя. Дел завтра много. Лошадей в Оймякон повезу. А в общаге загудишь. На базе по-пьянке склад спалили. Не дай Бог…

— И не надоело тебе гудеть-то? Седой уже весь.

Чифирок промолчал. Состояние после «пожарной» ночи и суетного дня неважное. Мысль о чекушечке для случая подходящая. К тому же сильно захотелось Чифирку перекусить.

— Ты, Кондрат, располагайся. В холодильнике суп найдешь. Небось, с чекушки ничего с тобой не случится.

Чифирку стало досадно. Да что он, «пьяница горькая»? Даже Зинка туда же. Не того она Чифирка знает. А «чекушка», к месту. О деле веселее говорить. Сама предложила перейти к ней…

Турлычиха все же поднялась с постели. В халате вышла на кухню и присела к столу. Чифирок чекушечку уже приговорил и сидел со слезливыми глазами: жалел себя, Турлычиху, жалел прожитые годы.

— Ты давеча сказала, что примаешь меня, Зинаида. Я, может согласный, но смелости мало. Привык один. Сам по себе. Годы не те, чтобы вот так просто, раз — и женился, — Чифирок сглотнул остаток говора. Слово «женился» не случалось молвить. — Поживу у тебя, пока оклемаешься. А там видно станет.

Турлычиха виновато улыбнулась.

«Эх ты, горе горькое, по свету шлялось. И на нас невзначай набрело, — думал про Зинаиду Чифирок. — да чего же ты, горюшко, к хорошим людям пристаешь?! А может, они сами его притягивают? И надо было ей этот уголь катать…»

Вот и он, не злой человек, а доброта не кормила и не кормит. Зинка с добром: знает, что в тайгу он не ходок, а дальше — хоть в петлю. Как жить, Чифирок не знает. Пенсия есть, можно и в сторожа уйти. А нет, так и пенсии хватит, Зинаида зарабатывает. Им двоим много не надо. Дворцов не строить, на материк тоже ехать некуда. Север — родина. Здесь и помирать.

Два дня, пока Чифирок находился в поселке и всем на удивление ходил трезвый, начальник партии про размолвку и о тулупе помалкивал. Чифирок подписал акт расследования о пожаре на базе: «неосторожное обращение с огнем». Шума не случилось, все шло прахом под ликвидацию партии. Правда, чтобы получить Чифирку расчет, бухгалтерия потребовала от Савелия платежные ведомости. Тот, не подозревая о «подписи» Чифирка, отдал их в расчетную группу.

— Что это еще тут за роспись: «Я Чифирок»? — Савелий поморковел:

— Так это ж Чифирок. Каюр нашей партии.

В экспедиции хорошо знали прозвище Фролова и потешались над Савелием.

— Фролов! За троих питался, что ли? — подивились сумме за котловое питание. Не стал Чифирок сутяжничать с Савелием. Получил деньги да стал готовиться к отъезду в Оймякон.

— Гнедого грузи, — приказал Корчагин. — Решение принято ликвидировать экспедиционных коней. Сдашь в совхоз на мясо. На колбасу сойдет.

Больно было Чифирку расставаться с любимым конем, верным товарищем. Но кто он, Чифирок такой, чтобы перечить. Державу разгромили, его, Чифирка, не спросили. Ощущение жизни, будто Земля с орбиты сошла и летит с ускорением в бездну. А он о каком-то жеребце будет людям голову морочить. Не стал Чифирок напрасно спорить, повез и своего любимца к якутам в совхоз.

Лошадей Чифирок сдал без осложнений. Степан обещал сберечь Гнедого от сдачи на мясо, это в его, бригадирской власти решать, какой конь нужнее хозяйству. Душа Чифирка спокойнее стала. Отдохнул Кондрат Фомич у старого друга и на четвертые сутки прилетел самолетом в поселок. Привез с собой он и новехонький тулуп, который купил через Степана в совхозе.

Корчагин как-то особенно встретил своего каюра с тулупом на руках. Он смирился с выходкой Чифирка: все рушится вокруг — до тулупа ли? Но Чифирок, верный своему «кодексу» — взял, верни на прежнее место. Вряд ли и подозревал о том, что ждет родную его родину, имя которой СССР, в ближайшем будущем. Человек прочен до тех пор, пока прочен в самом себе без скидок и поблажек, без дрожи в коленках. Север учит человека последовательно и неумолимо. Слабому человеку места там нет. Ни в первый северный год, ни через двадцать лет прожитых там: Север — величина постоянная. Человек — существо временное.

— Надежный ты мужик Фомич, — хмуро подвел итог сезона Корчагин. — Друга своего коня, и того спас от колбасы. Страну — от кучки мерзавцев всем миром не спасли. Легче коня сберечь.

Без забот, Чифирок радостный семенил криволапо по проулку к дому Турлычихи. Беззаботен, потому что и дело сделано по-людски с Гнедым, и с начальством мир и дружба. Что еще простому рабочему человеку надо? Когда мир да лад в делах. А радость Чифирка уже неделю не покидает. После «сходин» с Зинаидой вроде и свет белый приоткрылся.

Он вышел в нужный проулок и остановился. Октябрьский молодой снег крупными хлопьями кружил редко и медленно. Заботливо выстилал белым покрывалом проулок, крыши домов, роился на ветле углового — Зинкиного дома. Там люди. Соседи, ребятня настороженная. И даже собака, черная, под одеяльцем мокрого снега, сидела смирно. Умно рассматривала людей, отводила голову от ручонки мальчишки, трясла ушами: не время для игр.

Не веря в беду, медленно и одиноко посередине улицы Чифирок шел к людям. Свиридовна, не ведала о помолвке, поэтому шепотом, в сердцах и выдала по-бабьи:

— Рак у Зинки был. Все не верила, что помрет. Хворь надсадную придумала. За полгода истаяла свечой…

Не заходя в дом, Чифирок медленно побрел дальше. Миновал кладбище, перебрел сухую протоку. Ноги сами вывели на агробазу в конюховскую. От старых поленьев он нащипал ножом лучины, растопил железную печь. За незастекленными окнами густо роился снегопад: на подоконнике снежинки таяли от идущего из помещения печного жара. Обнаружил Чифирок с собой и рюкзак, в котором привез он из Томтора десяток харюзов и пару увесистых чиров, купил он для притирок и спирта бутылку. На старом ящике он разостлал полотенце, которое дала Зинаида в дорогу.

В конюховке стакан всегда на столе. Стакан он чисто протер снегом, краем полотенца высветлил стекло…

Снег прекратился только под утро и ударил крепкий мороз.

Жизнь на земле продолжалась. Днем светило солнце, ночами лошади уходили в поселок подальше от обезлюдевшей агробазы. Жизнь на земле продолжалась. Только не было в этой жизни Чифирка — Кондрата Фомича Фролова.