До нас (ЛП) - Энн Джуэл Э.

Боже… надеюсь, следующего раза больше никогда не будет. И, беспокоились обо мне? Требуется минута, чтобы подобрать нужные слова, потому что он застал меня врасплох. Обо мне никто никогда не беспокоился.

— Безусловно. — Я сглатываю сквозь крошечный комочек в горле. — И еще раз, я очень сожалею. Итак… — делаю продолжительный выдох. — У вас есть пожелания относительно того, с чего мне начать?

— Мы будем в джунглях, так что начинайте откуда угодно. Весь инвентарь на кухне, включая шланг и насадки к пылесосу.

— Класс. Спасибо. Тогда я приступлю к работе.

— Отлично, Эмерсин. — Он снова делает акцент на моем имени. Ммм-эр-син.

Я хихикаю, поправляя растрепавшийся влажный хвостик.

— Правда, вы можете звать меня Эм.

— Я мог бы. — У Зака до безобразия игривая улыбка, но также и добрая. Он понятия не имеет, как сильно мне сейчас нужна искренняя доброта.

— Как Сьюзи чувствует себя сегодня?

— Уставшей. Вчера прошел последний сеанс химиотерапии. Ночь выдалась тяжелой, но утром ей стало немного лучше.

Я так молода, и доказательство тому — отсутствие у меня реакции на его слова. Нелегко говорить о раке с тем, кто сам проходит через это или переживает страдания близкого человека. Все идиоматические выражения, которые подходят к чему-то вроде сильной простуды или гриппа, с раком не прокатят.

Надеюсь, она скоро поправится.

Вы давали ей куриный бульон?

Она справится!

Это пройдет.

Так уж вышло.

— Я не знаю, что сказать, — отвечаю тихо и застенчиво пожимаю плечами. Это моя правда, и я надеюсь, она не прозвучит бестактно.

Он качает головой.

— На самом деле, здесь ничего не скажешь. Так уж вышло.

Ладно, ему так говорить можно, и это не звучит ужасно, но я все равно не буду произносить эти слова в присутствии его или Сьюзи.

— Ну, не буду вам мешать. Не хочу становиться причиной поверхностной уборки, заставляя вас еще попотеть, раз вы уже попотели. — Он ухмыляется, так что я знаю, что он шутит, вроде как.

Поверхностная. Я ухмыляюсь.

— Есть, сэр, мистер Хейс. — Я отдаю ему честь и иду на кухню.

После тщательной уборки спальни, ванных комнат и кабинета, я заканчиваю на кухне.

— Вы все еще здесь и выглядите, как куколка, в джинсах с высокой посадкой и блузке с оборками. Слишком хороши, чтобы убираться в моем доме.

Я оглядываюсь через плечо, мои руки в розовых перчатках замирают на стенке раковины, которую я чищу.

Сюзанна забирается на табурет у кухонного островка.

— Привет. Ну, в спортзал я хожу в леггинсах и футболке. Если не надевать на работу эту одежду, каждый день буду проводить в спортивной форме, а это угнетает.

Мама одевала меня в старую, дерьмовую, не подходящую по размеру одежду. Если уж на то пошло, милым комбинезончикам или одинаковым носкам она предпочитала наркотики. Как же много решений в моей жизни — это сочетание сознательного и бессознательного «иди на х*й» моей матери.

— Я вас понимаю, — говорит Сьюзи. — Иногда я принимаю душ, делаю макияж и надеваю что-нибудь милое, просто чтобы почувствовать себя… живой. Женственной. Желанной. Домашние штаны и объемные толстовки немного угнетают.

Я медленно киваю.

— Ммм… где Зак? Вы в порядке? Вам что-нибудь нужно?

Она кивает вправо.

— Тот шкаф со стеклянными дверцами и фарфоровой посудой?

Я указываю на него.

— Да. Во втором ящике с бумажными и тканевыми салфетками. Под ними коробка хлопьев «Капитан Кранч». Не могли бы вы достать ее для меня?

Обдумав просьбу, снимаю перчатки и тщательно мою руки. Затем достаю спрятанную коробку с хлопьями и ставлю ее на островок перед ней.

— Спасибо, Эм. — Она высыпает немного хлопьев на бело-серый гранит.

— Дать вам миску? Молоко? Ложку?

— Не-а. Мне и так хорошо. Хотите? — Она кладет пять или шесть штучек на столешницу.

— Э… я…

— Да ладно, не заставляйте умирающую женщину воровать хлопья в одиночку. — Она сверкает неотразимой улыбкой, бросая несколько штучек в рот.

Я копирую ее выражение и тоже кладу пару штучек в рот.

— Где Зак и почему мы воруем хлопья?

— Зак помчался в магазин и аптеку. Несмотря на то, как он нянчится со мной, настаивая на том, чтобы я целый день отдыхала, я способна передвигаться. Завтра ему на работу. В его отсутствие за мной присматривает и возит в больницу моя сестра Мишель.

— Кем работает Зак? — Я засовываю руки обратно в розовые латексные перчатки.

— Он пилот. В большинстве случаев к вечеру он возвращается домой. Ночные рейсы у него выпадают всего несколько раз в месяц. Большой летный стаж — это подарок судьбы.

Пилот. Я могу представить его только в спортивных штанах и футболке, а не в форме капитана.

— А вы? Чем занимаетесь вы? — Я сжимаю губы. — Извините. Конечно, вы…

Больны?

Умираете?

Она насыпает на прилавок еще хлопьев.

— Я работала стюардессой, именно так и познакомилась с Заком. Мы были знакомы много лет, прежде чем оказались вместе. Когда мы встретились… я встречалась с другим человеком.

Мои брови взмывают на лоб. Думаю, это может оказаться хорошей историей.

Забросив в рот еще хлопьев, она ухмыляется.

— Это не так запретно, как кажется. Зак на пять лет моложе меня. Когда мы встретились, я даже не взглянула в его сторону, потому что нежилась на седьмом небе с моей первой любовью… Тарой. Моей первой родственной душой.

Она позволяет мне несколько секунд медленно поморгать, прежде чем ухмыльнуться.

— Я гибкая в плане любви. Понимаете?

Я киваю. Пусть я и не познала этого так, как Сьюзи, но понимаю, что любовь принимает разные формы. К сожалению, в своей жизни я испытывала очень мало любви, даже материнской.

Улыбка Сьюзи исчезает.

— Тара умерла от аневризмы. Просто… пуф… — Ее взгляд не отрывается от хлопьев. — Мы вместе позавтракали. Овсянка. Ягоды. Кофе. Я поцеловала ее на прощание и поехала в аэропорт. Когда днем приземлилась в Бостоне, мне позвонил ее босс. Спустя час после возвращения с обеда она…

В ее глазах блестят слезы.

— Ну… все случилось быстро. — Сьюзи прочищает горло. — И именно такую смерть мы все заслуживаем. Мой самый большой страх — не смерть, а страдание. Приятно думать, что Тара не мучилась.

— Мне жаль, — шепчу я.

Я должна работать, драить и тщательно выполнять свою работу, но я не могу двигаться. Сюзанна завораживает меня, и это трудно объяснить. Я чувствую, что ей не занимать оптимизма, но при этом она держит реальность в фокусе. Но я не уверена, что кто-то умирает от рака так же быстро, как от разрыва аневризмы. И от этого мне грустно за нее.

— Все говорили: год плюс один день. Именно столько мне нужно оплакивать Тару, прежде чем я буду готова двигаться дальше — что бы это ни значило. Я взяла неделю отпуска и только и делала, что просматривала все наши совместные фото. Не вставала с постели несколько дней. Просто разглядывала фотографии. В груди я чувствовала невыносимую, бездонную пустоту. Потом я засыпала, чтобы видеть сны о нас. В моих снах она всегда жива.

Сьюзи смотрит на меня, а я не моргаю. Не могу.

— Когда отпуск закончился, я собрала все фотографии и положила их в коробку. Все последние фото на моем компьютере перекочевали в папку на жестком диске. Ее вещи я отдала на благотворительность, надела штаны взрослой девочки и вернулась к работе. Это стало шагом вперед. Конечно, я вспоминала. И до сих пор вспоминаю. Но я сделала этот шаг. Двинулась дальше. Год плюс один день — моя задница. Не думаю, что любовь выражается в потраченном времени. Сколько времени отвести на хандру. Простите… знаю, это звучит бесчувственно. Потребности у всех разные. Но меня бесило, что все остальные думали, что знают, что для меня лучше. Вы понимаете?

Я медленно киваю. Кажется, это единственное, на что я способна.