Золотой треугольник - Морис Леблан

— Поднимемся выше, оттуда будет виднее, — сказал он себе.

На лестнице третьего этажа капитан заметил, что из-за двери комнаты Я-Бона проникает свет. Он заглянул в нее. Я-Бон спал в кресле перед разложенными на столе картами. На его плече храпела необычайно уродливая женщина. Рот ее был открыт, и в нем виднелись неровные черные зубы, а кожа лица, грубая и темная, лоснилась от жира. Это была кухарка Анжель.

Патриций наблюдал их с самым удовлетворенным видом. Уж если Я-Бон нашел себе возлюбленную, то и другие изуродованные герои войны могут не терять надежды на счастье.

Он дотронулся до плеча сенегальца, тот проснулся и улыбнулся или, вернее, улыбнулся прежде, чем проснулся, почувствовав приближение капитана.

— Ты мне нужен, Я-Бон.

Я-Бон заворчал от удовольствия и оттолкнул Анжель, которая упала на стол, но не проснулась.

Бельваль и Я-Бон вышли на улицу. Отсюда дождь из искр был менее заметен, его скрывали кроны деревьев. Они прошли по бульвару, сели в трамвай и доехали до проспекта Генри Мартэн. Оттуда было рукой подать до улицы Тур, которая упирается в Пасси.

По дороге Бельваль не переставал поверять свои планы Я-Бону, хотя знал, что тот особенно много не поймет. Но это у него стало привычкой… Я-Бон, его боевой товарищ и денщик, был предан Патрицию как собака. По странному совпадению их оперировали в один и тот же день, ранены в голову они были одновременно. Я-Бон был убежден, что все это случилось по повелению свыше и гордился одинаковой участью со своим капитаном. Он искренне верил, что и умрет в один день с ним.

Бельваль отвечал на эту рабскую привязанность дружеским отношением, но это не мешало ему частенько подтрунивать над Я-Боном, что неизменно приводило того в самый неистовый восторг. Сенегалец играл роль пассивного собеседника, советы которого не принимаются в расчет, но который отвечает за все неудачи…

— Что ты обо всем этом думаешь, господин Я-Бон? — спрашивал капитан, идя с ним по улице. — Мне думается, что все это продолжение той же истории.

Одни звуки, которые произносил Я-Бон, означали «да», а другие — «нет».

— Да, — промычал он.

— Стало быть, ты не сомневаешься, что матушке Коралии грозит новая опасность?

— Да…

— Хорошо… Значит, нам теперь остается узнать, откуда этот дождь искр… Вспомнив, что цеппелины восемь дней тому назад нам нанесли визит, я думаю… Ты меня слушаешь?

— Да…

— Думаю, что это сигнал какого-нибудь изменника, извещающий о новом набеге.

— Да…

— И вовсе не да… А нет… — рассердился капитан. — Как это может быть сигнал для цеппелина, когда из утреннего разговора в ресторане можно было понять, что этот дождь был уже дважды перед самой войной… Да и почему это непременно означает сигнал?

— Нет…

— Как нет! А что же тогда, по-твоему? Уж лучше бы ты молчал. По правде сказать, я тоже этого не знаю и даже догадаться не могу. Это сложная штука, я тебе скажу, и не по моим силам.

Пройдя улицу Тур, Патриций остановился. Он не знал, куда теперь идти. Небо было темным, искры пропали.

— Наверное, уже все закончено, — решил капитан. — А все ты виноват, Я-Бон, мы опоздали из-за тебя. Если бы ты не потерял столько времени, стараясь вырваться из объятий Анжели, мы поспели бы вовремя… Я, конечно, преклоняюсь перед ее чарами, но все же…

Болтая таким образом, он старался придумать, что же им теперь делать, и почти решил бросить эту затею, но тут с улицы Франклин вылетел автомобиль, и один из его пассажиров прокричал шоферу:

— Налево, а потом прямо, пока я не скажу.

Капитану показалось, что голос ему знаком.

— Может быть, этот тип в серой шляпе и есть один из тех, кто собирался похитить матушку Коралию?

— Да, — промычал Я-Бон.

— Не правда ли? Но тогда сигнал из искр объясняет его появление в этих местах… Теперь только бы не выпустить его из виду… Беги, Я-Бон!

Но Я-Бону не было никакой надобности бежать. Автомобиль свернул на улицу Раймон и остановился у дверей дома в трехстах метрах от перекрестка.

Из машины вышло пятеро человек. Один из них позвонил у дверей.

Прошло секунд тридцать, и Бельваль снова уловил звук колокольчика. Пассажиры автомобиля, тесно сгрудившись, стояли на тротуаре и ждали. Только после третьего звонка отворилась маленькая дверь. Последовала заминка, видимо, тот, кто был в доме, требовал объяснений. Потом двое из прибывших бесцеремонно оттолкнули спрашивающего и все пятеро вошли, захлопнув дверь.

Капитан осмотрелся.

В старину через улицу Раймон проходила большая деревенская дорога. Кое-где остались старинные строения, окруженные тенистыми садами за каменными стенами. Здесь находилось былое жилище Бальзака и раскинулся тот таинственный сад, в котором в расщелине солнечных часов Арсен Люпен нашел бриллианты.

Дом, в который вошли незнакомцы, составлял продолжение стены и своим видом напоминал особняки времен Первой империи. Круглые окна, неравномерно расположенные вдоль длинного фасада и забранные решетками в нижнем этаже, выше были закрыты ставнями. Немного дальше виднелось еще одно строение.

— С этой стороны ничего не сделаешь, — решил Патриций. — Все заперто, точно в феодальной крепости… Посмотрим, что дальше…

От улицы Раймон к Сене спускались узкие переулки. Один из них проходил вдоль стены дома. Он был выложен булыжником и слабо освещался единственным фонарем.

— Помоги мне, Я-Бон, — попросил капитан. — Стена слишком высока, но с помощью фонаря, пожалуй, что-нибудь удастся.

Он взобрался на фонарь и оттуда хотел перебраться на стену, но, протянув руку, невольно вскрикнул: она была покрыта битым стеклом.

Бельваль спустился вниз, пылая негодованием.

— Ты мог, кажется, меня предупредить об этом, Я-Бон! — воскликнул он. — Еще минута, и я порезал бы себе руки… И о чем ты только думаешь? Право, нечего было навязываться мне в спутники…

Переулок делал поворот, и сюда уже совсем не падал свет фонаря. Капитан попытался идти на ощупь, но тут к его плечу прикоснулась рука сенегальца.

— Что тебе, Я-Бон?

Я-Бон толкал его к стене, в которой капитан нащупал выемку.

— Конечно, дверь, — сказал он. — Только один господин Я-Бон способен видеть в темноте как кошка…

Я-Бон передал ему коробку спичек и, зажигая их одну от другой, капитан смог хорошенько рассмотреть дверь.

— Так я и думал, — проворчал Бельваль. — Массивная, утыканная гвоздями, обитая железными полосами. Ручки нет, только отверстие для ключа… Ах, как бы сейчас пригодился ключ…

Он замолчал. Внезапно невероятная мысль пришла ему в голову. Капитан дотронулся до кармана, в котором лежал ключ, достал его и снова зажег спичку. Ключ пришелся как раз впору… Он повернул его, толкнул дверь, и та отворилась.

— Войдем, — сказал Бельваль.

Я-Бон не шевелился, и Патриций понял его недоумение. Он и сам не менее недоумевал. Каким чудом ключ оказался именно от этой двери? Как кто-то догадался, что он найдет способ употребить его без предупреждения?

— Войдем, — повторил он.

Они оказались в большом саду. Темнота была такой густой, что невозможно было различить аллеи. Сделав по траве несколько шагов, Бельваль уперся в скалу, по которой стекала вода.

— Ну вот, теперь вымок, — проворчал он. — А все ты, Я-Бон.

Он еще не закончил говорить, как вдруг раздался яростный лай из глубины сада. Видимо, сторожевая собака почуяла их присутствие. Несмотря на все свое мужество, Патриций вздрогнул. Грозящее нападение в полной темноте действовало угнетающе на нервы. Каким образом защищаться? Звук выстрела выдал бы их с головой, а между тем у него не было другого оружия, кроме револьвера.

Животное приближалось и было, очевидно, очень крупным.

Бельваль пригнулся к земле, и в этот момент перед ним мелькнула фигура сенегальца.

— Я-Бон, Я-Бон! — воскликнул капитан. В ответ послышалось глухое сопение, звуки борьбы и рычание. Потом все смолкло.

— Я-Бон! Где ты? — в смятении спрашивал Бельваль.

Он зажег спичку и, к великой радости, увидел гиганта, поднимавшегося с земли. В руке тот держал большого пса, горло которого сжимала его огромная пятерня. С ошейника собаки свешивалась цепь.

— Спасибо, Я-Бон, благодаря тебе мне не досталось, — сказал капитан. — Отпусти ее теперь…

Животное упало в траву и осталось неподвижным.

— Бедный пес, — огорченно сказал капитан. — А между тем он ведь только исполнял свои обязанности… А теперь, Я-Бон, исполним свои обязанности, хотя они нам не ясны.

Вдали что-то поблескивало, точно щель в освещенном окне. Карабкаясь по скале, они добрались до террасы, на которой стоял дом. С этой стороны в доме были те же круглые высокие окна, как и с улицы, и так же закрывались ставнями. Но сквозь неплотно притворенный ставень одного из окон пробивалась полоска света, замеченная ими снизу.

Приказав Я-Бону спрятаться за выступом, капитан обошел фасад, останавливаясь у каждого окна. В доме слышались голоса, но разобрать слова было невозможно, а ставни оказались крепко запертыми. За четвертым окном он увидел дверь.