Странствующий рыцарь Истины. Жизнь, мысль и подвиг Джордано Бруно - Рудольф Баландин

«…В наш век, — вторил ему философ и мечтатель Томмазо Кампанелла, — совершается больше событий за сто лет, чем во всем мире их совершилось за четыре тысячи лет…»

Да, бесспорно, необычайно ускорился технический и научный прогресс… А все-таки учтем: воспевал свой век Кампанелла, находясь в неаполитанской тюрьме, которую не миновал и Бруно…

Странным может показаться золотой век, уготовивший своим сынам тюрьмы, пытки, казни.

Владыки духовные

Во второй половине XV века папа Сикст IV решил подарить племяннику Джироламо Риарио герцогство (не принадлежавшее церкви). Ради этого наместник бога на земле пошел на предательство, тайные убийства, военные действия. И цели своей добился.

Папа Иннокентий VIII старался блюсти благочестие и бескорыстие. В связи с этим признанный умник и поэт Лоренцо Медичи посоветовал в письме к нему: достаточно бескорыстия, пора позаботиться о благе близких и родных, коли уж удалось добраться до высшей власти (прозрачный намек: Лоренцо был женат на дочери папы).

В самом начале XVI века папа Юлий II стал в некотором роде Юлием Цезарем католической церкви. Он значительно расширил владения папства — не духовные, а земельные. Присоединил к папской области новые территории. Упрочил ее военное и экономическое могущество. Церковные деятели воспользовались этим и откровенно занялись добыванием доходов, материальных благ. Им даже некогда читать проповеди прихожанам. Они оставляли свою паству, «овец божьих», на духовное попечение наемным бродячим монахам. Тех и вовсе не интересовали духовные устремления прихожан. В результате полнела церковная казна, но пустели церкви.

Папа становился и духовным, и государственным владыкой. В его личной жизни слишком большое место уделялось «суетным» заботам и развлечениям. Во дворцах его вели светские беседы, любовались античными шедеврами: Аполлоном Бельведерским, Лаокооном. О покровителе искусств папе Льве X один иностранный посол отозвался так: «Он учен, друг ученых и, хотя религиозен, любит и пожить». А кардинал Биббиена, автор непристойных комедий и любитель утонченных наслаждений, так писал Джулиано Медичи, собиравшемуся приехать в Рим: «Слава богу, у нас здесь нет ни в чем недостатка, кроме придворных дам».

Папы превратились в подобие «земных» государей. Они активно плели сети политических интриг, добивались упрочения своей власти.

Однако имперские притязания пап оказались роковыми.

В мае 1527 года войска германского императора с боем ворвались в Рим и подвергли его жестокому разграблению. Настал период острого кризиса католичества. Произошел резкий раскол западного христианства. Появились реформаторы — протестанты, противники папства.

По мнению Ф. Энгельса, Реформация была первой решительной битвой в борьбе зарождающейся европейской буржуазии против феодализма. «Это была величайшая из революций, какие до тех пережила земля, — писал Энгельс. — И естествознание, развивавшееся в атмосфере этой революции… шло рука об руку с пробуждающейся новой философией великих итальянцев, посылая своих мучеников на костры и в темницы. Характерно, что протестанты соперничали с католиками в преследовании их. Первые сожгли Сервета, вторые сожгли Джордано Бруно. Это было время, нуждавшееся в гигантах и породившее гигантов, гигантов учености, духа и характера».

Католическая церковь в средневековье добилась власти над миллионами жителей Западной и Центральной Европы. Не только проповедями и добрыми деяниями, посулами райских чертогов (за чертой жизни), но и угрозами наказаний, жестокими репрессиями, железной организацией, огромной численностью монахов и священников и немалыми богатствами.

Согласно преданиям Нового завета, Иисус Христос презирал богатство, изгонял торгашей из храма, был исполнен доброты, смирения, бескорыстия. Католическое духовенство, на словах восхваляя Христа и присоединяясь к нему и его учению, на деле исповедовало совершенно иные принципы.

Власть и выгода, роскошь и разврат. Такие устремления были у большинства высших католических чинов. Оставаясь правителями церковной области, папы римские участвовали в распрях государей и феодалов.

Вместо центра благочестия, благодати, нравственности папский двор представлял собой нечто прямо противоположное. По свидетельству проницательного Макиавелли: «Мы, итальянцы, более других антирелигиозны и безнравственны, потому что римский двор, церковь со своими служителями дают самый дурной пример. Чем какой-нибудь народ ближе к Риму, к главе нашей религии, тем меньше в нем веры». Утрачивая веру, верующие преображались в лицемеров.

На высших ступенях католичества господствовали коррупция, злоупотребления властью и финансами церкви.

Когда кардинала Родриго Борджиа провозгласили папой, он тотчас назначил кардиналом брата своей подруги Юлии Феронезе и своего юного незаконного сына Чезаре (официально католическое духовенство считалось безбрачным). Чезаре прославился своей жестокостью и авантюризмом: достигнув совершеннолетия, отказался от кардинальской мантии, женился на принцессе Наварры, убийствами и завоеваниями расширил свои владения и преумножил богатства. Ему завидовали, его восхваляли.

Неимоверно размножилось племя Нищенствующих монахов. Оно объедало народы и без того не особенно богатые. Некогда первые христиане считали труд богоугодным делом. Апостол Павел даже провозгласил: не работающий да не ест! И вот со временем католические монахи нищенствующих орденов — как бы далекие преемники первоапостольных христиан — полностью извратили первоначальную идею, становясь бездельниками. Об этом неплохо было сказано в «Книге, полной пантагрюэлизма» в 1534 году «извлекателем квинтэссенции» Назье, а точнее Франсуа Рабле, словами Гаргантюа:

«— Обезьяна не сторожит дома, как собака; не тащит плуга, как вол; не дает шерсти и молока, как овца; не возит тяжестей, как лошадь. Ее дело — везде гадить и все портить, а поэтому она получает от всех насмешки и пинки. Полное сходство с монахом (я говорю о монахах-тунеядцах), который не работает, подобно крестьянину, не охраняет страны, подобно воину, не лечит больного, подобно врачу, не проповедует и не учит народ, подобно доброму евангелическому богослову или педагогу, не доставляет удобных и необходимых для государства предметов, подобно купцу…

— Но они, — сказал Грангузье, — они молятся за нас богу.

— Монахи бормочут себе под нос несметное множество всяких житий и псалмов, которых сами не понимают… Я называю это насмешкой над богом, а не молитвой. Помогай им бог, если они действительно молятся за нас, грешных, а не из страха потерять свои хлебы и жирные супы…»

В этой бессмертной книге что ни монах — то обжора, пьяница, богохульник, бездельник, развратник. Об их отношении к своим «непосредственным обязанностям» свидетельствует признание одного из них:

«Я никогда так хорошо не сплю, как за проповедью или за молитвой. Прошу вас, начнем вместе семипсалмие, и вы увидите, как вы скоро заснете».

Но развеселые монахи, заселяющие страницы Рабле, покажутся безобидными болтливыми пьянчужками по сравнению с их высокопоставленными «начальниками». Чем выше поднимался человек по лестнице церковной иерархии, тем труднее было ему сохранить благородство, бескорыстие, доброту. Слишком велика становилась их власть, слишком много «низменных» благ жизни было им доступно.

Одним из мощных магнитов, помогающих вытягивать звонкую монету из карманов прихожан, стала система индульгенций. Особенно расцвела она с юбилейного 1500 года. Папы пользовались разными поводами для того, чтобы предоставить возможность верующим искупить свои грехи, в сущности, выкупить право грешить.

Юбилейные годы были придуманы для более широкой продажи индульгенций под предлогом «круглой» даты от рождения Христа. Начинание оказалось выгодным, и вскоре юбилейные годы стали повторяться через пять лет.

Как писал немецкий историк Т. Бригер: «Блестящий придворный штат Льва X поглощал неимоверные суммы. Нужно было тонкое финансовое искусство, чтобы удовлетворять необходимые потребности. В курии уже давно велись списки преступлений всякого рода с обозначением той цены, за которую можно получить прощение из Рима. К этому присоединилось неимоверное количество разрешений и освобождений, имевших также свою определенную таксу. Папы запрещали множество вещей только для того, чтобы иметь возможность разрешать их; издавали множество правил только для того, чтобы иметь возможность освобождать от их исполнения. Чем чаще случались преступления и грехи, тем больше был спрос на милость, тем лучше процветала торговля».

В эпоху Возрождения папы дошли до того, что разрешили продавать индульгенции мертвым (выкупали, понятно, живые). Шутники сочинили даже стишок: