Звезда телерекламы - Стенли Морган

— Мы стараемся нравиться.

— Вам это великолепно удается. Выглядите вы, как конфетка.

Мы выкатили на Бейсуотер-роуд и остановились на красный свет.

— А вы где живете? — поинтересовалась Джун.

— Майда-Вейл… Это в Карлтон-Хилле.

— Мм! Шикарно. А что у вас там, квартира?

— Да, совершенно крохотная. Одна спальня. Но очень уютная.

— Представляю. Вы женаты?

От неожиданности я даже рассмеялся.

— Нет.

— А постоянная подружка есть?

— Нет. — Вспыхнул зеленый свет. Я рванул через перекресток, переключая передачи. — Вас это удивляет?

— Разумеется. Такой мужчина… Я имею в виду вашу внешность, машину, квартиру — и без девушки? Причем, вы явно не гомик, иначе я бы здесь не сидела.

— Да, я уж точно не гомик. Вам будет легче, если я внесу поправку: у меня в данное время нет постоянной подружки.

— Это уже понятнее.

— Ну, вот, значит, мы во всем разобрались. Последнюю подружку я удавил. Я душу всех своих любовниц, а потом расчленяю на мелкие кусочки и складываю в багажник. Благодаря этому на поворотах машину не заносит.

Джун хихикнула и поправила волосы.

— Сигареткой не угостите? А то у меня кончились.

Я достал сигареты, потом чиркнул зажигалкой и поднес её Джун. Девушка придержала мою руку, чтобы огонек не дрожал. Впервые за весь вечер наша плоть соприкоснулась. Руки у неё были теплые и мягкие, но прикосновение, как мне показалось, длилось дольше, чем диктовалось обстоятельствами.

— Спасибо, — сказала она, отстраняясь.

— Пожалуйста.

— Вы очень милый.

Пришел мой черед благодарить.

— Спасибо вам. Вам часто встречаются милые мужчины?

— Не очень.

— А как вы находите Лондон? Здесь вам не трудно?

— Не труднее, чем на севере.

Голос Джун прозвучал довольно разочарованно, даже безжизненно. Должно быть, несмотря на юный возраст, девчонка уже успела узнать, почем фунт лиха.

Внезапно замерцал правый поворотник "лотуса" Тони. Я съехал следом за ним вправо, и мы прокатили сотню ярдов вдоль ряда небольших кирпичных домиков с гаражами внизу.

Тони затормозил, а я подъехал и остановился рядом с ним. Мы выбрались наружу и последовали за Айлин, которая начала подниматься по металлической лестнице. Я заметил, что боковые карманы у Тони оттопыриваются. Успел, значит, бродяга, прихватить бутылки.

— Как вам понравилась езда? — спросил я Айлин.

Девушка копошилась в сумочке, ища ключ.

— Какая езда? — переспросила она. — Я была полумертва от страха.

Распахнув дверь, она включила свет. Мы прошли по крохотному коридорчику в чистенькую и очень аккуратную кухню. Я был приятно поражен. Редко увидишь опрятную кухоньку в квартире, которую снимают две подружки. Как правило, в таких случаях гостей встречают развешанные для просушки чулки, лифчики и трусики.

— Заходите и раздевайтесь, — пригласила Айлин.

Все очень пристойно. При первой встрече часто бывает, что вас вежливо благодарят и тут же указывают на дверь. Нет, воистину эти цыпочки не переставали удивлять меня. Интересно, какие приятные неожиданности ждут нас дальше, подумал я.

Тони выудил из кармана бутылку и помахал ею в воздухе.

— Я, э-ээ, подумал, что нам захочется освежиться.

Айлин остановилась на пороге в гостиную и повернулась к нему.

— Вот здорово! Вы очень предусмотрительны. — Она кивнула на буфет. Возьмите стаканы. Тоник в холодильнике.

Девушки исчезли в гостиной. Я помог Тони достать стаканы и тоники, а Тони щедро наполнил стаканы водкой.

— Что скажешь? — шепнул я.

Тони плотоядно ухмыльнулся и тихонечко пропел:

— Эта ночь, эта ночь все напасти смоет прочь…

— Мне даже не верится, что все идет так гладко.

— Ты слишком долго не спал с женщинами, старичок. Это все равно, что отвыкнуть от работы. Доходит до того, что тебе уже самому не верится, что это когда-нибудь снова случится.

— Ты абсолютно уверен, что дело выгорит?

— На все сто! Она всю дорогу не снимала руки с моего шноркеля!

— Ну да!

— А твоя — нет?

— Нет, мы болтали про рекламу.

Тони метнул на меня подозрительный взгляд.

— Знаешь, Тобин, порой я начинаю всерьез сомневаться на твой счет.

— Сколько мы здесь пробудем? Я не могу слишком задерживаться — в десять мне будут звонить из "Кроксли". Они ждут от меня ответа по поводу "Уайт-Марвела".

— В десять! Да я уже в восемь должен рекламировать сорочки "Слимфит". Давай так: как выйдет, так и выйдет. Кто знает, может, нас выставят за дверь, едва мы только пропустим по рюмочке.

Как же он заблуждался!

Я разлил по стаканам тоник, а Тони отнес поднос в гостиную.

Гостиная оказалась именно такой, какую я и ожидал увидеть. Несвежие обои, да и некогда канареечный ковер порядком выцвел. Обеденный стол, четыре стула, глубокое кресло, два небольших диванчика да радиола на ножках — вот и вся обстановка. Освещалась гостиная настольной лампой, стоявшей на радиоле, и торшером; кроме того, в углу уютно мерцал электрический камин, выложенный изразцами.

Судя по всему, подружки любили смотреть домашнее кино, потому что на сдвинутом к кухонной двери обеденном столе красовался 8-мимиллиметровый проектор, нацеленный на белый экран, установленный у стены на треноге; оба диванчика тоже были развернуты к экрану.

Девушек в гостиной не оказалось. Должно быть, вышли в соседнюю комнату переодеться, подумал я.

Тони водрузил поднос на стол, а я взял одну из лежавших рядом с проектором коробок с кинофильмами и прочитал на этикетке: "Испания. Пляжные сценки. Айлин в дюнах. Джун плавает". И так далее.

Я показал коробку Тони, который только ухмыльнулся и сказал:

— Думаю, что это стоит посмотреть.

Я уже хотел было взять соседнюю коробку, когда в гостиную вошла Джун. Вместо брючного костюмчика на ней теперь красовались белый шерстяной свитер и фантастически короткая коричневая плисовая юбчонка, приоткрывавшая длинные оголенные ножки почти до самого верха. Как я и ожидал, ножки у Джун оказались прехорошенькие. Она остановилась в дверях и повернулась вполоборота к нам, явно любуясь произведенным впечатлением.

— Ух ты! — только и вымолвил я.

— В шелке здесь слишком жарко, — заявила Джун, одергивая свитер, который, обтянув её грудь, дал нам ясно понять, что под ним больше ничего нет.

— Я очень этому рад, — промямлил я.

— Я тоже, — подтвердил Тони. — Давайте выпьем. А где Айлин?

Джун босиком прошлепала по ковру к столу и взяла в руку стакан.

— Она тоже переодевается. Сейчас выйдет.

Пригубив коктейль, Джун подошла к радиоле и присела, чтобы поставить пластинку; юбка при этом вздернулась едва ли не до самой талии. Несколько мгновений спустя из динамиков полилась нежная стереофоническая музыка. Ласковые звуки грустной скрипки в дуэте с романтическим фортепьяно обволакивали и призывали к любви и ласке. Джун выпрямилась и принялась медленно танцевать с закрытыми глазами.

Дверь снова открылась и в гостиную вошла Айлин. На ней было темно-красное платьице, предназначавшееся, судя по длине, восьмилетней девочке. В сочетании с черными, как смоль волосами Айлин оно выглядело сногсшибательно.

Тони дрожащей рукой протянул девушке стакан.

— Вы… вы просто ошеломительны.

— Спасибо.

— Позвольте пригласить вас на танец.

Отставив в сторону стакан, Айлин обвила шею Тони обеими руками. Я, в свою очередь, протянул руки к Джун, которую тоже не пришлось долго уговаривать. Она буквально растаяла, прильнув ко мне всем телом и прижавшись щекой к моей щеке. И мы поплыли…

Мы медленно, ме-е-е-длен-н-но кружили по комнате, забыв про все вокруг.

— Ох, как здесь светло, — прошептал я, когда мы приблизились к настольной лампе.

Джун улыбнулась и, ни слова не говоря, выключила лампу. Должно быть, Тони, танцевавший с Айлин в противоположном углу, сказал ей то же самое, потому что в следующий миг погас и торшер. Теперь лишь мерцание камина рассеивало кромешную тьму. Некоторое время спустя Джун расстегнула мой пиджак и забралась обеими руками под него, ещё теснее прижавшись ко мне. Дыхание её стало прерывистым. Я поцеловал её в ушко. Джун вздрогнула и рассмеялась.

— Не делай так. У меня мурашки ползут.

Я снова поцеловал её, и она хихикнула.

— Прекрати! Ты не представляешь, как это на меня действует.

Джун ошибалась — я прекрасно знал, как это на неё действует. Ее пальцы сжимали мою спину, а чресла приникали к моим, силясь пробить в них дырку. Бедра извивались, а потом вдруг раздвинулись, и Джун начала уже откровенно тереться о мою ногу. Ее пальчики заползли мне в ухо. Потом она сама поцеловала меня в ухо и принялась щекотать его вертким язычком. Это меня настолько возбудило, что случилось неизбежное. Почувствовав восставшую плоть, Джун застонала и стала тереться лоном о моего затвердевшего дружка. Я запустил обе руки под её свитер и нащупал голенькие груди. Джун снова глухо застонала и легонько укусила меня за ухо, лопоча: