Идеальная мишень - Чингиз Абдуллаев

— Вы мистер Чиряев?

Если немец говорит на таком хорошем русском, значит, он находится здесь не случайно — это Чиряев понял сразу.

— Да, — кивнул он, — а в чем, собственно, дело?

— Извините, мистер Чиряев, но у нас есть запрос на ваш паспорт.

— Какой запрос?

— Мы должны вас задержать. Прошу вас следовать за мной.

— Кто это «мы»? — разозлился Чиряев. — Покажите свои документы. Я получил визу в немецком посольстве в Москве. У меня что, не правильно оформлена виза или не такой паспорт?

— Нет, мистер Чиряев. Паспорт и виза не вызывают сомнений. Но у нас есть запрос, — упрямо повторил этот русскоговорящий немец, — прошу вас следовать за нами.

— Позовите моего помощника, — ощетинился Чиряев, — он только что вышел отсюда. Наверное, ожидает багаж. Без него я никуда не пойду.

— Как его фамилия?

— Матвей Очеретин. Он только что прошел через границу. Очеретин прилетел вместе со мной. Сообщите ему, где я.

— Мы выполним вашу просьбу, — согласился немец, — прошу вас следовать за нами.

«Если бы они хотели меня убить, то не стали бы уговаривать пройти вместе с ними, — подумал Чиряев, — кроме того, это наверняка немецкая полиция. Что же произошло? Про какой „запрос“ они твердят?»

Но Чиряев не видел, с каким напряженным вниманием наблюдает за ним пассажир, вышедший из третьего салона самолета. Не становясь в очередь, он рылся в своей сумке, явно ожидая кого-то или чего-то. Чиряев раздраженно пожал плечами, понял, что поднимать здесь скандал бессмысленно, нужно спокойно выяснить, чего от него хотят.

Он повернулся и пошел следом за тем, кто отобрал у него паспорт. В большой светлой комнате, куда они вошли, находилось еще несколько человек — коротко стриженных мужчин и неуловимо похожих друг на друга. Полицейские — он не ошибся. Человек, который привел его сюда и в руках у которого все еще был его паспорт, сказал громко и даже торжественно, словно на сцене:

— Мистер Чиряев, вы арестованы. Согласно запросу Интерпола и криминальной полиции Австрии вы арестованы. С этой минуты вы можете не отвечать на наши вопросы, пригласить своего адвоката и требовать встречи с представителями вашего посольства.

Проклятье! Сбежать из Москвы, чтобы нарваться на немецкую полицию. Хотя это не самое страшное, что могло случиться в Берлине. Гораздо хуже, если бы его встретили здесь пулей в висок. Но кто его подставил? Чиряев лихорадочно размышлял, не находя ответа.

— У вас есть пожелания? — спросил полицейский.

— Да. Я хочу позвонить моему адвокату. И найти Очеретина. Мне нужно с ним переговорить. Он поможет разыскать мои личные вещи. Могу ли я взять с собой в вашу тюрьму свои личные вещи? — с ухмылкой спросил он.

— Безусловно, — сдержанно улыбнулся полицейский, — наши законы весьма гуманны, мистер Чиряев. Думаю, вы сумеете их оценить.

В этот момент «тихий» пассажир, уже прошедший границу, достал мобильный телефон, набрал номер и скороговоркой произнес:

— Все в порядке. Его арестовали на границе.

— Никаких эксцессов? — спросили из Москвы.

— Никаких, — подтвердил тот, — у него отобрали паспорт и задержали на границе. Я видел, как его арестовали представители немецкой полиции.

— Возвращайтесь в Москву, — услышал он и отключился. Затем, оглянувшись по сторонам, посмотрел на часы; Через несколько часов будет вечерний рейс Аэрофлота из Шенефельда. Он еще успеет оформить обратный билет.

ЗА НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ ДО НАЧАЛА

Москва. 28 марта

После отъезда Джил прошло несколько дней, но он уже чувствовал себя одиноким. Молодая женщина сумела расшевелить в нем, казалось, уже давно угасшие эмоции. В свои сорок Дронго старался сохранять приличную форму и держал свой вес в неких «цивилизованных» рамках. Гурману это не особенно легко. Но и это не доказательство душевного здоровья. Меланхолия и чувство опустошенности в последние годы все чаще посещали его — до тех пор, пока не появилась Джил.

У него и раньше бывали женщины. С некоторыми он чувствовал настоящую близость, с другими расставался после первой встречи. Но отношения с Джил были особенными, светлыми и грустными одновременно. Светлыми потому, что эта молодая женщина заставляла его снова испытывать давно забытые чувства, дарила ему чувство сопричастности к ее молодой, полной света жизни. Грустными же оттого, что оба понимали эфемерность подобных отношений. Она была гражданка Италии, проживавшая почти постоянно в Англии или в США, а он жил в Москве, и все их отношения могли строиться лишь на коротких, мимолетных встречах. К тому же его итальянский был далек от совершенства, а она не знала русского. К тому же разница в возрасте — он почти годился ей в отцы. К тому же она была из старинного аристократического рода. К тому же… он сам все понимал. Их отношения должны были рано или поздно кончиться, и кончиться печально. Может, поэтому ее внезапный приезд в Москву был для него таким радостным и… таким печальным.

Оставшись один, он обложился книгами своих любимых авторов-фантастов, у которых пытался найти ответы на мучившие его вопросы. Грустно, но эти мудрецы в конце века один за другим ушли из жизни. Пол Андерсон, Айзек Азимов, Роджер Желязны… Если Бог действительно существует, то он не мог дать ему лучших собеседников. Из числа великих еще оставался жив самый лучший, по его мнению, писатель современности — мудрый и добрый Рэй Брэдбери, а также относительно молодой, саркастический, остроумный и веселый Роберт Шекли.

Он не выходил из квартиры иногда по несколько дней, сам готовя себе еду. Один из телевизоров постоянно работал, передавая круглосуточные новости Си-эн-эн. Второй он включал только для того, чтобы услышать местные новости.

Так он и провел несколько дней в своей пустой московской квартире, пока однажды не раздался звонок, который многое изменил в его жизни.

Когда звонил телефон, обычно включался автоответчик и он мог слышать, кто оставлял ему сообщение. Хотел — брал трубку, если сообщение его не интересовало — оставлял без внимания. Звонил Владимир Владимирович. На этот звонок Дронго всегда откликался — старый разведчик никогда не беспокоил по пустякам.

— Здравствуй, — услышал он знакомый голос, — будь добр, возьми трубку, если ты дома, а то мне трудно говорить в пустоту.

— Добрый день, — Дронго поднял трубку, — хотя скорее вечер, сейчас, кажется, уже темно.

— В Москве рано темнеет, — вздохнул Владимир Владимирович. — Часть своей жизни я провел у экватора. Там всегда поздно темнело. С тех пор я привык засыпать с наступлением сумерек.

— Странно, — заметил Дронго, — я думал, вы работали только в Канаде…

— Я много где работал, — ворчливо заметил Владимир Владимирович, — когда у тебя будет время, приезжай ко мне, и я расскажу тебе, в каких странах я побывал. Думаю, спустя столько лет этот секрет я могу открыть.

— А когда я приеду, вы снова будете рассказывать мне о Канаде, — засмеялся Дронго, — у вас безотказный психологический самоконтроль. Как только вы хотите сказать мне нечто секретное, сразу срабатывает невидимый рычажок, и вы замыкаетесь в себе.

— Все смеешься, — не обиделся старик, — а ты думаешь, легко в семьдесят лет перестраиваться? Это Горбачеву было легко самому перестраиваться и перестраивать весь мир. А мне трудно, пожалуй, даже невозможно.

— Да, — согласился Дронго, — это правда. Даже мне в сорок очень трудно переиначивать свой образ жизни.

— Это ты насчет своей знакомой? — спросил Владимир Владимирович. Дронго познакомил его с Джил, и молодая женщина осталась в полном восторге от старого разведчика, безупречно владевшего английским и французским, галантного кавалера и остроумного собеседника.

— И насчет нее тоже.

— Очень приятная особа, — заметил Владимир Владимирович, — я бы на твоем месте не раздумывал. Что тебе еще нужно? Деньги у тебя есть, по-итальянски ты кумекаешь. Остается очаровать тещу и получить согласие папы.

Хотя, я думаю, для самой Джил это не важно. Она от тебя без ума и так.

— Вы меня утешаете или говорите правду?

— Я тебе объясняю, что нужно делать, — прохрипел Владимир Владимирович, — нужно купить билет на самолет, полететь к ней и сделать предложение.

По-моему, вы любите друг друга.

— Жениться? — задумчиво спросил Дронго. — Как вы себе это представляете? Мы граждане разных стран, у нас разное мировоззрение, разные условия жизни. С моей неустроенной жизнью вторгаться в ее будущее…

По-моему, нужно быть законченным эгоистом, чтобы так ломать жизнь женщины.

— А по-моему, ты просто ничего не понимаешь в жизни, — рассердился старик, — она тебя по-настоящему любит. Я знаю все твои комплексы. Это из-за Натали?..