Расскажи, расскажи, бродяга - Ольга Лаврова

- Вы же говорили, что спешить некуда, - этак небрежно между делом.

- Начало надоедать. Сами толкуете, что в колонии лучше. Если вкалывать, можно через год выйти, а?

- И решили осесть под Курском?

- Пора.

- Пора бы. Только зачем вы тогда старательно перечитали все, что было в библиотеке по Средней Азии?

Вопрос проник под броню и поразил чувствительную точку.

- Заявление об отводе следователя я должен подать вам или через местную администрацию?

- В любом случае оно будет тотчас передано прокурору. Но пока прошу ответить.

- Запишите: время нахождения под стражей я использовал для самообразования в различных областях, в том числе в области географии.

В дверную щель просунулся конвойный.

- Я не вызывал.

- Вам просили сказать...

Что-то не предназначенное для ушей бомжа. Конвоир зашептал Знаменскому на ухо, тот почти испугался.

- Уведите в бокс. А... того товарища - сюда.

Бокс - это стенной шкаф в тюремном коридоре, в него при нужде запирают арестанта; там темно, тесно и скверно, и бродяга повиновался нехотя. Тем паче, что почувствовал волнение следователя и угадал, что чей-то визит имеет касательство к делу.

Крепко зажав четки, Знаменский ждал.

Щуплый конвоир с физиономией крестьянского подростка бережно ввел слепую старуху и поставил среди пола ее корзину, обвязанную вышитым фартуком.

Знаменский шагнул в сторону, давая понять, что уступает женщине стул. Конвоир усадил ее.

- Это товарищ следователь.

- Здравствуйте, Варвара Дмитриевна. Никак не ожидал, что вы приедете. Вас кто-нибудь проводил?

- Одна.

- Как же вы добрались? Как нашли?!

- Ничего. Свет не без добрых людей.

Ловя звук, она приподняла лицо, и Знаменский опустился на табуретку, чтобы не витать могущественным духом где-то сверху.

- Наш участковый пришел ко мне, говорит, Петя объявился... в тюрьме. Другой раз пришел - карточку спрашивает, где он мальчиком... Так нехорошо стало на сердце... поехала, - нащупав за пазухой, она вынула фотографию, разгладила на столе. - Который стоит. В белой рубашечке.

Знаменский машинально посмотрел.

- Что он сделал? Сказать можно?

- Задержан без документов. Много лет не работал, бродяжничал.

- Как же это, господи!.. Почему к матери не пришел?! Голодный, холодный... господи!

Ужасно, что она приехала. К чужому сыну. К сукину сыну!

- Да неуж за это судят?

- Варвара Дмитриевна, - с трудом выдавил он, - если человек не работает и не побирается, чем он живет?

Старуха несогласно помолчала.

- Мне с Петей свидеться дадите? За тем ехала. И вот - яблочков ему везла, курских.

- Свидание - пожалуйста. Только Федотовых на свете много. Вряд ли ваш.

- Что вы! Участковый же два раза приходил. Твой, говорит, Петька в Москве.

Бедная женщина. Как она перенесет? Но выбора нет...

Коротким емким взглядом охватил бомж ее, деревенскую кошелку и оцепенело застыл.

- Что ж вы, Федотов, не подойдете к матери?

Тот дернулся, как от тычка в шею. Федотова поднялась навстречу, замирая от горя и радости.

- Петенька...- пошарив в воздухе рукой, тронула его грудь.

Бродяга поспешно улыбнулся, шепнул:

- Мама.

Руки матери медленно скользили, поднимались. Когда пальцы коснулись щек, лицо его исказилось брезгливостью, и в тот же момент он ощутил, что выдал себя и следователю, и ее "видящим" рукам.

- А где же Петя?..

- Варвара Дмитриевна, я потом объясню. Вас проводят... подождите, пожалуйста.

Ну, сволота, ты мне заплатишь!

- Здесь для вас яблочки. Курские! А это вы в возрасте пятнадцати лет, в белой рубашечке.

Бродяга сокрушался:

- Ах, воспользоваться страданиями чужой матери... Я не понимал возможных последствий. Ах, больше - клянусь вам! - ни слова лжи...

Допрос продолжался. Последний допрос тет-а-тет (что выяснилось позднее).

Передавая Томину суть происшествия, Знаменский все еще клокотал.

- Теперь он - Марк Лепко, проворовавшийся кассир!

- Много взял?

- Пятьдесят рублей.

- Шутишь!

- Ничуть. Такая, понимаешь ли, совестливая натура - пропил полсотни и ушел куда глаза глядят. Притом как выбрано место действия! Геологическая партия в Якутии, шесть лет назад.

Томин присвистнул.

- Но навалилась печаль похуже - где подлинный Петр Федотов?

- А что говорит новоиспеченный Лепко?

- Ненароком познакомились на каком-то полустанке, выпили, Федотов рассказал о себе.

- Случайному знакомому рассказывают просто истории из жизни. Без точных фактов.

- О чем и речь! Он имеет адреса, даты, анкетные данные. Меня гнетет разработанность легенды. Чем кончилось для Федотова это знакомство?

- Лепко железно уверен, что Федотов не появится?

- Да. Федотова нам с тобой надо найти! Среди живых или... - он в сердцах хватил кулаком по подоконнику.

- А что ты мне дашь, кроме этой роскошной директивы? Призраков искать не обучены.

- Есть описание со слов матери: брюнет, глаза карие, уши оттопыренные, на левой руке ниже локтя родимое пятно с копеечную монету, правый верхний резец скошен внутрь.

- Если среди мертвых - ладно. Среди тех, кто попал в аварии и прочее тоже. Адова работа, но реальная. А если он жив-здоров и спит где-нибудь в стогу или пьет чай у вдовы Н.?

- Пускай себе пьет чай.

- Понял! - воспрянул Томин. - Тогда программа ясна.

* * *

...Ей нездоровилось: кашель, горло саднит. Но к врачу идти не имело смысла. Как ты себя ни чувствуй, диагноз один - ОРЗ. Слово "грипп" в бюллетенях запрещено, будто и болезни такой у нас не водится. Один из нелепых секретов, к которым все привыкли. Например, снежный человек. Пусть бы существовал, кому мешает? Нет, спецы с пеной у рта доказывают, что он невозможен. Или разум у животных. Любая кошка продемонстрирует вам сообразительность, выходящую за рамки инстинктов. Но раз навсегда инстинктивное поведение - и никаких гвоздей! Точно боятся за престиж венца творения.

Кажется, дома есть горчичники, календула. Добрые бабушкины средства.

Субботу она просидела на бабушкиных средствах, в воскресенье сестра еще облепила ее перцовым пластырем и без конца поила чаем с малиной. Кибрит бездельничала на диване, для верности гнала от себя племянника, стараясь думать о чем-нибудь приятном.

Самым приятным за минувший год была Болгария. По счастью, не в туристической группе, а по приглашению друзей, что давало свободу и больше денег. Сравнительно, конечно. Можно бы истратить вдесятеро против того, что имелось, потому что у прилавков все женские чувства скулили и рвались с цепи.

Впрочем, главное заключалось не в магазинах, а в удивительном радушии окружающих. В крошечном подвальном кафе Софии скрипач, заслышав русский говор, подошел к их столику и заиграл "Очи черные". Это было как улыбка привета, и такие улыбки сопровождали Кибрит целый месяц, куда бы она ни поехала, и сливали день за днем в сплошной праздник

В Болгарии она узнала радость быть русской. В Риге, к примеру, или в Ташкенте кто-нибудь обрадуется тебе потому, что ты русский? Нет. Хоть бы избежать косых взглядов! А тут радовались - "братушки". Болгария была несравненно более славянской, чем Россия. Речь людей, вывески на улицах трогали что-то корневое, может быть, генетическую память. Особенно вывески с твердым знаком в конце слов.

Она привезла манеру говорить "мерси" (Болгария поголовно говорила "мерси"), надолго загар, много воспоминаний и несколько рисованных от руки карт страны: каждый новый знакомый набрасывал для нее маршрут, который бы позволил все увидеть. При этом точно очерчивались контуры болгарской земли, а расстояния между городами были указаны с погрешностью всего в три - пять километров. Очень уютно иметь маленькую родину, которую легко объять сердцем и понять.

К понедельнику остались сонливость и рассеянность. Кибрит знала наперед, что кашель продержится еще с неделю, но будет донимать больше по ночам. И поехала на работу. Если устанет - помогут.

Она легко уживалась в мужском коллективе НТО. С женщинами ладила туже, хотя когда-то ой какой была оголтелой мужененавистницей - ни одной феминистке не снилось. Причина крылась в том, что в детстве уж слишком донимали ее мальчишки - дергали за косы, толкались, дразнили. Это было форменное бедствие, ей буквально не давали прохода. Лет до двенадцати пышно цвела мечта: сложить мальчишек в кучу и прихлопнуть насмерть! После она уразумела, что их террор деформированное выражение интереса. Она попросту нравилась. Но отголоски мечты держались еще некоторое время. А потом вдруг все стерлось, мальчишки оказались такие же люди, с ними стало весело и просто. Исключая Пал Палыча, в отношениях с которым существовал особый подтекст.

Она вяло занималась графологической экспертизой, прислушиваясь к телу - не настигнет ли предательская ломота в костях, означавшая запрещенную болезнь. Постепенно начала вникать в смысл записки, задумалась над словом "попрежнему". Так полагалось раньше: "повидимому, попрежнему, попустому" - слитно. Это повлекло два мелких открытия: что автор был грамотен и на возрасте.