Ни за что и никогда (Моисей Угрин, Россия) - Елена Арсеньева

Женщина внушала Венгру отвращение.

Но эта женщина любила его без памяти, ничего не понимала в его поведении — и шла на все, лишь бы его прельстить и искусить.

Эльжбета то и дело смотрелась в зеркало, чтобы убедиться: она по-прежнему красива и приманчива, а Венгр, не иначе, глаз лишен, если не видит ее прелести. Все чаще и чаще загоралась она обидой, все чаще и чаще хотелось бросить свою затею, завести красивого, пылкого любовника, а на недоумка-раба махнуть рукой… но в том-то и дело, что он один мог утолить ее телесный голод. И тогда она, стыдясь себя, пошла путем, коим часто идут богатые мужчины, которым больше нечем, кроме как богатством своим, прельстить молодую привередницу.

Она отправилась объезжать свои многочисленные имения и прихватила с собой Венгра. Разумеется, он был под охраной, шагу не мог свободно ступить, однако видеть мог — видеть земли просторные, луга заливные, леса дремучие, крепости, принадлежащие Эльжбете. А она постоянно говорила:

— Это все будет твоим, стоит тебе только пожелать! Тут все, что тебе угодно, делай со всем что хочешь.

А людям своим, многочисленным рабам и рабыням, она внушала:

— Перед вами господин ваш, а мой муж, встречая его, кланяйтесь ему.

Однако Венгр оставался угрюм и лишь иногда разжимал уста. Чтобы со скептической улыбкой сказать:

— Всуе трудишься: не можешь ты прельстить меня тленными вещами мира сего, ни отнять у меня духовного богатства. Пойми сие и не трудись боле.

Да, теперь он прятался за своей религиозностью, как за щитом. Но Эльжбета не принимала тот щит во внимание и снова, снова искушала его, заманивала, а то и пугала:

— Или ты не знаешь, что ты мне продан? Кто избавит тебя от рук моих? Я ни за что тебя живого не отпущу; после многих мук смерти тебя предам.

Венгр только плечами пожимал:

— Не боюсь я того, что ты говоришь; но на предавшем меня тебе больше греха. Я же отныне, если Богу угодно, стану иноком.

Да, таково единственное его спасение, понял Венгр. Он наивно полагал, что влюбленную женщину может остановить иноческий чин и рубище монаха…

Случилось так, что в те места именно в то время пришел некий инок с Афона, иерей, имеющий право облекать в иноческий образ, постригать в монахи. Как узнал об этом Венгр, неведомо, однако умудрился встретиться с пришлецом и Христа ради попросить у него пострижения и спасения. Тот, разумеется, согласился с охотою, и вот в один из дней перестал существовать мирянин по имени Георгий, а появился на свет смиренный инок Моисей.

Странствующий монах ушел своим странным путем, а Венгр гордо ответил на очередные признания Эльжбеты, что теперь он принадлежит Богу, а она на Божье достояние не имеет права посягать. Тут она просто потеряла голову от ярости! Кликнула слуг, повелела распластать его прямо перед ней и бить палками, да так, что и земля напиталась кровью. Само небо стало соперником ей в обладании возлюбленным!

Даже те слуги Эльжбеты, которые давно знали ее, испугались такого взрыва ярости и, избивая Венгра, говорили ему:

— Покорись госпоже своей и исполни волю ее. Если не послушаешься, то на куски раздробим тело твое; не думай, что избежишь мучений; нет, во многих и горьких муках предашь душу свою. Помилуй сам себя, сбрось измочаленные рубища и надень многоценные одежды, избавь себя от ожидающих тебя мук, пока мы не начали еще сильнее терзать тело твое.

Но все было бессмысленно.

— Братья, повеленное вам исполнять — исполняйте, не медлите, — стонал Венгр. — А мне уже никак нельзя отречься от иноческой жизни и от любви Божией. Никакие истязания, ни огонь, ни меч, ни раны не могут отлучить меня от Бога и от великого ангельского образа. А эта бесстыдная и безумная женщина показала свое бесстыдство, не только не побоявшись Бога, но и человеческий срам презревши, без стыда принуждая меня к осквернению и прелюбодеянию. Не покорюсь я ей, не исполню волю окаянной!

Его унесли чуть живого, а Эльжбета зарыдала в голос, как злое, избалованное, капризное дитя, которое не может смириться с тем, что заветный каприз невозможно исполнить.

Она ничего не могла поделать с собой. Была как заколдована, заворожена любовью — злою силою. Чем недостижимей был для нее Венгр, тем сильнее она алкала его.

Изверившись в своих силах, вдова кинулась за помощью к королю.

До Болеслава уже не раз и не два доходили слухи о том, сколько безумств натворила его бывшая любовница ради какого-то раба. Но, сами понимаете, у него имелись дела поважнее, чем думать о дамских глупостях. Однако ему было просто некуда деться, когда Эльжбета собственной персоной предстала перед ним, рухнула на колени и принялась рыдать так отчаянно, что у всякого слышавшего ее невольно начинало ломить в висках и сердце билось с перебоями. Болеслав вспомнил, как сильно любил ее когда-то, эту дурочку, которая, в шелках и бархате, валялась сейчас пред ним во прахе и рассказывала о безнадежной любви к какому-то упрямцу.

— Ты сам, — бормотала она сквозь слезы, — дал мне волю выйти замуж за кого захочу. Я же полюбила одного прекрасного юношу из твоих пленников, и, заплативши за него много золота, выкупила его, взяла его в свой дом, и все, что было у меня, — золото, серебро и всю власть свою даровала ему. Он же все это ни во что вменил. Много раз и ранами и голодом томила я его, но ему и того мало. Пять лет пробыл он в оковах у пленившего его, и вот шестой год находится у меня и за свое непослушание много мук принял от меня, которые сам на себя навлек из-за непреклонности сердца своего. А теперь какой-то черноризец постриг его в монахи. Что повелишь ты мне сделать с ним, так я и сделаю.

Королю пришлось подавить приступ зависти и ревности. Что делает с женщинами любовь, Боже мой! И это та самая Эльжбета, которая играла с сердцами мужскими, словно дитя играет со своими цацками? А вот его, короля, Эльжбета так никогда не любила!

Скрепя сердце согласился он на просьбу исстрадавшейся красавицы — и позвал к себе Венгра, чтобы поговорить с ним по-мужски.

И вот он смотрит на человека, из-за которого Эльжбета совершенно потеряла голову, забыла разум и стыд. Красавец, да, ничего не скажешь… Но есть что-то в нем странное, что-то настораживающее. Болеслав никак не мог понять что… Но просьбу надо выполнять, и он принялся увещевать Венгра:

— Можно ли быть таким бесчувственным, как ты? Стольких ты благ и какой чести лишаешь себя и отдаешься на горькие муки! Отныне, да будет тебе ведомо, жизнь или смерть ожидают тебя: если волю госпожи своей исполнишь, то от нас в чести будешь и великую власть примешь, а ежели ослушаешься, то после многих мук смерть примешь.