Две капли голубой крови. Я ничего не должна тебе, мама - Елена Королевская

– Подальше, подальше чуть-чуть.

Люди смотрели на меня с удивлением, но отходили. Я набрала в грудь воздуха и запела:

– Расцветали яблони и груши…

Это была «Катюша», следующим номером шла песня «Один раз в год сады цветут»…

Остановить меня было нелегко, меня не смущал ни смех, ни вопросы, которые мне начинали задавать. Я твердо знала, что стану певицей, и щедро дарила свой талант людям.

– И в кого ты такая певучая? – спросила меня какая-то женщина.

– В себя! – ответила я гордо и добавила, – я буду певицей.

Люди похлопали. Мама сидела недалеко и не вмешивалась, так как реакция людей, как и обычно, была положительной. Спев две песни, я важно поклонилась и подошла к маме.

Но певицей я не стала, а стала главным бухгалтером, как одна из моих бабушек.

Бабушка (и дедушка)

Я рассказываю об этой бабушке первой, выбрав ее из всех моих родственников, потому что именно с ней связано мое второе семейное воспоминание.

Моя бабушка по папиной линии работала главным бухгалтером. И как я узнаю через много лет, период, в который я родилась, это горячая пора сдачи отчетности. Бабушка работала много и часто брала документы с работы домой. Так и в день, когда мама пришла из роддома, она была очень занята. А маму, как любую женщину, оскорбляло недостаточное внимание бабушки к столь важному в семье событию, и как мама мне с гордостью рассказывала, она вошла в комнату и положила меня прямо на бумаги перед ней, заявив:

– Посмотри, у тебя внучка родилась, а ты в бумагах зарылась! – и смело, свою смелость мама подчеркивала отдельно, посмотрела, какая будет у свекрови реакция.

– Вот, Леночка, – вздохнув и разведя руками, как бы показывая масштаб проблемы, – сказала бабушка. – Никогда не становись главным бухгалтером!

– Представляешь, – возмущалась, рассказывая мне об этом моя мама, – бумажки ей были важнее рождения внучки!

Я думаю, наверное, бабушка была властной женщиной, учитывая её профессию. И я понимаю, что надо обладать сильным характером, чтобы поступить так, как мама, а не проглотить обиду. Мама пошла на открытый конфликт со свекровью. Но что мама ожидала от этого конфликта, мне не понятно. И зачем это рассказывать мне – совсем маленькому ребёнку, всегда делая акцент в этой истории на равнодушие ближайших родственников к моему появлению. Из неё я твердо усвоила, что никому, кроме матери, в этом мире я не нужна.

Бабушка, по словам мамы, была виновата еще в том, что постоянно влезала в их с отцом жизнь. Ей не нравился выбор сына. Маму это возмущало, и она неоднократно рассказывала мне эпизод, обличавший ее ужасное к ней отношение. Вот он. Мама, выйдя замуж, готовить не умела. И как-то, купив курицу с зашитыми в пакет и уложенными внутрь потрохами, так и сварила ее отцу. А папа съел и ничего ей не сказал, но вот бабушка, позволила себе сделать ей замечание и укорить за невнимательность. В финале этой истории звучал возмущенный мамин вопрос:

– По какому праву она лезет в нашу семью и настраивает мужа против меня? – и незамедлительно был сделан вывод: Два соловья на одной ветке не поют!

И я запомнила, что в мою будущую семью свекровь лезть с вопросами о чем бы то ни было не имеет никакого права.

Как я рассказала, со временем мы стали жить в квартире втроем. После того, как это произошло, какое-то время бабушка приходила за мной в садик и брала меня к себе домой. Ах, как я это любила. Меня угощали конфетами и всякими вкусностями, обнимали, целовали. Я помню это счастье. Но неизменно мои редкие встречи с бабушкой заканчивались скандалом между нею и мамой, а меня мама сильно ругала. Она ставила меня перед собой, и начиналось внушение:

– Смотри мне в глаза, – говорила мама мне металлическим голосом, – уж если идешь к этой стерве, то возьми с собой и сестру! Поняла? Предательница! Что молчишь? Может, тебе вообще мать не нужна? В следующий раз, когда она придет за тобой, ты откажись и скажи, что без сестры никуда не пойдешь! Поняла? Обещай!

– Прости, мамочка, прости, я больше не буду, – плакала я и обещала.

Но когда бабушка приходила за мной, я замирала от ужаса и радости одновременно, пищала что-то про сестру, но бабушка отвечала, что пришла только за мной… и брала только меня. Мне тогда не было еще и пяти лет. Но постепенно я все же научилась выполнять требование мамы и отказывать ей, как больно мне это не было. Я понимала мамину обиду за сестру, и мне было больно, когда мама рассказывала о своих обидах на бабушку. Но и бабушкины сомнения относительно сестры сейчас для меня стали вполне понятны. В итоге мне все-таки пришлось сделать выбор между ними… И бабушка перестала приходить.

Я твердо помню любовь ко мне бабушки, хотя мама это и отрицает, и как мне кажется, что даже помню, как она произносит третью легенду нашей семьи:

– В нашей Леночке течет две капли голубой крови!

Я помню, что именно она очень гордилась моей рассудительностью и недетской степенностью. И поэтому на вопросы посторонних, откуда у меня такие манеры и серьезность, я всегда отвечала с достоинством именно этой фразой и, непременно добавляя, что это слова бабушки. Я гордо вскидывала голову и, хвастая, выдавала:

– А моя бабушка говорит, что во мне течет две капли голубой крови!

Значения этой фразы я не знала, да и не задумывалась над ним, просто мне нравилось ее повторять.

Дедушку я совсем не помню. Только помню, что он был и встречал меня с улыбкой. Так по решению моей мамы из моей жизни совсем рано «ушли» любящие меня бабушка и дедушка.

Видела я их еще всего один раз, когда дедушка тяжело заболел. В то время маме позвонила бабушка и попросила привести нас с ними повидаться перед смертью. Я училась уже в девятом классе, сестра – в седьмом. Нам было объявлено мамино решение и строго-настрого сказано, что ничего у них не брать и отвечать, что у нас всего в достатке. Мы приехали, дверь открыла полная темноволосая женщина – наша бабушка. Подошли к дедушке, он лежал в кровати, поздоровались, сели за стол, коротко пообщались о планах на будущее и… ушли, отказавшись от предложенных денег и угощения. Тогда меня потрясло, что не виделись мы уже больше десяти лет, а оказалось, что бабушка с дедушкой жили в том же микрорайоне, что и мы. И я силилась, но не могла понять, почему же они с нами не общались. Мы же выросли. Они вполне могли бы сделать попытку наладить с нами контакт напрямую, не дожидаясь смертного часа. От всех этих мыслей мне было очень больно.

Мама сочла наш поход триумфальным.

– Мы утерли им нос! Думали, я загнусь одна, а «фиг» им! Вы вон у меня какие! Умницы да красавицы выросли! – с удовольствием повторяла она всю дорогу.

Нам с сестрой было радостно за маму, но одновременно очень грустно. Я допускаю, что мы с сестрой многого не знаем про родителей отца, но все равно жаль, что этой любящей меня бабушки почти не было в моей жизни.

На этом семейные легенды закончились, их у меня всего три, как «три желания» в любой сказке. И теперь я расскажу о втором, после мамы, главном человеке в моей детской жизни – о моей любимой сестре.

Младшая сестра – мой первый ребёнок.

Сестра не была желанным ребенком. Она родилась по воле случая.

О сестре мама рассказывала, что в противовес мне она родилась сине-красного цвета, так как была семимесячной, без волос, ресниц и черная, как цыганка. На момент ее рождения мама уже находилась в стадии развода с отцом. Поэтому, видимо, сестру и не признали родственники отца. Поначалу она не была такой милашкой, как я. Никто не понимал, зачем, а самое главное – от кого мама ее родила. До самых родов, по рассказам мамы, у нее якобы и живота видно не было, и она сама узнала, что беременна, только тогда, когда сестра зашевелилась у нее в животе. Аборт на тот момент делать было уже поздно. Мне всегда казалось странным произошедшее с мамой, её беременность была далеко не первой. Из этой маминой истории я узнала, что дети могут быть нежеланными и сделала выводы, что мне очень повезло, что я вообще родилась. Мама рассказывала об аборте обыденно, как о простом и доступном решении проблемы, главное – успеть вовремя. И все эти сведения мне были известны от мамы с раннего дошкольного возраста. Мама с возмущением делилась со мной своей обидой на необоснованное, ничем не подкрепленное, недоверие.

Сестра подрастала и была всегда жизнерадостным, всем и всему улыбающимся ребенком, в отличие от меня. Сестре повезло, ей не досталось слышать скандалы с самого ее рождения. Сестру буквально все тискали, обнимали, целовали, и она дарила им улыбки. Из гадкого утенка всего за пару месяцев она превратилась в чудесную кудрявую, глазастую, кареглазую девчушку с ямочками на щечках и не сходящей с лица улыбкой; казалось, что она никогда ни о чем не переживала. Все ее любили, ну, кроме родственников со стороны отца.