Верните бутон дилетанту (Принцип Криницына - 2) - Владимир Солодовников

Раненько утром следующего дня для развлечения привезенного Егория Васильевича мы втроем, прихватив и Петра Николаевича, отправились к речке Черной. После спада воды в реке от весеннего паводка остались в стороне от чистеньких ее бережков большие и малые ямины, заполненые водой. Ямины эти местные жители звали бочагами. Воды в бочагах было по-разному: где до середины бедра, а чаще - только по колено. Для глубоких бочагов мы прихватили бредешок небольшой, а в мелких, как пообещал дядя Петя, наловим и руками. Егорий, понятно, удивился: как это руками рыбу ловить можно она ведь живая, да и скользкая. Как ловить? -Ничего, Егорий, наловим, увидишь - как. Мы шли к речке Черной через широкую луговину, и сочные росные травы вымочили нас скоро до пояса. А по мне - пусть! После городской сутолоки и автомобильной гари мне даже приятно, как холодит мне ноги роса, а вода чавкает в сапогах. Я человек городской, но иной раз мне кажется, что не где-нибудь, а здесь, вот она - моя родина: так хорошо мне воздухом этим дышать! Через речку мы перешли по узкому деревянному мостику. На другом берегу и были чуть поодаль вдоль по течению эти бочаги. Петр Николаевич поначалу сбросил свои сапоги и по небольшим яминам - ну, "шлындать"! муть, как мы поняли, со дна подымать. Замутил воду до крайности и вышел на бережок, присев на корточки, в ожидании, значит, того, что будет. А было, не поверите - чудо! Щурята и налимчики, а иные и крупные налимы из воды стали поочередно головы свои высовывать. Петр Николаевич не скучал - хватал их за жабры да на берег и выбрасывал. Мы с Егорием помогали. Куда у Васильича и леность делась! - что азарт с человеком творит! Набросали десятка два больших и средненьких щурят и налимов. На уху и этого бы хватило. Нет, жадность ведь обоих - и дядю Петю, и Васильевича - так обуяла, что не остановятся. Еще три бочага "обошли ногами", а из четвертого всю-то более или менее крупную рыбу бредешком вытащили. Я не одобрял их увлеченности, но что с мужиками сделаешь?! Это еще великий Некрасов заметил (и совершенно я с ним согласен!): "Мужик - что бык!". Ну, довольно, эти развлечения не по мне. Цель моего похода - не эти бочаги, да хотя бы и с рыбой. Нет, моя цель - сеновал у тети Поли. Очень мне захотелось на пробегающие в Выселки автомобили поглядеть. Для этой своей цели я и фотокамеру прихватил. -Вы -как хотите, а я ухожу. Ты, Егорий, жди меня у Варенцовых, варите там уху, пейте свою самогонку. К вечеру вернусь, и отправимся домой. Все понял, Васильич? Или повторить? -Ваня, мне все ясно. - Как про самогонку услышал дармовую, так и лицом, пьянь, просветлел. Я через мостик и - опять в село, но к перекрестку двух дорог (из Выселок грунтовой, к городу нашему родному - широченной и асфальтированной), где дом у тети Поли стоит, пылится. Полина Галанина уже знала о том, что я приехал: деревенское "сарафанное" радио передает все новости молниеносно. Она меня ждала, уже зная, что Зою я еще не нашел. На кухне стояла бутылка водки. Огурчики там и еще всякую снедь Полина мигом на стол метнула. Я много пить не стал, стаканчик небольшой из уважения к хозяйке и принял всего. У меня с собой "было" в металлической плоской фляжке, и на сеновале я скучать не буду. -Тетя Поля, я обоснуюсь на вашем сеновале? Очень мне хочется на машины посмотреть, что бегут в Выселки. Не мешай мне, хорошо? Полина согласно закивала головой: мол, все мне понятно, действуй, раз надо. Сеновал у тети Поли располагался над хлевом. В хлеву похрюкивали свиньи; коровенка же гуляла в выгоне в стаде, отправленная еще спозаранку тотчас после утренней дойки. По деревянной лесенке я забрался на сеновал, и в неширокий проем мне открылась изумительная панорама: вся дорога едва не до деревни Выселки просматривалась идеально. И стал я наблюдать, изредка потягивая из заветной фляжечки. Машин было немного, но, в основном, добротные, импортные. Да и утро ведь еще, до полудня часа два. Глянул на часы - десять утра. Все пробегающие автомобили в сторону деревни я снимал на фотопленку. Там разберемся, что это за машины, и чьи они. Я валялся на старом сене (а новый укос - когда еще!) и наблюдал за движением машин до самого вечера, в десять вечера, если быть точным, я и закончил свое наблюдение. Удивительно, но к темному времени и зачастили, в основном, автомобили. Чем сумрачнее становилось на улице, тем шикарнее авто. Да-а, задачка! В течение дня тетя Поля дважды прибегала к сеновалу и с земли почему-то шепотом предлагала мне еду: приносила блинчики, фаршированные зеленым луком с вареными яйцами, большую кружку парного молока ближе к вечеру, когда пригнали корову с выгона, и Полина выдоила ее. Я не отказывался. Я не отказался даже, когда тетя Поля принесла мне четвертинку самогонки с солеными огурчиками и краюхой хлеба, потому - коньяк в моей фляжке закончился. На свежем воздухе и не заметно, как пьется алкоголь - не пьянеешь вовсе. Все, отснятый (украдкой, понятное дело, от водителей и владельцев автомобилей) материал пойдет в дело. Егорьевы дружкисобутыльники из ГИБДД и уголовки все данные на эти автомобили и их владельцев мне дадут - я в этом не сомневался - или я не детектив? -Тетя Поля, не убивайся так сильно. Ищем твою внучку. До свидания пока, пойду я, успокаивал я Полину Галанину перед уходом к Варенцовым, где уже с нетерпением, наверное, меня ждал Егорий Васильевич. Тетя Поля все же поплакала малость, но уже не так горько, как у меня в квартире. В душе она, видимо, уже смирилась с пропажей внучки Зои - плохо это, когда надежду теряешь. Васильич меня не ждал: они "назвитались", как выразилась Нюра, свежей и наваристой ухи и целый день пьянствовали с Петром Николаевичем. Ухи они, видать, съели на двоих никак не меньше ведра. Егорий уже два часа как спал на раскладушке во дворе дома Варенцовых, дядя Петя спал в бане на верхнем полке, даже не подстелив под себя для мягкости хоть какую-нибудь тряпицу. Оба храпели настолько мощно, что дворовая собака под эту их "музыку" начинала временами подвывать, да мотивно так. Я с трудом Васильича растолкал, хотел уж использовать вернейший способ - отливать его холодной водой. Наконец, я его "осилил". Встал он (хоть и хмельной еще, но уже кой чего соображал), умылся с похмелья и выпил еще стакан крепчайшей самогонки, выпросив ее у жалостливой Нюры. Но это он сотворил украдкой от меня. Попросил бы он у меня, так я бы ему такую самогонку устроил - век бы помнил. Да у него, пожалуй, слабость-то половая не психическая, а от самогонки и есть. "У психиатра еще лечился, ему у нарколога лечиться бы надо. Пьянь окаянная!", - я матерился про себя (в голос неловко, рядышком подсмехалась Нюра), когда тащил опять захмелевшего Егория. Уснул он у меня дома, в городе, но даже на спящего Дуська бы, наверное, шипела и топорщила шерсть. Кстати, а где Дуська? Я обошел обе комнаты, звал ее и ласково, и угрожающе, но толку - пшик. Форточка, закрытая перед моим отъездом в Ильинское, была открыта настежь. А Дуськи не было! Ну, и дрянь! - выскочила, видать, в форточку. А открыла как? Это ведь, если она на улицу удрала (а больше некуда, в квартире ведь ее нет, и форточка открыта), так ее, непривычную к нашему двору и к улице вообще, и собаки растерзать могут. Было уже у нас во дворе такое. Да и забрать ее мог кто-нибудь, до чужих кошек охочий. Еще бы! - пушистая и необыкновенного, бежевого (да-да, бежевого, а не красного, как сказали бы профессиналы-кошатники) окраса Дуська привлечет своей красотой любого. При включенном свете в комнате с распахнутой форточкой и кактусами на подоконнике я, вдруг, заметил, как Дуська, моя Дуська, с довольно толстой ветви тополя, растущего под окнами дома, осторожно перебирая мягкими своими шелковистыми лапками, потихонечку подбирается поближе к открытой форточке. От ветви до форточки оставалось метра полтора-два. Кошка стояла теперь на ветви тремя лапками, пригнувшись трусливо, а четвертую, переднюю лапу вытягивала в сторону форточки, словно прощупывала: насколько плотен воздух, и сможет ли он удержать ее на случай, если Дуська надумает пробежать до окна. Она поняла, конечно, что не удержит. В клубке чувств - и домой хочется, и прыгать страшно - Дуська совсем запуталась. Но домой хотелось сильнее, и она отчаянно прыгнула в направлении к форточке, мол, будь, что будет. Удача улыбнулась Дуське: она долетела до форточки. Хоть и неудачно, но все же зацепилась передними лапами за деревянную раму и, проскальзывая по стеклу задними лапами, вскарабкалась в форточку, и тут же прыгнула в комнату. Прыгнула и повернулась в сторону окна с вытаращенными от пережитого испуга глазами, думая, видимо: "Какой же это я фортель отмочила! Вот это я!". Ну, я, скажем, больше Дуськиного перепугался. Так перепугался, что: Фу, ты, едва дух перевел!

Телефон трезвонил пронзительно, я с трудом, не в силах разлепить еще спящие веки, наощупь взял трубку. Сразу не мог понять, кто звонит. -Кто? Какой Русинов? Русинов? Валерка, ты? Чего надо? Ты что, ошалел совсем? который час? Убийство? А я здесь причем? Кто же меня на место проишествия возьмет, если я, хоть и детектив, но частный? Звонил Валерий Русинов, сообщавший мне, что вблизи села Ильинского обнаружен егерем в полпятого утра притопленный труп девочки-подростка. На берегу следы крови. Мне как прострелило сердце острой, никогда раньше не бывавшей болью, куда и сон делся. Трясущийся, в страхе и возбуждении, я долго не мог попасть ногами в штанины, а руками в рукава, в горле - поверите? - вмиг сухо стало до невероятности. В легких так что-то спазмировалось, что я подумал уже - все, хана мне, видать, приходит. Так я перепугался - не Зоя ли там мертвая лежит?! Валерка обещался заехать за мной, а на вопрос: "Можно ли мне с тобой на место происшествия? - он ответил: "Вообще нельзя, но если сильно хочется, то - можно". Я глянул на часы - без пятнадцати шесть. Не так уж и рано, да ведь приехали вчера поздно, выпивали с Егорием, правда, по-разному - в разных дозах, но все же: Я не стал будить Егория, написал ему записку, где поесть, где умыться, оставил ему запасной ключ. Перед уходом не забыл насыпать сухого корма Дуське и налить кефира. Ешь, героиня моя!