Три последних самодержца - Александра Богданович

Однако время лучшим для монархистов не становилось. В 1904 г. началась русско-японская война, в которой царизм потерпел серию позорных военных поражений, а в 1905 г. разразилась первая российская революция. Цензовая Россия металась в поисках политических решений. Надежды возлагались то на очередного сановника, то на «прозрение» верховной власти, которая чем дальше, тем больше самоизолировалась от общества и острых государственных проблем. В придворных кругах, напуганных и сбитых с толку ходом событий, которые им все труднее удавалось понимать и предвидеть, распространялась вера во всякие чудеса, увлечение мистицизмом сделалось повальным. В замкнутом мире дворцовых покоев стали появляться фигуры гадалок и прорицателей, обещавших избавление от смут, суливших мир и благополучие в скором будущем. Фиксируя подобные явления, Александра Викторовна считала их недопустимыми. Вот запись от 25 октября 1906 г.: «Говорили сегодня, что первую роль у царя и царицы играет Настасья Николаевна Лейхтенбергская, которая разводится с мужем и выходит замуж за вел. кн. Николая Николаевича. Эта Настасья Николаевна, говорят, воплотила в себе медиума Филиппа (шарлатан-гипнотизер из Лиона, одно время «вразумлявший» царскую чету. — А. Б.), что он в нее вселился, и она предсказывает, что теперь все будет спокойно… Царь и царица верят каждому слову этой Настасьи ради предсказываемого ею полного спокойствия, оба они обретаются в ожидании этого полного спокойствия и потому веселы и беспечны». Восклицанием «это ужасно!» заканчивает Александра Викторовна свое изложение.

Скоро всех гадалок и ясновидящих затмит при дворе мрачная фигура Г. Е. Распутина, этого истинного проклятия последних Романовых. Он появился как один из многих, но время и место сделали его единственным и уникальным феноменом, высветившим пороки агонизировавшей монархии. Ее крах супругам Богданович увидеть не удалось, они умерли до наступления драматического финала (в 1914 г.), но приближение развязки чувствовали, что и отразили дневниковые записи. Убежденная монархистка иногда просто криком кричит о безобразном калейдоскопе событий, разворачивавшемся на верхних этажах государственной власти с появлением там «нашего друга», как называли Распутина в своей конфиденциальной переписке царь и царица. Впервые «тревожную весть» в салон на Исаакиевскую принес уже упоминавшийся Н. А. Радциг в ноябре 1908 г., сообщивший, что ближайшая к императрице фрейлина и ее конфидентка А. А. Вырубова дружит с «каким-то мужиком», у которого «звериные глаза, самая противная, нахальная наружность». Однако «самое печальное» состояло в том, что он бывал у Вырубовой в присутствии царицы, хотя «пока во дворец не показывался» (8 ноября). Но уже в 1910 г. Александра Викторовна с возмущением констатировала, что Распутина «допускают во всякое время во дворец». Описав некоторые деяния «старца», она завершила: «И это творится в XX веке! Прямо ужас!» (20 марта).

Записи последнего, 1912 г. в большинстве своем пронизаны «распутинской» темой. Так, например, 18 февраля 1912 г. Александра Викторовна признала, что, прожив долгую жизнь, десятилетиями вращаясь в петербургском свете, ей «более позорного времени не приходилось переживать. Управляет теперь Россией не царь, а проходимец Распутин» и «в данное время всякое уважение к царю пропало». От крушения монархических иллюзий до краха монархии оставалось совсем немного времени. Уже после смерти жены, в начале 1914 г., генерал Богданович послал Николаю II откровенное письмо, в котором умолял его удалить Распутина от престола, но все было тщетно. Эпилог царизма неумолимо приближался. Этим объясняется то пристальное внимание и обеспокоенность, а затем и отчаяние, которое сквозит в многочисленных записях Александры Викторовны о революционных выступлениях. Уже в феврале 1879 г., говоря о народническом терроре, она с возмущением восклицала:

«И как до сих пор не найти нити, откуда это исходит?» Автор без устали отстаивает мысль, что твердая власть, хорошая работа полиции и жестокие наказания, применяемые к «нигилистам» и «социалистам», смогут покончить «со всем этим злом». Она забывает о милосердии, когда говорит о народовольцах, осуществивших убийство Александра II 1 марта 1881 г. Ей мало того, что они приговорены к смертной казни и должны подняться на эшафот. «Дама из общества» ратует за применение к ним перед казнью пыток, тут же добавляя: «Я не злая, но это необходимо для общей безопасности, для общего спокойствия» (29 марта 1891 г.). В 1901 г., обсуждая с управляющим Комитета министров А. Н. Куломзиным студенческие волнения, она высказалась за применение нагайки при разгоне студенческих сходок, как особо оскорбительной для студенчества меры насилия.

Аргументация здесь достаточно проста: «Их же поведение внушает нам презрение, поэтому и меры, к ним применяемые, должны быть тоже презренные» (23 декабря). Между тем одна из глубинных причин социального брожения как раз и заключалась в законодательно охраняемом и несправедливом делении общества на «них» и на «мы», но человек, впитавший в себя предрассудки сословно-ранжированного общества, этого не замечает. Ей кажется такой порядок естественным и справедливым.

Иногда у А. В. Богданович появлялись мысли о том, что для подавления революционных выступлений одного правительственного насилия недостаточно. По мере расширения освободительного движения, приобретавшего характер массовых народных протестов. Александра, Викторовна стала высказывать мысли, которые ранее ей были несвойственны. Говоря о стачках в Петербурге, заметила:

«Рабочие, может, и правы в своих требованиях, так как изнурены работою от 6 часов утра до 8 часов вечера» (2 июня 1896 г.). Или вот еще. Размышляя о роскоши придворной жизни, записала: «Живя в такой роскоши, может ли царь и семья его понимать бедность, соболезновать ей?» (28 августа 1911 г.) Конечно, такие краткосрочные «прозрения» убеждений не меняли, но постоянно рождали мысли о «неумном» государственном управлении. Большое место в книге уделено крупнейшему общественно-политическому событию отечественной истории начала XX века: российской революции 1905–1907 гг. Александра Викторовна описала и прокомментировала многие ее вехи, начиная с «кровавого воскресенья», 9 января 1905 г., и вплоть до третьеиюньского переворота 1907 г. Она выступает здесь и как очевидец (ряд эпизодов разворачивался на ее глазах), и как человек, хорошо информированный о различных сторонах деятельности правительства в столь критический период. Растерянность и отчаяние высших слоев общества, паралич власти, неспособность ее принимать необходимые для страны решения — эти исторические реальности зафиксированы хозяйкой дома на Исаакиевской. Записи содержат массу конкретных данных о забастовках, манифестациях, покушениях на сановников, карательных акциях, о собраниях либеральных деятелей и т. п. сведений, в совокупности дающих яркую панораму общественных страстей, сотрясавших Россию в эти годы. Революция вынудила царизм пойти на уступки. В царском Манифесте 17 октября 1905 г. «Об усовершенствовании государственного порядка» содержались обещания «даровать народу» основы гражданских свобод: неприкосновенность личности и жилища, свободу совести, слова, собраний и союзов; привлечь к выборам в Государственную думу все слои населения, признать ее законодательным органом, без одобрения которого никакой закон не мог вступить в силу. По сути дела, самодержавие заявляло о самоликвидации, но не спешило претворить в жизнь эти декларации. Революция изменила систему, но изменения касались главным образом ее внешнего облика, а не органической природы. Когда революционная волна пошла на спад, правящим кругам удалось свести на нет многие из революционных завоеваний.